Китахара Хакусю - погружение во тьму
В 1909 в Токио вышел в свет первый сборник молодого поэта Китахара Хакусю - "Запретная вера".
Стихи о первых годах христиантва в Японии сразу же принесли ему громкую известность.
Привлекали поэта, надо сказать, отнюдь не религиозные вопросы, а исключительно экзотика и романтический антураж избранной темы.
Сокровенная музыка запретной веры
Как будто все оживают передо мной
все ереси истерзанного века
И чудеса, что силой чар волшебных
творит могучий христианский бог...
Вот капитаны черных кораблей,
приплывших из страны рыжеволосых,
Багряное заморское стекло
манящий пряный аромат гвоздики,
Парча, отборный хлопок, ром и вина -
товары южных варваров в порту.
Мне слышатся хоралы литургии -
голубоглазые доминиканцы
Поют о божестве запретной веры,
поют об окровавленном кресте.
Магический сосуд являет взору
зерно горчицы с яблоко размером,
Всевидящая раздвижная трубка
для смертных открывает рай небесный...
Из камня возведенные дома,
где белой кровью мрамор пламенеет -
Та кровь, гласит молва, в лучах заката
играет, как вино в хрустальных кубках.
В чудесных магнетических виденьях
дым благовоний стелется, как бархат.
Мир призрачного лунного сиянья,
хранящий силуэты птиц, животных...
Молва гласит, из ядовитых трав
там добывают пудру и румяна...
О лик святой Марии, что написан
цветным пахучим маслом на холсте!
Слов литеры - латинских, португальских
в горизонтальных темно-синих строчках.
Звук этих слов, неведомых, прекрасных
таит печальное очарованье...
О, снизойди же, преподобный падре,
сверши заклятье, властью чудотворной
Верни столетья вспять - не пожалею,
коль кровь моя прольется на кресте!
Лишь об одном молю - мне сон заветный,
тот дивный сон багряный подари!
К тебе взываю, отче, воспаряют,
Как дым, в мольбе душа моя и тело!
Кано Найдзен (1570-1616) - еще один художник Школы Кано , работавший в жанре намбан (изображение понаехавших европейцев).
Красный Епископ
Христианский прелат, ревнитель запретной веры,
Взор вперив в темноту под луной стоит одиноко
Меж лекарственных трав, красноватых, отраву таящих,
чей неясный шелест отдается трепетом в сердце.
Все вокруг объято зловещей туманной мглою.
На воде, в тростниках играют лунные блики.
Фортепьяно во мраке исходит синим рыданьем.
Неподвижно стоит епископ с застывшим взором,
В долгополой мантии, отливающей темным багрянцем,
Ароматом овеян, в сумрачной сладкой истоме,
Одурманив себя ядовитым дымом гашиша -
Может быть, в предчувствии близкого наслажденья,
Может быть, уже во власти видений смутных,
Колдовским оцепенением скован.
На руке у епископа черная сова-вещунья.
В темноте глаза совы мрачно сверкают.
На подоле мантии мерно сверчок стрекочет.
Кано Доми (?-1557)
Китахара Хакусю (1885-1942) родился в семье преуспевающего торговца на о. Кюсю, в 1906 он переехал в Токио и поступил в университет Васэда. Молодой поэт был тепло принят в литературных кругах - он примкнул к единомышленникам Ёсано Тэккана и его жены Акико( о ней ), посещал литературные вечера у Мори Огай (его рассказ о танцовщице Ханако я выклыдывала здесь ).
Хакусю стал душой богемного "Общества Пана", его стихотворение "в небе багряные облака" стало неофициальным гимном молодых литераторов:
В небе багряны-багряны облака,
В наших бокалах багряное вино.
Что о жизни горевать, если все равно
В небе багряны-багряны облака!
Осенний взор
Поздней осенью, свесившись через мокрые перила,
Над рекой горюет пожелтевшая плакучая ива
Где-то вдалеке затихают звуки тромбона -
Похоронная тоска в воздухе повисает
Посмотри, вон там, у висячего моста, в полумраке
Газовые фонари, сонных коней дыханье
Балаган молчит - сквозь сизый занавес ночи
Цирковая наездница в зеркало вод глядится...
Время
Время уходит. Как уходит красный корабль в море.
Как уходит закатный отблеск со стены амбара,
Как довольное мурлыканье черной кошки...
Время уходит. Неизвестно как, неизвестно когда,
Уходит, отбрасывая легкие тени.
Время уходит. Как уходит красный пароход в море.
Обращался он и к традиционной форме танка, наполняя их образами нового времени:
Вот запела свирель -
и вновь панорама Парижа
перед взором встает.
Вешней новью в сумрачном небе
разливает луна сиянье...
Где-то в сердце моем
это слово печальное «Лондон»
оживает порой.
Что тут скажешь? Цветы багряны,
человеческий век недолог...
Растекаясь во рту,
вкус выдержанного виски
пробуждает печаль.
Там, в мерцающем полумраке,
незаметно весна уходит...
Синеватый ликер
в прозрачный графин из бутыли
я налил перед сном -
засыпая, лежу и любуюсь
переливами лунных бликов...
Эта снежная ночь!
Плывет аромат шоколада.
Жду тебя - не дождусь,
а напротив нетерпеливо
самовар бурлит и клокочет...
О месте традиционной поэзии в современной литературе Хакусю выссказывался весьма образно:
«Сердца молодых людей вечно взыскуют более сложной, беспредельной в своей незавершенности музыки. Они обращаются к Дега, обращаются к Мане, обращаются к Гогену, к Андрееву; их влекут чувства и форма у Штрауса, Бодлера, Роденбаха...
Когда я устаю от наслаждения, дарованного сильными, яркими цветами, густотой тонов, цвет маленького изумруда, впитавшего колорит старины, будто бы просеивает сквозь мои пальцы неясные грустные отголоски, звучащие в душе. Это похоже на вкус бокала шампанского, когда пригубишь его в пору болезни...
Старинный маленький изумруд - он должен храниться в хрустальной шкатулке за бутылками крепких европейских напитков и склянками с гашишем. Старинная однострунная лютня должна стоять в сизой тени рядом с французским пианино, чтобы ею можно было любоваться в тишине и покое. Вот как я представляю себе танка.
И я поистине люблю их! Если мои стихи нового стиля уподобить полотнам импрессионистов, писанным масляными красками, то мои танка напоминают смутно проступающие на обратной стороне холста пятна скипидара. Эти печальные влажные пятна и есть зелень маленького изумруда в моей душе, тонкий и чистый рыдающий глас однострунной лютни».
В 1912 Хакусю попал в тюрьму за аморальное поведение.
Меня вывели на прогулку во двор тюрьмы:
Сколько мне предстоит
любоваться зарею рассветной
из-за этой стены?
Во дворе - что вчера, что сегодня -
безнадежно цветы алеют...
(Взгляд узника, устремленый в небо, алые цветы... казалось бы, простое описание, но Хакусю углубленно изучал английскую литературу, и, вне сомнения, был знаком с "Балладой Редингской тюрьмы")
Как бы то ни было, арестантский быт существено отличался от его прежней жизни.
Хакусю написал цикл пятистиший про тюрьму, вышел на волю, женился на любовнице и переехал жить в рыбацкую деревню.
Впрочем, перемену литературного стиля он описывал в прежней цветистой манере:
«бледно-лиловые цветы павлонии и молочная желтизна бисквита превратились в сновиденье незапамятного времени года где-то в заморских краях»
Несколько воробьев
на стерне урожай добирают -
всё клюют да клюют,
повернувшись к зрителю задом
и задрав кургузые гузки...
В 1937 вышел его сборник "Черная криптомерия", к этому времени Хакую окончательно ослеп.
Неужто не вижу
я даже иней, что выпал с утра?
Да, перед глазами
что поля кругом, что межи -
все окутано черной мглой...
Стихи он продолжал писать до конца жизни
(стихи в переводе А.Долина)