кузнец
Железный человек
Александр Купряшин не считает, что кузнец - экзотическая профессия
[Spoiler (click to open)]Попробуйте представить, сколько в Твери кузнецов. Представили? Их, действительно, очень мало. И один из них Александр Купряшин, которого хорошо знают не только в Тверской области, но и за ее пределами.
За воротами его дома - целая россыпь самых разнообразных «изделий прошлого»: станок для починки обуви, детская кроватка, печные заслонки, утюги и множество того, что люди, как правило, не задумываясь, свозят в металлолом.
В день нашего визита Александр не без гордости показывает на массивное изделие с большим колесом и хитро смотрит, ожидая, что я обязательно угадаю.
- Это ручной сверлильный станок 1930х годов. Тот самый, что на фотографии первых производственных цехов завода «Метиз». Правда, не оттуда, наверное, но такой же точно.
Это наш с ним общий интерес, который и свел когда-то двух увлеченных людей. Фотографию эту удалось раздобыть в музее УФСИН (завод «Метиз» - это ныне ИК 10 в Калининском районе), а начиналось знакомство и вовсе с кузнечных камней.
Александр, хоть и не историк по образованию, склад ума имеет такой, что историческая наука потеряла в его лице отличного специалиста. Хотя почему потеряла? В археологических сборниках его имя вполне можно встретить. Дома же у него можно увидеть клееные горшки (как назвали бы их обыватели) - на деле же это найденные при археологических раскопках керамические сосуды, которые Купряшин профессионально и давно реставрирует. Сам Александр по образованию печатник, осваивал полиграфические науки, в реставрацию попал случайно, как случайно взял в руки и кузнечный молот. А вообще он мечтал о море…
Корни Александра из Пензенской губернии. Именно оттуда был сослан «на работы» на Савватьевские торфоразработки его дед. Дед тоже был личностью незаурядной. Воевал в Первую мировую, заболел малярией, за нежелание вступать в колхоз получил по счастливому случаю не Сибирь, а барак под Тверью. В первый же отпуск поехал домой, повез из «ссылки» родным гостинцев.
- Посмотрел он, как семья там живет, и привез ее сюда, - рассказывает Александр. - Решил, что там хуже, чем здесь, в бараке. В Великую Отечественную деда отправили на Урал, на завод. Повидал он многое и умер под новый 1960й год.
Ушедшие родные для Купряшина, как, впрочем, для любого нормального человека, это и память семейная, и опыт осмысления себя, своего «багажа».
- Я рос с бабушкой. Она не столько воспитывала, сколько вложила в меня исконной русской самобытности. Когда она пряла, я любил сидеть и завороженно смотреть. Рассказывала сказки, старые предания, мы с ней пекли «жаворонков» на Сорок Севастийских мучеников. Я рос с ней, носительницей того чудесного мира, и она в меня вкладывала его часть. Я воспринял. И приятно с этим жить, тепло от этих вещей, от их простоты. Один штрих к портрету - раннее детское воспоминание: лежу на кровати, вот в этом самом доме, где мы сейчас сидим, бабушка рассказывает сказку и кормит меня манной кашей. Я пальчиком поддеваю и отрываю край обоев, она кашей - чпок - и приклеила их обратно. Так просто, естественно…
Семейная история у Александра сложная. А у кого простая?.. С морем не сложилось. Из полиграфии Александр попал в археологию. Сам удивляется, как так сложилось.
- Помню, кто-то мне сказал, что в отдел археологии Калининского музея требуется сотрудник. Я и пошел. Как я со своей природной застенчивостью на это решился, непонятно до сих пор, - шутит Александр. Это был 1989 год. С тех пор клееные горшки (глиняные сосуды) прописались на столах и полках в его доме. Временной разброс этих «горшков» какой--то космический. От мезолита до ХХ века.
- Мне нравится собирать и клеить, - делится Купряшин. - Когда было мало работы, я покупал большие паззлы, вытряхивал их кучей из коробки, а картинку-образец выбрасывал.
Об археологии и реставрации Александр может говорить долго. Это необъятная тема, наполненная интересными находками. Купряшин несет толстый археологический сборник и показывает статью, где он является соавтором.
- Это о находках раскопа под новым корпусом детской областной больницы. Здесь было найдено около полусотни полных форм сосудов, не исключено, что это могла быть кухня древнего Архангельского монастыря. Причем, что интересно, разбитые сосуды наши предки никогда не бросали в одну яму, но разные кусочки в разные ямы.
Наверное, чтобы археологам скучно не было. Практически все эти сосуды реставрировал Купряшин.
Кузнечество пришло в его жизнь так же стихийно. В 2004 году на участке появилась своя кузня, которая впоследствии наполнилась не только инструментом и современным горном, но и стуком молота. Несмотря на многогранность увлечений Александра, для друзей и знакомых он теперь, и, наверное, навсегда, кузнец. И точка.
В его кузне очень уютно и пахнет «баней» - остывшим углем. Холодный горн понемногу разгорается, шумит вентилятор, и скоро заготовка меча ложится на угли.
- Сегодня не скажу, что кузнец - это экзотическая профессия. Кузнецов много. Больше всего их работает в холодной ковке, где все фигурные детали делает машина. Классического кузнечества меньше: некоторые как муравьи сидят в своих норах, не вылезая, а кого-то можно встретить на всех фестивалях и народных праздниках.
Купряшин точно относится к последним, и ярлык «фестивальщик» его не смущает. Ему интересно показывать то, что он умеет, и смотреть, что умеют другие.
- У меня есть мечта: чтобы в городе открылась кузница, где я мог бы проводить мастер-классы для детей. Пробовал это делать в своей кузне, но она маловата. Мечта пока не сбывается, потому что нет подходящего помещения.
Александр ведет показывать еще одно свое сокровище: старые меха. Он их нашел в одной из деревень, в потухшем костре. Это устройство в человеческий рост, очень красивое по своей форме и великолепное как образец навсегда ушедшего в историю инструмента. Есть и старые наковальни--кормилицы. Все это: переносной горн, меха, наковальню, пенек - можно загрузить в машину и выехать на какой-нибудь фестиваль. Александра зовут отовсюду, он загружается и едет.
А еще у входа в дом Купряшина рядом со старым сверлильным станком стоит металлическое дерево с железными листьями. Небольшое, но значимое и очень натуралистичное. Дерево «прорастает» стволом сквозь дом, каждая стена которого - это или глухая стена беспросветности, или яркий витраж счастья, или дерево дома, или камень квартиры. А внизу по конусу ползут корни, стараясь уцепиться хоть за что-то, чтобы устоять.
- Когда это дерево стояло на выставке, дети фотографировались рядом с ним, называя избушкой на курьих ножках. Для кого-то, может, так и есть, а для меня это дерево моей жизни, в которой есть место всему: и счастью, и боли. Сейчас вот немного поржавело под дождем. Это даже к лучшему. Нет ничего идеального.
Три вопроса Александру Купряшину
- Так все-таки есть дело, которому можно посвятить жизнь?
- Я не могу заниматься чем-то одним. Говорю себе: ну занимайся ты ковкой, нет ведь, надо заняться еще и кузнечными камнями. Такой вот я на свет уродился.
- Кузнечество ведь больше «сидячая» работа…
- Сидеть я не могу, не умею. Мне нужно куда-то ехать. Или давать мастер-классы, или искать в деревнях выброшенные сокровища…
- Мысли о море еще есть?
- Будут всегда. Море внутри.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
П. С. дальше еще интереснее)
Александр Купряшин не считает, что кузнец - экзотическая профессия
[Spoiler (click to open)]Попробуйте представить, сколько в Твери кузнецов. Представили? Их, действительно, очень мало. И один из них Александр Купряшин, которого хорошо знают не только в Тверской области, но и за ее пределами.
За воротами его дома - целая россыпь самых разнообразных «изделий прошлого»: станок для починки обуви, детская кроватка, печные заслонки, утюги и множество того, что люди, как правило, не задумываясь, свозят в металлолом.
В день нашего визита Александр не без гордости показывает на массивное изделие с большим колесом и хитро смотрит, ожидая, что я обязательно угадаю.
- Это ручной сверлильный станок 1930х годов. Тот самый, что на фотографии первых производственных цехов завода «Метиз». Правда, не оттуда, наверное, но такой же точно.
Это наш с ним общий интерес, который и свел когда-то двух увлеченных людей. Фотографию эту удалось раздобыть в музее УФСИН (завод «Метиз» - это ныне ИК 10 в Калининском районе), а начиналось знакомство и вовсе с кузнечных камней.
Александр, хоть и не историк по образованию, склад ума имеет такой, что историческая наука потеряла в его лице отличного специалиста. Хотя почему потеряла? В археологических сборниках его имя вполне можно встретить. Дома же у него можно увидеть клееные горшки (как назвали бы их обыватели) - на деле же это найденные при археологических раскопках керамические сосуды, которые Купряшин профессионально и давно реставрирует. Сам Александр по образованию печатник, осваивал полиграфические науки, в реставрацию попал случайно, как случайно взял в руки и кузнечный молот. А вообще он мечтал о море…
Корни Александра из Пензенской губернии. Именно оттуда был сослан «на работы» на Савватьевские торфоразработки его дед. Дед тоже был личностью незаурядной. Воевал в Первую мировую, заболел малярией, за нежелание вступать в колхоз получил по счастливому случаю не Сибирь, а барак под Тверью. В первый же отпуск поехал домой, повез из «ссылки» родным гостинцев.
- Посмотрел он, как семья там живет, и привез ее сюда, - рассказывает Александр. - Решил, что там хуже, чем здесь, в бараке. В Великую Отечественную деда отправили на Урал, на завод. Повидал он многое и умер под новый 1960й год.
Ушедшие родные для Купряшина, как, впрочем, для любого нормального человека, это и память семейная, и опыт осмысления себя, своего «багажа».
- Я рос с бабушкой. Она не столько воспитывала, сколько вложила в меня исконной русской самобытности. Когда она пряла, я любил сидеть и завороженно смотреть. Рассказывала сказки, старые предания, мы с ней пекли «жаворонков» на Сорок Севастийских мучеников. Я рос с ней, носительницей того чудесного мира, и она в меня вкладывала его часть. Я воспринял. И приятно с этим жить, тепло от этих вещей, от их простоты. Один штрих к портрету - раннее детское воспоминание: лежу на кровати, вот в этом самом доме, где мы сейчас сидим, бабушка рассказывает сказку и кормит меня манной кашей. Я пальчиком поддеваю и отрываю край обоев, она кашей - чпок - и приклеила их обратно. Так просто, естественно…
Семейная история у Александра сложная. А у кого простая?.. С морем не сложилось. Из полиграфии Александр попал в археологию. Сам удивляется, как так сложилось.
- Помню, кто-то мне сказал, что в отдел археологии Калининского музея требуется сотрудник. Я и пошел. Как я со своей природной застенчивостью на это решился, непонятно до сих пор, - шутит Александр. Это был 1989 год. С тех пор клееные горшки (глиняные сосуды) прописались на столах и полках в его доме. Временной разброс этих «горшков» какой--то космический. От мезолита до ХХ века.
- Мне нравится собирать и клеить, - делится Купряшин. - Когда было мало работы, я покупал большие паззлы, вытряхивал их кучей из коробки, а картинку-образец выбрасывал.
Об археологии и реставрации Александр может говорить долго. Это необъятная тема, наполненная интересными находками. Купряшин несет толстый археологический сборник и показывает статью, где он является соавтором.
- Это о находках раскопа под новым корпусом детской областной больницы. Здесь было найдено около полусотни полных форм сосудов, не исключено, что это могла быть кухня древнего Архангельского монастыря. Причем, что интересно, разбитые сосуды наши предки никогда не бросали в одну яму, но разные кусочки в разные ямы.
Наверное, чтобы археологам скучно не было. Практически все эти сосуды реставрировал Купряшин.
Кузнечество пришло в его жизнь так же стихийно. В 2004 году на участке появилась своя кузня, которая впоследствии наполнилась не только инструментом и современным горном, но и стуком молота. Несмотря на многогранность увлечений Александра, для друзей и знакомых он теперь, и, наверное, навсегда, кузнец. И точка.
В его кузне очень уютно и пахнет «баней» - остывшим углем. Холодный горн понемногу разгорается, шумит вентилятор, и скоро заготовка меча ложится на угли.
- Сегодня не скажу, что кузнец - это экзотическая профессия. Кузнецов много. Больше всего их работает в холодной ковке, где все фигурные детали делает машина. Классического кузнечества меньше: некоторые как муравьи сидят в своих норах, не вылезая, а кого-то можно встретить на всех фестивалях и народных праздниках.
Купряшин точно относится к последним, и ярлык «фестивальщик» его не смущает. Ему интересно показывать то, что он умеет, и смотреть, что умеют другие.
- У меня есть мечта: чтобы в городе открылась кузница, где я мог бы проводить мастер-классы для детей. Пробовал это делать в своей кузне, но она маловата. Мечта пока не сбывается, потому что нет подходящего помещения.
Александр ведет показывать еще одно свое сокровище: старые меха. Он их нашел в одной из деревень, в потухшем костре. Это устройство в человеческий рост, очень красивое по своей форме и великолепное как образец навсегда ушедшего в историю инструмента. Есть и старые наковальни--кормилицы. Все это: переносной горн, меха, наковальню, пенек - можно загрузить в машину и выехать на какой-нибудь фестиваль. Александра зовут отовсюду, он загружается и едет.
А еще у входа в дом Купряшина рядом со старым сверлильным станком стоит металлическое дерево с железными листьями. Небольшое, но значимое и очень натуралистичное. Дерево «прорастает» стволом сквозь дом, каждая стена которого - это или глухая стена беспросветности, или яркий витраж счастья, или дерево дома, или камень квартиры. А внизу по конусу ползут корни, стараясь уцепиться хоть за что-то, чтобы устоять.
- Когда это дерево стояло на выставке, дети фотографировались рядом с ним, называя избушкой на курьих ножках. Для кого-то, может, так и есть, а для меня это дерево моей жизни, в которой есть место всему: и счастью, и боли. Сейчас вот немного поржавело под дождем. Это даже к лучшему. Нет ничего идеального.
Три вопроса Александру Купряшину
- Так все-таки есть дело, которому можно посвятить жизнь?
- Я не могу заниматься чем-то одним. Говорю себе: ну занимайся ты ковкой, нет ведь, надо заняться еще и кузнечными камнями. Такой вот я на свет уродился.
- Кузнечество ведь больше «сидячая» работа…
- Сидеть я не могу, не умею. Мне нужно куда-то ехать. Или давать мастер-классы, или искать в деревнях выброшенные сокровища…
- Мысли о море еще есть?
- Будут всегда. Море внутри.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
П. С. дальше еще интереснее)
Click to view