Больница выплатила компенсацию морального вреда маме мальчика 1 200 000 руб., а отцу - 1 000 000 руб
С Екатериной несколько лет назад случилась трагедия, о которой тяжело и читать, и писать. Она потеряла своего новорожденного сына после тяжелых родов. Женщина считает, что это случилось из-за некомпетентности медиков. Сын Екатерины прожил 5 месяцев. Она поделилась своей историей с Woman.ru, чтобы помочь тем мамам, которые переживают подобное. Далее ее рассказ от первого лица.
"Мы решили, что хотим ребенка, когда выплатили ипотеку. Я подготовилась по всем фронтам: вылечила зубы, сдала анализы, ходила в спортзал и в бассейн. Когда случилась задержка, я сделала тест и отчетливо увидела две полоски. Чтобы исключить внематочную беременность, записалась на УЗИ. Страха не было, я верила, что всё хорошо. Так оно и было. Срок - 5-6 недель.
«Даже если запутался, то так же и распутается»
Я встала на учет в обычную бесплатную консультацию и наблюдалась там всю беременность. Анализы всегда были в идеале, токсикоза не было вообще. С самого начала я знала, что у нас будет сын, я чувствовала. Первый скрининг меня очень растрогал. Когда я увидела маленького человека с ножками и ручками, на глаза навернулись слезы счастья.
На втором скрининге в результатах УЗИ написали, что в одной из маточных артерий давление чуть-чуть выше, чем в другой, и «возможное обвитие вокруг шеи». Мой врач, женщина лет шестидесяти, успокоила: «Что ты испугалась? Ребенок вес набирает хорошо, показатели идеальные, но он пока еще маленький, трогает пуповину, играет с ней. Даже если запутался, то так же и распутается».
По третьему скринингу всё было в норме. Я спрашивала врача, нужно ли проверить что-то еще, но она отвечала, что всё хорошо. Близился срок ПДР (предполагаемая дата родов. - Прим. ред.). Я смотрела различные обучающие ролики про дыхание в родах, позы, покупала первые вещи малышу, договорилась с врачом, с заведующим отделением, у которого за спиной огромный опыт и рекомендации знакомых. Как мне казалось тогда, я обезопасила себя и малыша по всем параметрам. Я так хотела идеальные роды!
День родов. «Ты плохо тужишься!»
4 октября в 05:20 я проснулась и почувствовала небольшой дискомфорт внизу живота. Срок был ровно 39 недель. Уснуть я уже не смогла и поняла, что процесс запущен. Схватки были нерегулярными, шевеления сына - обычными. В 14:00 схватки усилились, я позвонила врачу и решила выезжать с мужем в роддом. В 15:00 мы уже были в приемном. Раскрытие на тот момент было 3 сантиметра.
Врач сказал оформляться и подниматься в зал. По классике жанра принимала меня какая-то недовольная, хамоватая сотрудница роддома. УЗИ мне не сделали.
Я понимала, что что-то не так. Врач засуетился. На следующей схватке сделали надрез, но это не помогло. Сына начали выдавливать. И выдавили в 22:55. 3950 граммов, 58 сантиметров. Тройное тугое обвитие вокруг шеи. Синий, даже фиолетовый. Он не закричал.
Я не могу описать свое состояние в тот момент. С одной стороны, я понимала, что это конец, но с другой - мозг успокаивал: «Подожди, сейчас всё наладится, всё будет хорошо». Тем временем в зале уже была куча врачей, вызвали реанимацию. Я видела, что сына пытались привести в чувство, но безуспешно. Тогда его завернули в больничное одеяло и унесли.
Потерянная, я лежала в родильном зале. Пришла врач из реанимации. Глядя в пол, сказала, что ребенок в очень тяжелом состоянии. После этого муж уехал домой, а меня привезли в палату к женщине, родившей дочку. Моя же люлька с клеенчатым матрасом стояла пустой.
Я лежала на животе, и слезы текли ручьем сами по себе. Боль была не физическая, а душевная. Позже я встала и пошла искать реанимацию. Я знала, что она на этом же этаже. Через стеклянную стену увидела спящую медсестру и спросила у нее, где мой сын. Он лежал такой хорошенький, такой пухленький. Весь в трубках. Медсестра спросила, есть ли у меня молозиво, и дала шприц. Я усердно сцеживала каждую каплю и думала, что оно поможет сыну и произойдет чудо.
Краевая больница. «Не ждите чуда»
Я родила в пятницу, в субботу состояние сына ухудшилось. Меня вызвала к себе заведующая реанимацией, чтобы спросить, как проходила беременность. Я сказала, что всё было хорошо. В воскресенье роддом вызвал бригаду из детской краевой больницы. Они забрали сына. В понедельник врач выписал меня со словами: «Выкарабкается ваш пацан». В выписке значилось 3-4 балла по шкале Апгар (система быстрой оценки состояния новорожденного. - Прим. ред.). Муж встретил меня с букетом роз в синей бумаге, но со слезами на глазах.
В тот же день я поехала к сыну в больницу. Сначала я думала, что раз там выхаживают недоношенных, а мой-то доношенный, крепкий, то его сейчас подлечат и всё наладится, но и здесь врачи не говорили ничего конкретного. Время шло, а сына с ИВЛ не снимали.
Посещения были возможны с 12 до 14 и с 17 до 19 часов. Ни минутой больше, ни минутой меньше. Каждый день было страшно приходить и узнавать новости. То судороги, то кровоизлияние в надпочечник, то неудачная попытка снятия с ИВЛ. Врачи говорили, что сын более-менее стабилен и больше они ничего сделать не могут. Вера на хороший исход улетучилась, когда прозвучали слова заведующего реанимацией: «Не ждите чуда. В мозге после того, как спадет отек, будут "дыры". При плохом раскладе это глубокий инвалид, при хорошем - ДЦП и эпилепсия». Я рыдала в голос. Через 1,5 месяца врачами было принято решение перевести сына в городскую больницу.
«Я одна такая бракованная женщина»
Городская больница была старая и обшарпанная. Она показалась мне каким-то подвальным помещением. Зато тут мне разрешили быть с сыном столько, сколько я захочу. Я приезжала утром и уезжала поздним вечером. Телефон упорно показывал каждый раз, что я еду на работу. Например, «до работы 45 минут». Здесь я научилась всему: санировать, обрабатывать, вставлять желудочный зонд, понимать показатели кислорода на ИВЛ.
Приезжая домой, я лежала пластом в кровати. Плакала, гоняла мысли по кругу, снова и снова возвращалась в день родов, думала о несправедливости, и мне казалось, что я одна такая в целом мире - бракованная, бестолковая женщина, которая не уберегла своего сына. Нам с мужем было стыдно жить, смеяться, куда-то ходить. Даже сертификат на поход в ресторан, подаренный на работе, мы не хотели тратить из-за чувства вины перед нашим мальчиком.
После того как сына стабилизировали, заведующая начала говорить о выписке домой. Мы с мужем ничего не понимали. У сына температура, судороги, ему постоянно нужен медицинский уход. Но она была непреклонна. Тогда мы попросили, чтобы нас положили в стационар, куда поступают дети из роддома. Мы хотели испытать себя - сможем ли мы сами ухаживать за сыном.
В стационаре мы провели 1,5 недели. 10 дней без сна, полные страха и растерянности. Сын постоянно хрипел, врачи стационара не знали, как нам помочь. Я не могла даже нормально сходить в туалет, потому что боялась, что сатурация упадет, а рядом никого не будет. На десятые сутки, ближе к ночи, сыну совсем стало плохо. Пришли медсестры и забрали его обратно.
Операции. «Сколько ему осталось?»
Месяц спустя - снова ухудшения. В субботу мне позвонил дежурный врач и попросил приехать, чтобы подписать разрешения. Новости были плохие: прекратилось кровоснабжение кишечника, и требовалась полноценная операция. Удалили 80%. Я понимала, что без кишечника жить невозможно, и спросила напрямую: «Сколько осталось?» Так мы встретили Новый год, в страхе, что со дня на день наш ребенок умрет.
Врачи дали сыну месяц. Если выживет, то возьмут на повторную операцию. И наш маленький мужичок выжил. Врачи в голос говорили: «Хорошая закладка», то есть внутриутробно сын получил всё, что нужно, и генетически был абсолютно здоров. От этого было в тысячу раз больнее.
Сына опять забрали в краевую и прооперировали. Соединили всё, что осталось. Через некоторое время обнаружилось, что швы несостоятельны и нужно снова всё открывать, промывать и заново зашивать. Это было невыносимо. Я умоляла Бога прекратить мучения ребенка. Дома всё еще стояла собранная и застеленная кроватка.
Самый страшный день в моей жизни. «У меня для вас плохие новости»
Я много раз представляла в мыслях этот телефонный звонок от врачей или мой приход в реанимацию, а там всё… конец. И всё равно оказалась не готова.
10 марта около 22:30 позвонила Маша (мама другого ребенка из реанимации). Мои руки затряслись. Она звонила предупредить, что дежурный врач проводил инструктаж для ночного персонала, чтобы все были в полной готовности из-за нашего сына.
Наступило утро 11 марта 2020 года. В 11:00 зазвонил телефон, я взяла трубку и услышала голос запыхавшегося врача. Она назвала меня по имени-отчеству и сказала: «У меня для вас плохие новости. Ваш ребеночек умер». Я только и смогла сказать: «О господи!», и слезы полились градом.
Мы начали думать о похоронах. Потом вместе с мужем поехали в детский магазин. Мне тогда казалось, что на всём белом свете мы такие единственные, выбирающие похоронную одежду для своего пятимесячного сына. Было еще очень холодно, я купила теплый зимний конверт.
Жизнь после
На следующий день после смерти ребенка мой декрет закончился, и по закону я должна была выйти на работу и идти по всем инстанциям: выписывать сына из квартиры, отменять «путинские».
Любое слово, мысль, фото, люди на улице с детьми, новости в соцсетях, что кто-то беременный или родил, попавшаяся на глаза вещь моментально выводили меня из состояния равновесия. Я могла сидеть и рыдать, рыдать, рыдать... На работе я ушла в отпуск за свой счет. Потом наступило лето. Дача. Там я начала читать «Радикальное прощение» Колин Типпинг. И эта фраза из книги натолкнула меня на мысль, что сейчас самое время начать свое исцеление: «Если бы всё должно было быть по-другому, оно бы так и было».
«Олечка, знаешь, роды - это лотерея»
Подобная ситуация несколько лет назад произошла с жительницей Екатеринбурга. Ольга Ланец тоже пережила потерю ребенка после тяжелых родов - ее сын Влад прожил 2 месяца. Суд установил, что это произошло в том числе из-за несделанного УЗИ, хотя в листе назначений было указано, что его сделали. Врач тогда объяснила это роженице так: «По КТГ (кардиотокография) всё хорошо. Зачем лишний раз ребеночка тревожить?»
- Ну ладно, что я буду спорить? Ей же видно, она каждый день ходит, слушает живот, и не первый день. Это было первый раз, когда я лежала. Второй раз уже закрались сомнения, потому что я опять вижу этот лист назначения - и снова вижу, что пометили, будто сделали УЗИ. Я спрашиваю у своего врача: «Почему остальным всем делают УЗИ?» Я начала немного на нее наезжать: «Сделайте УЗИ, ну сделайте УЗИ!» Она сказала, что аппарат у них находится где-то на нулевом этаже, в подвале, и он практически нерабочий, как она мне объяснила. И, мол, «даже если я тебе сделаю УЗИ, мы ничего не увидим, по результатам последнего УЗИ у тебя всё хорошо». Я спрашиваю: «Зачем тогда других водите?» Она сказала, что у них по КТГ не самые хорошие показатели, поэтому «мы ходим на УЗИ подстраховаться, сердцебиение прослушать». И говорит: «Я сама делаю УЗИ, и у меня чисто физически времени нет». Мне так ее стало жалко, думаю: «Ну куда разорваться врачу?» - вспоминает женщина.
Позже, по словам Ольги, врач даже на суде не смогла объяснить, почему так вышло. А эксперты установили, что ребенок родился с асфиксией тяжелой степени. Из-за того, что врачи не выявили, что ребенок задыхается, они и не стали менять тактику родов на кесарево сечение или наложение акушерских щипцов. Вокруг шеи малыша была обвита пуповина, но этого никто не увидел: УЗИ же не сделали.
- И спустя 3 года на суде врач сказала, что не знает, почему так получилось. Мне не сделали УЗИ, я просила. Мало того что есть правовой акт, который заставляет их это делать... КТГ-аппараты - не моя вина, что они сломаны. Я пришла рожать, откуда мне было знать? И когда врач обещает: «Я сделаю тебе кесарево, когда что-то пойдет не так». Я спрашиваю: «А почему не сделали кесарево?» А она говорит: «Так я не поняла, когда там что-то не так пошло, аппараты сломаны». Судья спрашивает: «Вы могли по этому снимку определить, что ребенок пострадает?» Она говорит: «Честно, нет». Так что за цирк? Надо мной поиздевались просто, - считает Ольга.
Женщина подала иск на роддом и выиграла суд. Эксперты из Санкт-Петербурга подтвердили, что были дефекты оказания пациентке медицинской помощи.
Схватки усиливались. Я меняла положение, стояла в душе, муж очень сильно помогал. КТГ снимали 1 или 2 раза. На раскрытии в 8 см врач проколола пузырь, воды были прозрачные. Когда время уже подходило к 22:00, врач спросил, тужит ли меня. Я не чувствовала потуг, только какую-то непрекращающуюся схватку, и сказала ему об этом. Он ответил, что надо. Я тужилась изо всех сил, но понимала, что ребенок не проходит. Врач твердил: «Ты плохо тужишься!» Хотя капельница окситоцина уже лилась мне в вену давным-давно.
Отрывок из судмедэкспертизы Фото: предоставлено Ольгой Ланец
По решению суда больница выплатила маме мальчика 1 200 000 рублей компенсации морального вреда, а отцу - 1 000 000 рублей. Также их обязали возместить судебные расходы, это около 200 000 рублей (оплата адвоката, проведение видео-конференц-связи и судмедэкспертиза).
- Знаете, мне стало спокойно. Мы всё, что могли, сделали. Спасибо адвокату. Но если бы я сомневалась, что была моя вина в этом, я бы не пошла в суд, - сказала Ольга после заседания."
Екатерина отказалась назвать имена и фамилии врачей и роддом, потому что не хочет мести.
Она пережила сильнейший стресс. Выйти из депрессии ей помогла только новая беременность.
63.ru
"Мы решили, что хотим ребенка, когда выплатили ипотеку. Я подготовилась по всем фронтам: вылечила зубы, сдала анализы, ходила в спортзал и в бассейн. Когда случилась задержка, я сделала тест и отчетливо увидела две полоски. Чтобы исключить внематочную беременность, записалась на УЗИ. Страха не было, я верила, что всё хорошо. Так оно и было. Срок - 5-6 недель.
«Даже если запутался, то так же и распутается»
Я встала на учет в обычную бесплатную консультацию и наблюдалась там всю беременность. Анализы всегда были в идеале, токсикоза не было вообще. С самого начала я знала, что у нас будет сын, я чувствовала. Первый скрининг меня очень растрогал. Когда я увидела маленького человека с ножками и ручками, на глаза навернулись слезы счастья.
На втором скрининге в результатах УЗИ написали, что в одной из маточных артерий давление чуть-чуть выше, чем в другой, и «возможное обвитие вокруг шеи». Мой врач, женщина лет шестидесяти, успокоила: «Что ты испугалась? Ребенок вес набирает хорошо, показатели идеальные, но он пока еще маленький, трогает пуповину, играет с ней. Даже если запутался, то так же и распутается».
По третьему скринингу всё было в норме. Я спрашивала врача, нужно ли проверить что-то еще, но она отвечала, что всё хорошо. Близился срок ПДР (предполагаемая дата родов. - Прим. ред.). Я смотрела различные обучающие ролики про дыхание в родах, позы, покупала первые вещи малышу, договорилась с врачом, с заведующим отделением, у которого за спиной огромный опыт и рекомендации знакомых. Как мне казалось тогда, я обезопасила себя и малыша по всем параметрам. Я так хотела идеальные роды!
День родов. «Ты плохо тужишься!»
4 октября в 05:20 я проснулась и почувствовала небольшой дискомфорт внизу живота. Срок был ровно 39 недель. Уснуть я уже не смогла и поняла, что процесс запущен. Схватки были нерегулярными, шевеления сына - обычными. В 14:00 схватки усилились, я позвонила врачу и решила выезжать с мужем в роддом. В 15:00 мы уже были в приемном. Раскрытие на тот момент было 3 сантиметра.
Врач сказал оформляться и подниматься в зал. По классике жанра принимала меня какая-то недовольная, хамоватая сотрудница роддома. УЗИ мне не сделали.
Я понимала, что что-то не так. Врач засуетился. На следующей схватке сделали надрез, но это не помогло. Сына начали выдавливать. И выдавили в 22:55. 3950 граммов, 58 сантиметров. Тройное тугое обвитие вокруг шеи. Синий, даже фиолетовый. Он не закричал.
Я не могу описать свое состояние в тот момент. С одной стороны, я понимала, что это конец, но с другой - мозг успокаивал: «Подожди, сейчас всё наладится, всё будет хорошо». Тем временем в зале уже была куча врачей, вызвали реанимацию. Я видела, что сына пытались привести в чувство, но безуспешно. Тогда его завернули в больничное одеяло и унесли.
Потерянная, я лежала в родильном зале. Пришла врач из реанимации. Глядя в пол, сказала, что ребенок в очень тяжелом состоянии. После этого муж уехал домой, а меня привезли в палату к женщине, родившей дочку. Моя же люлька с клеенчатым матрасом стояла пустой.
Я лежала на животе, и слезы текли ручьем сами по себе. Боль была не физическая, а душевная. Позже я встала и пошла искать реанимацию. Я знала, что она на этом же этаже. Через стеклянную стену увидела спящую медсестру и спросила у нее, где мой сын. Он лежал такой хорошенький, такой пухленький. Весь в трубках. Медсестра спросила, есть ли у меня молозиво, и дала шприц. Я усердно сцеживала каждую каплю и думала, что оно поможет сыну и произойдет чудо.
Краевая больница. «Не ждите чуда»
Я родила в пятницу, в субботу состояние сына ухудшилось. Меня вызвала к себе заведующая реанимацией, чтобы спросить, как проходила беременность. Я сказала, что всё было хорошо. В воскресенье роддом вызвал бригаду из детской краевой больницы. Они забрали сына. В понедельник врач выписал меня со словами: «Выкарабкается ваш пацан». В выписке значилось 3-4 балла по шкале Апгар (система быстрой оценки состояния новорожденного. - Прим. ред.). Муж встретил меня с букетом роз в синей бумаге, но со слезами на глазах.
В тот же день я поехала к сыну в больницу. Сначала я думала, что раз там выхаживают недоношенных, а мой-то доношенный, крепкий, то его сейчас подлечат и всё наладится, но и здесь врачи не говорили ничего конкретного. Время шло, а сына с ИВЛ не снимали.
Посещения были возможны с 12 до 14 и с 17 до 19 часов. Ни минутой больше, ни минутой меньше. Каждый день было страшно приходить и узнавать новости. То судороги, то кровоизлияние в надпочечник, то неудачная попытка снятия с ИВЛ. Врачи говорили, что сын более-менее стабилен и больше они ничего сделать не могут. Вера на хороший исход улетучилась, когда прозвучали слова заведующего реанимацией: «Не ждите чуда. В мозге после того, как спадет отек, будут "дыры". При плохом раскладе это глубокий инвалид, при хорошем - ДЦП и эпилепсия». Я рыдала в голос. Через 1,5 месяца врачами было принято решение перевести сына в городскую больницу.
«Я одна такая бракованная женщина»
Городская больница была старая и обшарпанная. Она показалась мне каким-то подвальным помещением. Зато тут мне разрешили быть с сыном столько, сколько я захочу. Я приезжала утром и уезжала поздним вечером. Телефон упорно показывал каждый раз, что я еду на работу. Например, «до работы 45 минут». Здесь я научилась всему: санировать, обрабатывать, вставлять желудочный зонд, понимать показатели кислорода на ИВЛ.
Приезжая домой, я лежала пластом в кровати. Плакала, гоняла мысли по кругу, снова и снова возвращалась в день родов, думала о несправедливости, и мне казалось, что я одна такая в целом мире - бракованная, бестолковая женщина, которая не уберегла своего сына. Нам с мужем было стыдно жить, смеяться, куда-то ходить. Даже сертификат на поход в ресторан, подаренный на работе, мы не хотели тратить из-за чувства вины перед нашим мальчиком.
После того как сына стабилизировали, заведующая начала говорить о выписке домой. Мы с мужем ничего не понимали. У сына температура, судороги, ему постоянно нужен медицинский уход. Но она была непреклонна. Тогда мы попросили, чтобы нас положили в стационар, куда поступают дети из роддома. Мы хотели испытать себя - сможем ли мы сами ухаживать за сыном.
В стационаре мы провели 1,5 недели. 10 дней без сна, полные страха и растерянности. Сын постоянно хрипел, врачи стационара не знали, как нам помочь. Я не могла даже нормально сходить в туалет, потому что боялась, что сатурация упадет, а рядом никого не будет. На десятые сутки, ближе к ночи, сыну совсем стало плохо. Пришли медсестры и забрали его обратно.
Операции. «Сколько ему осталось?»
Месяц спустя - снова ухудшения. В субботу мне позвонил дежурный врач и попросил приехать, чтобы подписать разрешения. Новости были плохие: прекратилось кровоснабжение кишечника, и требовалась полноценная операция. Удалили 80%. Я понимала, что без кишечника жить невозможно, и спросила напрямую: «Сколько осталось?» Так мы встретили Новый год, в страхе, что со дня на день наш ребенок умрет.
Врачи дали сыну месяц. Если выживет, то возьмут на повторную операцию. И наш маленький мужичок выжил. Врачи в голос говорили: «Хорошая закладка», то есть внутриутробно сын получил всё, что нужно, и генетически был абсолютно здоров. От этого было в тысячу раз больнее.
Сына опять забрали в краевую и прооперировали. Соединили всё, что осталось. Через некоторое время обнаружилось, что швы несостоятельны и нужно снова всё открывать, промывать и заново зашивать. Это было невыносимо. Я умоляла Бога прекратить мучения ребенка. Дома всё еще стояла собранная и застеленная кроватка.
Самый страшный день в моей жизни. «У меня для вас плохие новости»
Я много раз представляла в мыслях этот телефонный звонок от врачей или мой приход в реанимацию, а там всё… конец. И всё равно оказалась не готова.
10 марта около 22:30 позвонила Маша (мама другого ребенка из реанимации). Мои руки затряслись. Она звонила предупредить, что дежурный врач проводил инструктаж для ночного персонала, чтобы все были в полной готовности из-за нашего сына.
Наступило утро 11 марта 2020 года. В 11:00 зазвонил телефон, я взяла трубку и услышала голос запыхавшегося врача. Она назвала меня по имени-отчеству и сказала: «У меня для вас плохие новости. Ваш ребеночек умер». Я только и смогла сказать: «О господи!», и слезы полились градом.
Мы начали думать о похоронах. Потом вместе с мужем поехали в детский магазин. Мне тогда казалось, что на всём белом свете мы такие единственные, выбирающие похоронную одежду для своего пятимесячного сына. Было еще очень холодно, я купила теплый зимний конверт.
Жизнь после
На следующий день после смерти ребенка мой декрет закончился, и по закону я должна была выйти на работу и идти по всем инстанциям: выписывать сына из квартиры, отменять «путинские».
Любое слово, мысль, фото, люди на улице с детьми, новости в соцсетях, что кто-то беременный или родил, попавшаяся на глаза вещь моментально выводили меня из состояния равновесия. Я могла сидеть и рыдать, рыдать, рыдать... На работе я ушла в отпуск за свой счет. Потом наступило лето. Дача. Там я начала читать «Радикальное прощение» Колин Типпинг. И эта фраза из книги натолкнула меня на мысль, что сейчас самое время начать свое исцеление: «Если бы всё должно было быть по-другому, оно бы так и было».
«Олечка, знаешь, роды - это лотерея»
Подобная ситуация несколько лет назад произошла с жительницей Екатеринбурга. Ольга Ланец тоже пережила потерю ребенка после тяжелых родов - ее сын Влад прожил 2 месяца. Суд установил, что это произошло в том числе из-за несделанного УЗИ, хотя в листе назначений было указано, что его сделали. Врач тогда объяснила это роженице так: «По КТГ (кардиотокография) всё хорошо. Зачем лишний раз ребеночка тревожить?»
- Ну ладно, что я буду спорить? Ей же видно, она каждый день ходит, слушает живот, и не первый день. Это было первый раз, когда я лежала. Второй раз уже закрались сомнения, потому что я опять вижу этот лист назначения - и снова вижу, что пометили, будто сделали УЗИ. Я спрашиваю у своего врача: «Почему остальным всем делают УЗИ?» Я начала немного на нее наезжать: «Сделайте УЗИ, ну сделайте УЗИ!» Она сказала, что аппарат у них находится где-то на нулевом этаже, в подвале, и он практически нерабочий, как она мне объяснила. И, мол, «даже если я тебе сделаю УЗИ, мы ничего не увидим, по результатам последнего УЗИ у тебя всё хорошо». Я спрашиваю: «Зачем тогда других водите?» Она сказала, что у них по КТГ не самые хорошие показатели, поэтому «мы ходим на УЗИ подстраховаться, сердцебиение прослушать». И говорит: «Я сама делаю УЗИ, и у меня чисто физически времени нет». Мне так ее стало жалко, думаю: «Ну куда разорваться врачу?» - вспоминает женщина.
Позже, по словам Ольги, врач даже на суде не смогла объяснить, почему так вышло. А эксперты установили, что ребенок родился с асфиксией тяжелой степени. Из-за того, что врачи не выявили, что ребенок задыхается, они и не стали менять тактику родов на кесарево сечение или наложение акушерских щипцов. Вокруг шеи малыша была обвита пуповина, но этого никто не увидел: УЗИ же не сделали.
- И спустя 3 года на суде врач сказала, что не знает, почему так получилось. Мне не сделали УЗИ, я просила. Мало того что есть правовой акт, который заставляет их это делать... КТГ-аппараты - не моя вина, что они сломаны. Я пришла рожать, откуда мне было знать? И когда врач обещает: «Я сделаю тебе кесарево, когда что-то пойдет не так». Я спрашиваю: «А почему не сделали кесарево?» А она говорит: «Так я не поняла, когда там что-то не так пошло, аппараты сломаны». Судья спрашивает: «Вы могли по этому снимку определить, что ребенок пострадает?» Она говорит: «Честно, нет». Так что за цирк? Надо мной поиздевались просто, - считает Ольга.
Женщина подала иск на роддом и выиграла суд. Эксперты из Санкт-Петербурга подтвердили, что были дефекты оказания пациентке медицинской помощи.
Схватки усиливались. Я меняла положение, стояла в душе, муж очень сильно помогал. КТГ снимали 1 или 2 раза. На раскрытии в 8 см врач проколола пузырь, воды были прозрачные. Когда время уже подходило к 22:00, врач спросил, тужит ли меня. Я не чувствовала потуг, только какую-то непрекращающуюся схватку, и сказала ему об этом. Он ответил, что надо. Я тужилась изо всех сил, но понимала, что ребенок не проходит. Врач твердил: «Ты плохо тужишься!» Хотя капельница окситоцина уже лилась мне в вену давным-давно.
Отрывок из судмедэкспертизы Фото: предоставлено Ольгой Ланец
По решению суда больница выплатила маме мальчика 1 200 000 рублей компенсации морального вреда, а отцу - 1 000 000 рублей. Также их обязали возместить судебные расходы, это около 200 000 рублей (оплата адвоката, проведение видео-конференц-связи и судмедэкспертиза).
- Знаете, мне стало спокойно. Мы всё, что могли, сделали. Спасибо адвокату. Но если бы я сомневалась, что была моя вина в этом, я бы не пошла в суд, - сказала Ольга после заседания."
Екатерина отказалась назвать имена и фамилии врачей и роддом, потому что не хочет мести.
Она пережила сильнейший стресс. Выйти из депрессии ей помогла только новая беременность.
63.ru