Наверное, свой Высоцкий есть у каждого человека, успевшего пожить
во II-й пол. XX-го века,- есть он и у меня. Мы с ним породнены послевоенной эпохой
и братством книжных мальчишек и девчонок, которые успели начитаться Ж. Верна,
М. Рида, М. Твена, А. Гайдара, В. Каверина и др. Это про наше поколение напишет
поэт в «Балладе о борьбе»: «И дpались мы до ссадин, До смеpтных обид. Hо одежды
латали Hам матеpи в сpок, Мы же книги глотали, Пьянея от стpок». Дорожа нашими
ценностями - мужеством и благородством - «Мы на pоли геpоев Вводили себя».
Володя Высоцкий вырастал из памяти о войне, культивируемой в офицерской среде,
щедрой на друзей отца, с боями дошедшего до Праги. На этом основан его протест против
лицемерия эпохи. Именно это помогало ему обретать достоинство нравственно живущего
человека.
Но как рождались его стихи - пронзительные, кричащие: о стукачах, шрафбатах, о
попутчике, получившему срок по 58-й статье? Во многом это остается тайной. Одно
несомненно - память о войне сопрягалась в нем, по всей видимости, с вопросами жизни
и смерти. В интервью французскому радио (1976) он скажет, что его интересует человек,
«в момент риска, в крайней ситуации». Стихотворение «Парус» как раз об этом: «Парус!
Порвали парус! Каюсь, каюсь, каюсь!» В этом песенном пространстве ощущается духовное
напряжение жизни, за которым стоит отказ от успокоенности и комфорта. Вспоминается
еще одно интервью Высоцкого: «Какой вопрос вы бы хотели задать самому себе?» - и он
ответил: «Сколько мне еще осталось лет, месяцев, недель, дней и часов творчества?»
Согласитесь, не каждый пойдет на подобное вопрошание, связанное с принятием риска.
И в подходе к этому я также, можно сказать, породнилась с Высоцким. В работе «О
назначении человека» Н. Бердяев писал, что смерть есть самый глубокий и самый
значительный факт жизни, этот факт возвышает… над обыденностью и пошлостью
жизни, ставит в глубине вопрос о смысле жизни. И далее философ добавляет, что
только христианство знает победу над смертью. Добавим, что христианство знает
победу и над разобщенностью человека с другими. Наверно, многие роли Высоцкого,
сыгранные им в театре и в кинематографе, помогли бы нам понять, как он относился
к проблеме общения. Роль Порфирия Петровича, следователя из «Преступления и
наказания» Достоевского; шекспировского Гамлета, чеховского Лопахина, брехтовского
Галилея, есенинского Хлопуши, пушкинского Дон Гуана и др. Сам поэт считал, что
писать стихи - это так же серьезно, как…работа в театре и кино. Поэзия была ему
необходима, чтобы сказать в своих песнях то, что не договорил на сцене.
И это «сказать» подразумевало соучастие - совместного выхода в экзистенциальное
пространство бытия, полное рискованных тем: совестливость, достоинство нравственно
живущего человека, сострадание, ответственность, доброта, мужество, ум. Он хотел,
чтобы аудитория задумалась, чтобы она испытала определённое нервное напряжение.
Впервые такое общение произошло на концерте 1966 года, в Санкт-Петербурге, во время
гастролей театра на Таганке. «Кухонное общение», перенесенное в концертный зал,
подрывало устои Системы, потому что призывало к подлинному общению, начатки
которого Высоцкий впитал, живя в коммуне с А.Тарковским и В. Шукшиным.
Люди шли на его концерты не отдыхать, а подпитываться словом, музыкой и общением,
в форме диалога. Вот примеры: 1. «Почему я так много пишу о тюрьмах и заключенных?
<…> Знаете, почему?..Для меня…наиболее понятный …вид страданий - …человек,
который лишен свободы, лишен своих близких и друзей <…> А разве не стоит?..» 2. «Как
вы относитесь к творчеству Аллы Пугачёвой? ...Она, как и вы, разговаривает со зрителем,
доверяет ему и поверяет самые сокровенные чувства» - «Видите ли… это лишнее… -
поверять сокровенные чувства. Нужно, вероятно, делиться с людьми своими мыслями по
поводу того, что их тоже интересует». 3. По воспоминаниям Ю. Любимова, у него был
удивительный дар, он умел любить человека. Поэтому к нему так тянулись люди. Он же -
жадно слушал людей, не читал наставления и не учительствовал, а именно слушал…
В его интервью на Пятигорской студии телевидения (1979) прозвучала тема счастья и
всего того, что мешает общению: 1. «Счастье - это путешествие. Может быть, в душу
другого человека... Какие-то поездки, но не одному, а вдвоем с человеком, которого ты
любишь, мнением которого ты дорожишь». 2. А вот то, что Высоцкому трудно было
простить - отсутствие позиции, когда человек сам не знает - не только, чего он хочет
в этой жизни, а когда он не имеет своего мнения или не может рассудить о предмете,
о людях, о смысле жизни - да о чем угодно! - сам, самостоятельно.
Высоцкий радовался, когда его песни записывались на магнитофон, и они, как добрые
друзья, уходили в дома, чтобы продолжалось это общение. Он просил включать свет в
концертном зале, чтобы видеть глаза и чтобы легче было начать путешествие к сердцу
другого. Общение несло в себе риск быть непонятым, ощутить боль, ведь то, что ты
говоришь, могло не разделяться другим. Боль от такого отторжения Высоцкий выразил
в стих. «Гамлет»: «Вместе встанем на край - стена Никому не внимающих - глаз» (1980).
Гамлет для него был одним из первых людей на Земле, который так всерьез задумался о
смысле жизни. Но до Гамлета был опыт более 15-тивекового общения подлинных
христиан. Их опыт - даже на расстоянии, мистическим образом - описан в Предании
и, прежде всего, в монашеском общежитии. Есть он и в опыте новомучеников и
исповедников XX-го века. Вот как пишет об этом С. И. Фудель (Фудель С. И. У стен
Церкви.//Собр. Соч. в 3-з тт. М.: Русский путь, 2001, 645 с. С. 123.), вспоминая свою
встречу с о. Валентином Свенцицким (внешне строгим и нетерпимым) - в камере
бутырской тюрьмы, в 1922 году: «…вдруг его лицо удивительно просветлело внутренним
теплом», от него шел «ясный и тихий луч чисто русской святости, доброй и всевидящей
святости старцев». В этот миг они пребывали в мистической Церкви, общаясь в духе
агапической любви: «Совершается Церковь, когда В глаза мы друг другу глядим…»
(В. Иванов «Человек».)
Одновременно с прорывом поэта в глубину общения на сцене шло тихое и светлое
общение церковных людей. Меня поразило, что, когда Высоцкому было еще только три
года, расстреляли новомученика о. Сергея Мечева (1941), при котором в храме на
Маросейке поддерживалась традиция общения (после богослужения), начатая о. Алексеем
Мечевым. Приход жил по принципу духовных семей, или малых групп. Философ Н.Бердяев,
который лично был знаком с о. Алексеем и его общиной, считал, что будущее христианства
связано именно с общением, общинностью и общинами, основанными на братолюбии,
идущими от любви и свободы во Христе. Когда Высоцкому было 23, двое из мечевской
общины, Николай Евграфович и Зоя Вениаминовна Пестовы, проявляя конспирацию,
принимали тех, кто жаждал общения, в том числе и Александра Меня, а также давали
читать им подпольную христианскую литературу. Став священником, о. Александр создал
около 10-ти групп «общения». В его среде говорили: «Пойдем на общение».
А вот в Глинской пустыньке была такая же община, только «летучая» - община
исповедника веры, о. Тавриона Батозского. Люди приезжали и уезжали, но дух общения
во Христе поддерживался постоянно. Искал ли Высоцкий общения в церкви? Может быть,
и искал. Не случайно прозвучит в песне «Моя цыганская»: «Нет, и в церкви все не так, все
не так, ребята». Да, наша церковь XX века была истребляема и гонима, и общение, о котором
мы упомянули, было подпольным. Но получается, что подлинного общения жаждали и в
церкви и в обществе.
Высоцкий приоткроет тайну своих личных отношений с Богом за 5 дней до смерти (стих.
«И снизу лед, и сверху...»): «Мне меньше полувека, сорок с лишним, Я жив, двенадцать лет
тобой и Господом храним. Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним, Мне есть, чем
оправдаться перед Ним».
А каков ваш Высоцкий?