Солнце светило мне, некрещеной (март: 2-7; 11-14; 23-28)
Мне долго не удавалось разговорить папу на воспоминания о войне. Но поскольку я любила не только играть с ним в шахматы, но и ходить (ездить) на рыбалку, однажды я все же «достала» его своими вопросами. И вот что он мне рассказал на одной из рыбалок. С 17-летнего возраста папа работал токарем на заводе «Укрцинк». Там же вступил в комсомол. В сентябре 1940 года его призвали в армию. Три месяца он находился на учебном пункте, где приобретал навыки ручного пулеметчика (по пулемету Дегтярева). А затем пограничные войска (начальник заставы - лейтенант Федоренко). Засады, секреты, дозоры, комсорг взвода, Карело-финская кампания. Все это время он переписывался с мамой. Потом письма от нее перестали приходить. (Папа долго не знал, что его город был оккупирован в сентябре 1941 года.) В первый день войны его подняли по тревоге. Был введен усиленный режим. Вместе с 51-м пограничным полком, он отходил с боями до Выборга.
Станции Луга, Медведь, Сольцы, Дно. Потом держали оборону в районе Пушкина. В разведке был случай. Вместе с друзьями: Витей Володиным (он был свой, донбасский, с Горловки) и Колей Крючковым (белорусом) - пошли в разведку. Залегли в болоте, не доходя до деревни, и стали изучать обстановку. В бинокли было видно, как собирались расстрелять стоявших у стены избы старика и молодую женщину, с младенцем на руках. Внезапно фашист схватил ребенка за ножки и, размахнувшись, ударил его головкой о стену. Коля побелел и хотел выстрелить - папа, как старший группы, запретил: нельзя было, себя бы обнаружили. Потом оба эти его друга погибли при налете юнкерсов: прямое попадание. Вскоре папа был командирован в Саратов, в военно-пограничное училище, которое закончил через год, в звании лейтенанта. Командовал взводом, солдатами от 38 и до 50 лет. А папе 21. «Сынок, - говорили они, - тебя учили по карте, а мы - по опыту!» Бои были страшные, в каждом из них погибало до 10-ти солдат. В одном из боев папу ранило, осколочным, в правую руку. От госпиталя отказался, в санчасти залили йодом, перебинтовали - и вперед! Как раз в этот период он вступил в партию. Охраняли железную дорогу «Ленинград - Москва», что требовало смекалки и мобильности. Во время авиационных налетов держали удар (пусть даже и с помощью снайперских винтовок: так было на станции Спирово) и одновременно с этим спасали раненых (все раненые с эшелона на Рыбинск были спасены!). В боях на Калининском фронте: Торопец - Невель - Великие Луки - он получил первую из своих наград - медаль «За боевые заслуги». Весной 44-го года в составе 32-й стрелковой дивизии папа освобождал Украину (Запорожье, Днепропетровск). Удалось на три дня съездить в его уже освобожденный город и там, в деревне Полтавка, найти свою семью, а потом и Евгению, свою будущую жену, мою маму. Разбираясь в своих записях, которые делала наспех (на берегу речки, где мы удили), я обнаружила неожиданный факт, на который раньше не обращала внимания. (Его еще придется осмысливать и осмысливать.) После расформирования дивизии, папу отправили служить на Беломорско-Балтийский канал. Он возил секретную почту в московское МВД. Слава Богу, недолго, хотя был потом и Ржев, и Петрозаводск, но все закончилось переводом в строительную часть Главспецстроя, а попросту говоря - в стройбат. Про Победу он узнал 9 мая, когда вез очередной секретный пакет, а было это в районе Белорусского вокзала. В честь этого Дня, он 8 раз выстрелил из своего «ТТ».
Не могу не вспомнить про последний пронзительный момент общения с папой, врезавшийся в мою память. Происходило это в период обострения моих отношений с В. М. Я ехала на день рождения папы, а папа ждал меня на улице, чтобы поговорить наедине. «Ну, что, дочь, - спросил он, - все плохо? Не отвечай, знаю. В общем, так, поступай, как знаешь. Но помни: сколько живу - буду твоей опорой». Через две недели после этого дня, моей «опоры» не стало (инфаркт миокарда). Когда скорая отвезла папу в больницу, я температурила. Так что дежурили у него моя сестра и Нина Ильинична, его жена. А мне приходить было не велено: грипп, могла заразить и, тем самым, навредить. В то время мы держали собаку. И вот, ночами я кружила вместе с собакой вокруг больничного здания, где лежал папа, предощущая конец. Промысел вижу только в одном - в моей благодарности Богу за родителей. Они были живыми людьми в той Системе, в которой мы жили и о которой так много сейчас пишется. Не пропихивая себя к месту, которое повкуснее. Несли свое достоинство, как могли. Пели, плакали и страдали наравне с окружающими. Не знали Бога и Божьих, как и многие в стране. А если и знали о гонениях, то молчали. Помяни их, Господи, во Царствии Твоем!