И господи боже мой, как же быстро, головокружительно быстро меняется язык!
И ведь я не говорю о разного рода
мёбели, бесследно канувшей в прошлое, точнее опустившейся в огромный подвальный слой пассивной и устаревшей лексики, подпирающей собой своды современного, живого и актуального
языка:
«Иногда в разговоре с нами Иван Александрович переносился мыслью к своей жизни за границей, особенно в Париже, к парижским театрам со всем их своеобразным строем, с продажей апельсинов и мороженого в антрактах, с нарядными и учтивыми уврёзами».
(
Уврёза,
оuvreuse.)
«Бедный Обломов то повторял зады, то бросался в книжные лавки за новыми увражами и иногда целую ночь не спал, рылся, читал, чтоб утром, будто нечаянно, отвечать на вчерашний вопрос знанием, вынутым из архива памяти».
(
Увраж,
оuvrage.)
«Она писала ему классически-однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки».
(
Брульоны.)
Но даже на уровне «тонкостей словоупотребления» - что это, что?
«...Помилуйте! Ведь это скверно выговорить, наконец, а он, мерзавец, печатает это на всю святую Русь! И это, по-вашему, чистая литература?». Понятно, что такой суровый литературный аскет не мог сойтись с Гончаровым. И Дмитрий Иванович Гончарова не провожал... Из двух героев, положительных и чёрствых, притом не последних эгоистов, мечтавших только о том, как бы выйти в люди, составить капиталец и сделать хорошую партию, Иван Александрович выкроил своего главного героя.
Но от Гончарова трудно было добиться какого-нибудь положительного мнения. С свойственной ему любезностью по отношению ко всем и каждому и как будто боясь обидеть кого-либо, он не решался высказаться ни в пользу того, ни в пользу другого перевода.
Но партия Щедрина становится сильна. «Губернские очерки» пришлись к дому....
Ведь мы бы уже сказали ко двору, как и вместо положительных выбрали бы скорее определённое, конкретное, чёткое мнение и законченных, совершенных эгоистов...
Так бурлит язык: встретив в «Войне и мире» слово пробурлил впервые, я решила, что это такой выразительный авторский синоним для бормотанья.
Ан нет:
Ипполит вошёл, глядя в лорнет, и, не опускaя лорнетa, громко, но неясно пробурлил: «Виконт де Мортемaр»...
Князь Василий вдруг пробурлил что-то и вышел.
Пьер пробурлил что-то непонятное и продолжал отыскивать что-то глазами...
И чем дальше, тем труднее нам ходить по разнообразным «уврагам» родной литературы, где неумолкаемо бурлят ручьи-речи.
Как страшно (и интересно) жить!..
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала
http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.