Рождение универсума и прочие глупости
Что слава? - Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
***
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они...
Всё АСП
Опять наступила такая серятина и безнадёжная (я бы даже сказала безнаде́жная) мряка (слава богу хоть тепло и можно экономить на отоплении), что я испытываю самое настоящее цветовое и световое, а следовательно эмоциональное голодание.
Но, как сказала Галина Васильевна, мотивируя необходимость проведения научной конференции, посвящённой столетию со дня рождения Блока, и цитируя классиков: спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - и я с самого утра...
...включаю настольную лампу... сканер... ой, сканер включает Миша, постоянно на него ложащийся и нажимающий своей тушкой лёгкую кнопку включения... и новогоднюю иллюминацию на стене, которую вижу, если отвожу взгляд от компа влево:
(Время съёмки - три часа дня, ну разве не безобразие за окном?)
Справа от монитора я вижу вот что:
Порой это видно под монитором...
И над монитором:
И за моей спиной:
И далее везде:
А потом я начинаю расцвечивать ветхое рубище действительности яркими заплатками воспоминаний.
...Пообещав Гали-Дане crivelli (в связи с показанным ею собственноручно сделанным ожерельем из морского стекла)...
...рассказать о том, как из точно таких же обкатанных морем стёклышек в конце семидесятых - самом начале восьмидесятых годов я сделала абажур на настольную лампу, точнее, оклеила разноцветными стёклышками, собранными на Азовском море, большую лампу дневного света, её матовую крышку, - я поняла, что не избежать и рассказов о красной шерстяной собаке с будкой, а также о других самолично (мною) сделанных полочках, настенных и головных украшениях, шитых игрушках, а затем и о так называемых псевдогобеленах, специально изготовленных мной и показанных на конференции «Музыка и культура абсурда ХХ столетия», проводимой нами в Сумах в 1996 году.
Но обо всём по порядку.
Итак, однажды я насобирала довольно много (увесистый такой получился пакет) разноцветных, разной величины и разной степени прозрачности - от матовых до почти хрустальных, белых, всех оттенков зелёного и коричневого стёклышек, обкатанных до гладкости морским прибоем, привезла домой в Сумы и стала думать-гадать, куда же пристроить это богатство...
А у меня была большая и широкая лампа дневного света, метра полтора в длину, в пластиковом таком рифлёном и матовом «футляре», я её ставила на письменный стол, прислоняя к окну, точнее, к стене у окна, и она доставала до потолка, ярко освещая книжные страницы или бумажные листы - настолько ярко, что глазам было немного неприятно.
И я приклеила все эти стёклышки в почти хаотическом порядке (следя только, чтобы один и тот же цвет не ложился слишком «кучно» и чтобы рядом не попадались стёклышки одного размера) на эту пластиковую крышку, обыкновенным клеем ПВА.
Поскольку лампы дневного света не слишком раскаляются, она прослужила мне очень долго, и прослужила бы ещё дольше, если бы она периодически не падала со стола и частицы футляра не откалывались вместе со стёклышками.
За давностию лет дальнейшая судьба лампы покрыта для меня «неизвестным» шолоховским «мраком», как и судьба заколки, которую я сделала (и забыла об этом, и если бы не прочитала об этом в собственном письме к ГВ, то и вообще всё её существование поглотил бы «неизвестный мрак») из двух деревянных ложек, инкрустированных необработанным - прозрачным и непрозрачным - янтарём, найденным нами на берегу Балтийского моря после одного из штормов.
Этот период был вообще у меня буйно-творческим: я шила мягкие игрушки по собственным даже не чертежам, а вдохновенным замыслам и дарила их друзьям, я сделала полку из крышки старого проигрывателя, прикрепив её с помощью четырёх верёвок на два гвоздя и обыграв передние две как руки человека («кисти« были вырезаны мной из жёлтой коленкоровой тетрадной обложки)...
Вот она, эта полочка-человек-офеня: на стене позади нас с Любой, Серёжей и мной:
...Я закамуфлировала обе электророзетки в своей комнате, превратив одну из них в рот человека (оклеив пространство вокруг розетки разноцветными бумажками, создающими лицо), а вторую сделав... отверстием будки - вырезанной из бумаги и наклеенной вокруг розетки, к этой будке шла настоящая цепочка, имитация серебряной, и вела к... красной шерстяной собаке, вырезанной из остатков шерстяной ткани, кем-то мне подаренных, к её «ошейнику» (ремешку от часов); это был плоский силуэт, такой же, как если бы он был вырезан из бумаги.
(Фотография и не существовала: мне бы и в голову не пришло фотографировать все эти глупости, полочка же попала в кадр случайно и благодаря этому запечатлелась для истории.)
На двери, выкрашенной, как и подоконник, чуть розоватой краской (в обычную белую чуть капнуть обычной половой коричневой, тогда особого разноцветья красок не было, иначе моей комнате бы несдобровать), были наклеены вот эти копии, которые я сделала на специальных клетчатых картонках, продававшихся в канцтоварах (для чего они исходно создавались, понятия не имею), картинок, найденных мной в книге рассказов и фельетонов Ярослава Гашека, которую иллюстрировал художник Адольф Борн:
Вот обложка книги, из которой я делала копии:
Потом это безобразие надолго прекратилось - хотя выйдя замуж, я принялась, по выражению моей мамы, «вить гнездо» - и освоила все существующие техники создания чего бы то ни было из ниток: уж я и свитера и платья-шали-кружева вязала, и фриволите делать научилась, и даже гобелен один настоящий сделала (а потом по счастливой природной лени забросила, как и всё прочее: для меня в любом деле - кроме текста - главное было освоить технику, «суметь», а уж постоянно этим пусть занимается кто-то другой, в этом я полностью воплотила бабушки Марусину мудрость, которую она произносила вздыхая, поскольку сама-то делала всё, - дай бог всё знать, да не всё делать...), пока в 1996 году не разразился страшный рецидив: у нас в городе грянула нами же проводимая во главе с И. С. Драч научная конференция «Музыка и культура абсурда ХХ столетия» (после которой вышел сборник), и мы с мужем в ней участвовали и «научно», «художественно»: я выступала с докладом на тему «Как и зачем рояль превращается в гамелан», где анализировала разного рода авангардистские музыкальные опыты (в том числе и «рождение универсума») с точки зрения семиотики (текст опубликован в Лампе и ПСе), а также сделала выставку псевдогобеленов (куда вошёл и единственный «честный» гобелен с названием «Кіт Воркіт і кіт Фелікс», то есть кот Мурлыка и кот Феликс), от которой сохранилась афиша, некоторые мои концептуальные наброски и этот самый Воркит, висящий в отделе литературы по искусству областной научной библиотеки: после конференции я раздарила все экспонаты желающим, и Аня выбрала кота.
Вот они, Воркит и Феликс:
Кит Воркит - это был вязаный белый украинский кот, а кит Феликс - картонный, с коробки кошачьего корма, который мы тогда покупали Чапулику.
Воркит спит и видит сухой корм (справа в углу от головы нашиты его «мечты» - глиняные бусинки - будто бы шарики сухого корма), а Феликс мечтает о настоящей кринке молока (ближе к лапам и хвосту Воркота пришит глиняный же крохотный кувшинчик).
Эта идея наступающего капитализма с его троянскими дарами была реализована мной полнее в другом гобелене, уже псевдо- (псевдо потому, что я халтурила: нитки использовала только в качестве основного выразительного элемента, остальное «дотачивала» чем бог пошлёт: обложками от жвачек, жестяными банками из-под напитков, тогда только появлявшихся, проволочками, деревянными «несущими конструкциями», кусками ткани, журнальными иллюстрациями, картонными упаковками из-под импортных продуктов, пуговицами... в общем, всем, чем угодно), с названием «Светлая полоса в твоей жизни».
В качестве основы я использовала рекламу каких-то духов из гламурного журнала, где страница была поделена по диагонали, и в центре была такая световая дорожка, которую я обыграла как дорогу, к которой с обеих сторон навстречу двигались два «насекомых», символизирующих два антонимичных явления, пришедших к нам после падения железного занавеса: штрихкод и колорадский жук (жук был отловлен на огороде кого-то из знакомых, принесён в мёртвом виде, залакирован мной и включён в художественную композицию).
«Гобеленовой» была лишь бахрома из ниток внизу сего выдающегося произведения концептуального искусства.
Далее - из того что я помню - была «Бідна маленька далека Англія (погляд з центру Європи)», где «автор высмеивал» политические амбиции Украины, всерьёз претендовавшей на звание центра Европы не только географически:
на холст были наклеены фигурки: крупная (из какого-то журнала) козака Мамая́, сидевшего при дороге со своим осэлэдцем, конём и бандурой в центре композиции, и маленькая-маленькая Англия, вырезанная с какого-то из чаёв, кажется, «Ахмад», помещавшего на упаковках старинные английские виды.
Ещё один замысел («Українська щирість и русская задушевность»), тоже «антинационалистический», «автору» не удалось воплотить по причине «недостатости» пальтретов основных персонажей: я хотела поместить парный портрет Толстого и Шевченко, сделав им бороду и папаху из одного цвета и фактуры, «простецко-сермяжных» ниток, - на одном и том же общем фоне пёстрых зарубежных жвачек, которыми кончились в итоге оба национализма...
«Алеаторика» представляла собой нашитые в беспорядке на мешковину разноцветные пуговки; кажется, «Мистер Кейдж» был деревянным каркасом - рамой с театральным занавесом (занавеской, раздвигавшейся в обе стороны и открывавшей... пустоту, точнее, стену со случайными пупырышками - основным принципом создания авангардистами композиций, когда за ноты ими принимались артефакты на нотной бумаге), «Наш Чапа на охоте» описан на бумажечке с замыслами (см. иллюстрацию ниже), остальное как-то уже позабывалось... но только не гамелан, бывший тематическим центром композиции (а не только научного доклада).
Когда я его сооружала - это грандиозное сооружение, - как на него лаяла Памина, наша собачка, одна из найденных мной «оперных» щенков (которым я дала имена Имоджена, Азучена и Памина)...
На основании её поведения я сделала важный семиотический вывод о том, что наличие «врождённых механизмов восприятия действительности», о которых говорила Барбара Парти, не только распространяется на животных, а и присуще в первую очередь им: животные - первейшие и главные охранители нормы!
А мой гамелан нарушал все возможные нормы «социалистического общежития»: это была большая деревянная рама, увешанная по краям бахромой из жестяных банок из-под пива и газированных напитков, там была сложная система проволочек-струн, и потрясая этим сооружением, можно было добиться поистине ужасной, поражающей воображение какофонии!
Я представляю, если бы я появилась с этим гамеланом в областной библиотеке, где проводилась конференция, ещё и в лоскутном одеянии, сшитом специально для акции (мы все договаривались одеться как-нибудь «абсурдно» для достижения полной «аутентики», но выяснилось, что никто не рискнул, пришлось и мой наряд оставить дома)...
В общем, смотрите дальше сами жалкие остатки смелых художественных замыслов, найденные мною среди всего прочего в гаражных мешках, но только, ради всего святого, не спрашивайте, что кроется под экспонатами с названием «-ованный, -ёванный», - ей-богу, сама не помню, но не меньше вашего хотела бы узнать...
А завтра я поражу ваше воображение рассказом о Великой Истерии, однажды посетившей наш город, но пока об этом тсс...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
На ветхом рубище певца.
***
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они...
Всё АСП
Опять наступила такая серятина и безнадёжная (я бы даже сказала безнаде́жная) мряка (слава богу хоть тепло и можно экономить на отоплении), что я испытываю самое настоящее цветовое и световое, а следовательно эмоциональное голодание.
Но, как сказала Галина Васильевна, мотивируя необходимость проведения научной конференции, посвящённой столетию со дня рождения Блока, и цитируя классиков: спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - и я с самого утра...
...включаю настольную лампу... сканер... ой, сканер включает Миша, постоянно на него ложащийся и нажимающий своей тушкой лёгкую кнопку включения... и новогоднюю иллюминацию на стене, которую вижу, если отвожу взгляд от компа влево:
(Время съёмки - три часа дня, ну разве не безобразие за окном?)
Справа от монитора я вижу вот что:
Порой это видно под монитором...
И над монитором:
И за моей спиной:
И далее везде:
А потом я начинаю расцвечивать ветхое рубище действительности яркими заплатками воспоминаний.
...Пообещав Гали-Дане crivelli (в связи с показанным ею собственноручно сделанным ожерельем из морского стекла)...
...рассказать о том, как из точно таких же обкатанных морем стёклышек в конце семидесятых - самом начале восьмидесятых годов я сделала абажур на настольную лампу, точнее, оклеила разноцветными стёклышками, собранными на Азовском море, большую лампу дневного света, её матовую крышку, - я поняла, что не избежать и рассказов о красной шерстяной собаке с будкой, а также о других самолично (мною) сделанных полочках, настенных и головных украшениях, шитых игрушках, а затем и о так называемых псевдогобеленах, специально изготовленных мной и показанных на конференции «Музыка и культура абсурда ХХ столетия», проводимой нами в Сумах в 1996 году.
Но обо всём по порядку.
Итак, однажды я насобирала довольно много (увесистый такой получился пакет) разноцветных, разной величины и разной степени прозрачности - от матовых до почти хрустальных, белых, всех оттенков зелёного и коричневого стёклышек, обкатанных до гладкости морским прибоем, привезла домой в Сумы и стала думать-гадать, куда же пристроить это богатство...
А у меня была большая и широкая лампа дневного света, метра полтора в длину, в пластиковом таком рифлёном и матовом «футляре», я её ставила на письменный стол, прислоняя к окну, точнее, к стене у окна, и она доставала до потолка, ярко освещая книжные страницы или бумажные листы - настолько ярко, что глазам было немного неприятно.
И я приклеила все эти стёклышки в почти хаотическом порядке (следя только, чтобы один и тот же цвет не ложился слишком «кучно» и чтобы рядом не попадались стёклышки одного размера) на эту пластиковую крышку, обыкновенным клеем ПВА.
Поскольку лампы дневного света не слишком раскаляются, она прослужила мне очень долго, и прослужила бы ещё дольше, если бы она периодически не падала со стола и частицы футляра не откалывались вместе со стёклышками.
За давностию лет дальнейшая судьба лампы покрыта для меня «неизвестным» шолоховским «мраком», как и судьба заколки, которую я сделала (и забыла об этом, и если бы не прочитала об этом в собственном письме к ГВ, то и вообще всё её существование поглотил бы «неизвестный мрак») из двух деревянных ложек, инкрустированных необработанным - прозрачным и непрозрачным - янтарём, найденным нами на берегу Балтийского моря после одного из штормов.
Этот период был вообще у меня буйно-творческим: я шила мягкие игрушки по собственным даже не чертежам, а вдохновенным замыслам и дарила их друзьям, я сделала полку из крышки старого проигрывателя, прикрепив её с помощью четырёх верёвок на два гвоздя и обыграв передние две как руки человека («кисти« были вырезаны мной из жёлтой коленкоровой тетрадной обложки)...
Вот она, эта полочка-человек-офеня: на стене позади нас с Любой, Серёжей и мной:
...Я закамуфлировала обе электророзетки в своей комнате, превратив одну из них в рот человека (оклеив пространство вокруг розетки разноцветными бумажками, создающими лицо), а вторую сделав... отверстием будки - вырезанной из бумаги и наклеенной вокруг розетки, к этой будке шла настоящая цепочка, имитация серебряной, и вела к... красной шерстяной собаке, вырезанной из остатков шерстяной ткани, кем-то мне подаренных, к её «ошейнику» (ремешку от часов); это был плоский силуэт, такой же, как если бы он был вырезан из бумаги.
(Фотография и не существовала: мне бы и в голову не пришло фотографировать все эти глупости, полочка же попала в кадр случайно и благодаря этому запечатлелась для истории.)
На двери, выкрашенной, как и подоконник, чуть розоватой краской (в обычную белую чуть капнуть обычной половой коричневой, тогда особого разноцветья красок не было, иначе моей комнате бы несдобровать), были наклеены вот эти копии, которые я сделала на специальных клетчатых картонках, продававшихся в канцтоварах (для чего они исходно создавались, понятия не имею), картинок, найденных мной в книге рассказов и фельетонов Ярослава Гашека, которую иллюстрировал художник Адольф Борн:
Вот обложка книги, из которой я делала копии:
Потом это безобразие надолго прекратилось - хотя выйдя замуж, я принялась, по выражению моей мамы, «вить гнездо» - и освоила все существующие техники создания чего бы то ни было из ниток: уж я и свитера и платья-шали-кружева вязала, и фриволите делать научилась, и даже гобелен один настоящий сделала (а потом по счастливой природной лени забросила, как и всё прочее: для меня в любом деле - кроме текста - главное было освоить технику, «суметь», а уж постоянно этим пусть занимается кто-то другой, в этом я полностью воплотила бабушки Марусину мудрость, которую она произносила вздыхая, поскольку сама-то делала всё, - дай бог всё знать, да не всё делать...), пока в 1996 году не разразился страшный рецидив: у нас в городе грянула нами же проводимая во главе с И. С. Драч научная конференция «Музыка и культура абсурда ХХ столетия» (после которой вышел сборник), и мы с мужем в ней участвовали и «научно», «художественно»: я выступала с докладом на тему «Как и зачем рояль превращается в гамелан», где анализировала разного рода авангардистские музыкальные опыты (в том числе и «рождение универсума») с точки зрения семиотики (текст опубликован в Лампе и ПСе), а также сделала выставку псевдогобеленов (куда вошёл и единственный «честный» гобелен с названием «Кіт Воркіт і кіт Фелікс», то есть кот Мурлыка и кот Феликс), от которой сохранилась афиша, некоторые мои концептуальные наброски и этот самый Воркит, висящий в отделе литературы по искусству областной научной библиотеки: после конференции я раздарила все экспонаты желающим, и Аня выбрала кота.
Вот они, Воркит и Феликс:
Кит Воркит - это был вязаный белый украинский кот, а кит Феликс - картонный, с коробки кошачьего корма, который мы тогда покупали Чапулику.
Воркит спит и видит сухой корм (справа в углу от головы нашиты его «мечты» - глиняные бусинки - будто бы шарики сухого корма), а Феликс мечтает о настоящей кринке молока (ближе к лапам и хвосту Воркота пришит глиняный же крохотный кувшинчик).
Эта идея наступающего капитализма с его троянскими дарами была реализована мной полнее в другом гобелене, уже псевдо- (псевдо потому, что я халтурила: нитки использовала только в качестве основного выразительного элемента, остальное «дотачивала» чем бог пошлёт: обложками от жвачек, жестяными банками из-под напитков, тогда только появлявшихся, проволочками, деревянными «несущими конструкциями», кусками ткани, журнальными иллюстрациями, картонными упаковками из-под импортных продуктов, пуговицами... в общем, всем, чем угодно), с названием «Светлая полоса в твоей жизни».
В качестве основы я использовала рекламу каких-то духов из гламурного журнала, где страница была поделена по диагонали, и в центре была такая световая дорожка, которую я обыграла как дорогу, к которой с обеих сторон навстречу двигались два «насекомых», символизирующих два антонимичных явления, пришедших к нам после падения железного занавеса: штрихкод и колорадский жук (жук был отловлен на огороде кого-то из знакомых, принесён в мёртвом виде, залакирован мной и включён в художественную композицию).
«Гобеленовой» была лишь бахрома из ниток внизу сего выдающегося произведения концептуального искусства.
Далее - из того что я помню - была «Бідна маленька далека Англія (погляд з центру Європи)», где «автор высмеивал» политические амбиции Украины, всерьёз претендовавшей на звание центра Европы не только географически:
на холст были наклеены фигурки: крупная (из какого-то журнала) козака Мамая́, сидевшего при дороге со своим осэлэдцем, конём и бандурой в центре композиции, и маленькая-маленькая Англия, вырезанная с какого-то из чаёв, кажется, «Ахмад», помещавшего на упаковках старинные английские виды.
Ещё один замысел («Українська щирість и русская задушевность»), тоже «антинационалистический», «автору» не удалось воплотить по причине «недостатости» пальтретов основных персонажей: я хотела поместить парный портрет Толстого и Шевченко, сделав им бороду и папаху из одного цвета и фактуры, «простецко-сермяжных» ниток, - на одном и том же общем фоне пёстрых зарубежных жвачек, которыми кончились в итоге оба национализма...
«Алеаторика» представляла собой нашитые в беспорядке на мешковину разноцветные пуговки; кажется, «Мистер Кейдж» был деревянным каркасом - рамой с театральным занавесом (занавеской, раздвигавшейся в обе стороны и открывавшей... пустоту, точнее, стену со случайными пупырышками - основным принципом создания авангардистами композиций, когда за ноты ими принимались артефакты на нотной бумаге), «Наш Чапа на охоте» описан на бумажечке с замыслами (см. иллюстрацию ниже), остальное как-то уже позабывалось... но только не гамелан, бывший тематическим центром композиции (а не только научного доклада).
Когда я его сооружала - это грандиозное сооружение, - как на него лаяла Памина, наша собачка, одна из найденных мной «оперных» щенков (которым я дала имена Имоджена, Азучена и Памина)...
На основании её поведения я сделала важный семиотический вывод о том, что наличие «врождённых механизмов восприятия действительности», о которых говорила Барбара Парти, не только распространяется на животных, а и присуще в первую очередь им: животные - первейшие и главные охранители нормы!
А мой гамелан нарушал все возможные нормы «социалистического общежития»: это была большая деревянная рама, увешанная по краям бахромой из жестяных банок из-под пива и газированных напитков, там была сложная система проволочек-струн, и потрясая этим сооружением, можно было добиться поистине ужасной, поражающей воображение какофонии!
Я представляю, если бы я появилась с этим гамеланом в областной библиотеке, где проводилась конференция, ещё и в лоскутном одеянии, сшитом специально для акции (мы все договаривались одеться как-нибудь «абсурдно» для достижения полной «аутентики», но выяснилось, что никто не рискнул, пришлось и мой наряд оставить дома)...
В общем, смотрите дальше сами жалкие остатки смелых художественных замыслов, найденные мною среди всего прочего в гаражных мешках, но только, ради всего святого, не спрашивайте, что кроется под экспонатами с названием «-ованный, -ёванный», - ей-богу, сама не помню, но не меньше вашего хотела бы узнать...
А завтра я поражу ваше воображение рассказом о Великой Истерии, однажды посетившей наш город, но пока об этом тсс...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.