День дольше века
- Ну всё, хватит читать, ложись, завтра день большой, успеешь еще начитаться.
И правда: каждый новый день был большой, наполненный до краёв делами и мыслями, событиями и разговорами...
И именно потому я ещё долго «не ложилась», то есть не шла в спальню на кровать, а лежала и читала в «закутке» - уголочке за печкой, где стояла уютная тахта с подушками, - потому что день был заполнен познанием собственного - непосредственно переживаемого - мира: вещного, природного, бытового, «осязаемо-плотного», а вечер и ночь оставались для познания миров чужих - книжных, но таких же плотно-осязаемых и ощутимых.
И не только день, вечер, утро, ночь, а и весь мир был большой, огромный, бесконечнопротяжённый... Полный до краёв - и не имеющий края.
Шло время, и наконец последняя песчинка достигла узкого перешейка в песочных часах и упала на вершину серого холмика. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...» - показалось, что «край» всё-таки есть. Но нет, кто-то (быть может, я сама?) перевернул стеклянный сосуд - и начиная с той же самой последней песчинки время потекло-зашуршало обратно: в детство, «домой», «на родину» (это много лет назад один мой ученик-семиклассник так ответил на вопрос, почему Подколёсин раздумал жениться: «Но потом ему стало страшно жениться, и он выпрыгнул в окно и убежал к себе на родину домой»)...
«Я список кораблей прочёл до середины»... Наверное, больше всего за это люблю Мандельштама: за детскую лёгкость - умение, не дочитав до конца, тут же устремиться к началу:
Обратно в крепь родник журчит
Цепочкой, пеночкой и речью...
Вперёд же, к концу - это когда-нибудь потом, «завтра». А завтра день - большой, успеем дочитать.
Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты,
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
И правда: каждый новый день был большой, наполненный до краёв делами и мыслями, событиями и разговорами...
И именно потому я ещё долго «не ложилась», то есть не шла в спальню на кровать, а лежала и читала в «закутке» - уголочке за печкой, где стояла уютная тахта с подушками, - потому что день был заполнен познанием собственного - непосредственно переживаемого - мира: вещного, природного, бытового, «осязаемо-плотного», а вечер и ночь оставались для познания миров чужих - книжных, но таких же плотно-осязаемых и ощутимых.
И не только день, вечер, утро, ночь, а и весь мир был большой, огромный, бесконечнопротяжённый... Полный до краёв - и не имеющий края.
Шло время, и наконец последняя песчинка достигла узкого перешейка в песочных часах и упала на вершину серого холмика. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...» - показалось, что «край» всё-таки есть. Но нет, кто-то (быть может, я сама?) перевернул стеклянный сосуд - и начиная с той же самой последней песчинки время потекло-зашуршало обратно: в детство, «домой», «на родину» (это много лет назад один мой ученик-семиклассник так ответил на вопрос, почему Подколёсин раздумал жениться: «Но потом ему стало страшно жениться, и он выпрыгнул в окно и убежал к себе на родину домой»)...
«Я список кораблей прочёл до середины»... Наверное, больше всего за это люблю Мандельштама: за детскую лёгкость - умение, не дочитав до конца, тут же устремиться к началу:
Обратно в крепь родник журчит
Цепочкой, пеночкой и речью...
Вперёд же, к концу - это когда-нибудь потом, «завтра». А завтра день - большой, успеем дочитать.
Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты,
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.