Я список кораблей прочёл до середины...
Осип Мандельштам
Увидев во время прогулки в парке давно и нежно любимую форму скамьи: ампирно-античную с завитками-волютами, - я попросила Олю
una_tartaruga сделать снимок со мной - в «обратной перспективе».
Скамейка эта для меня - как античный портал в прошлое: обратно в детство, к родителям, к маме.
Она входит в мою матрицу домрайсада - и потому, что в моём детстве это был садово-парковый «мейнстрим», и потому, что я любила рассматривать родительский бело-плюшевый с металлической инкрустацией альбом (теперь пожелтевший и с уже только оттиском на плюше от исчезнувшей вставки), где на одной из фотографий мама сидит на бульваре в Одессе на точно такой же скамье. А на других маминых одесских фотографиях, где она с подругами, заметны вариации в основании скамей - таких я уже давно нигде не встречала...
1966-й год, маме тридцать четыре, мне - семь.
Пока искала нужную фотку, наткнулась на другую - с юмористической подписью на обороте, сделанной маминой рукой: «Считать, что на фотографии только двое, подумаешь, принесло третьего!».
Маме неполных двадцать лет, меня и даже Лили нет и в проекте (Лиля родилась в 1955-м) - беззаботные студенческие годы.
Уж чем им не угодил этот бедняга, не знаю, но его решили не считать...
А вот и ещё одна фотка, мама с другой подружкой (но не с
Волей):
Надпись на обороте:
Годы изменят знакомые лица,
Друзья разойдутся по разным местам,
Но мы не забудем друг друга
По этим знакомым, хоть мёртвым чертам.
И всё тот же счастливый 1952-й...
А с Волей они вот:
В последнее время мама снится мне всё чаще и чаще, и среди недавних снов особо запомнились два. В первом из них опечаленная мама сообщает, что будто бы ей велено теперь собираться и уходить в какие-то безвозвратные пределы насовсем. Я утешаю её, говоря, что это неправда (как мы обычно утешаем живых, когда им снится сон о близкой смерти), что эта информация неверная, и что ничего делать не надо. Мама слушает мои слова с облегчением. А во втором мне предстоит опять хоронить маму, и я почему-то боюсь, что я её не узнаю и похороню кого-то другого. Но вдруг вижу мамино живое лицо, как бы реющее над этим скорбным местом, где идут похоронные приготовления, и она улыбается мне такой светлой-пресветлой улыбкой - осиянной...
Ещё не покидая пространства сна, я испытываю невероятное блаженство узнавания и родства с мамой. И потом, проснувшись, весь день и несколько последующих испытываю благостное чувство доверия к миру и устройству вселенной: всё станет правильно когда-то, нужно просто спокойно ждать...
...Нет, для меня их черты вовсе не мёртвые, и я сосчитаю и этого «принесённого ветром» третьего: он тоже имеет право на нашу память-бессмертие - «он между нами жил»...
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи -
На головах царей божественная пена -
Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?
И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море чёрное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
<Август> 1915
Музыкальный киоск
Click to view
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала
http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами или плагиаторами (что, в принципе, одно и то же).