(no subject)
Надену ладанку и чёрную футболку
На скорости воды, выравнивая вниз как будто
как шагов неслыханные шубы, по улицам скользит
последний символист под спящий шум дождя, как
в зеркале, бесшумный. Зачем бы в сотый раз
германские дубы, ведь всё и так шумит и кружится
немного? Чтоб мы над Мандельштам смыкали наши лбы
над книга-петроград и строчка-недотрога. О, не печаль
печать, темней чернил и слёз! Бог будет говоря, по имени
Мнестрашно... Важнее досмотреть на зеркале всерьёз
как дождь в порядке слёз - мажорно и протяжно
Но светел человек под водяным стеклом: есть ласточки
и чай, и царские чертоги, где все, кого он вёл своим
глубоким сном, в щастливой нищете беседуют о Боге
Нет, не луна по стёклышку любима, любимая стеклянная
луна: когда лицо вода проносит мимо, как тень воды
бегущая от дыма, в уста змея вползает из луча - да-да
змея вползает из луча!
Что ж, подержу во рту немного мифа, признаю в телевизоре
его, чтоб дольше спать, чтоб грудь больной богини
теплела мне у Климта и Дельво
Не чешуи «февраль» полунедели, не ветер «март»
ударивший хвостом, а милая луна в моём прольётся теле
как осень осени, как сна пустой восток
На стогнах Ленина в футбол сыграют дети и песни красные
то спляшут, то споют, что есть любовь листвы к земли моей
планете и время сентября желтеющих минут
А я погоревать о якоре и плуге, где реки длинные
раздвинуты луной, скользя в ночи волнистою подругой
когда-то глупой, светлой и больной
О, незачем молчать, что всё проходит, что будет
Бог, а мы с тобой, сестра, поедем ли в автобусе, как боги
как ездили в постели до утра?
Воде полезны грозы и стрекозы! жаль, не могу
с ногами в Коктебель, изобретая ангелам заказы -
коньяк, лимон и милую в постель
Но женский дождь, подкрашенный водою, и слабых губ
молочное вино, волна невесты (или там студентки)
не утолят из мёртвых никого
Ахейскими как если кораблями исчезли
затонувшие венки, и берега занесены песками
и высохли, белея, старики
Среди отцов, как скифы непокорных, средь городских
количества Камен я поверну своё сухое горло
к сегодня слов классическим венкам
Надену ладанку и чёрную футболку, перекрещусь
одной из этих рук, и поплыву, приподнятый как знамя
на пиршество (непонятых) подруг
На скорости воды, выравнивая вниз как будто
как шагов неслыханные шубы, по улицам скользит
последний символист под спящий шум дождя, как
в зеркале, бесшумный. Зачем бы в сотый раз
германские дубы, ведь всё и так шумит и кружится
немного? Чтоб мы над Мандельштам смыкали наши лбы
над книга-петроград и строчка-недотрога. О, не печаль
печать, темней чернил и слёз! Бог будет говоря, по имени
Мнестрашно... Важнее досмотреть на зеркале всерьёз
как дождь в порядке слёз - мажорно и протяжно
Но светел человек под водяным стеклом: есть ласточки
и чай, и царские чертоги, где все, кого он вёл своим
глубоким сном, в щастливой нищете беседуют о Боге
Нет, не луна по стёклышку любима, любимая стеклянная
луна: когда лицо вода проносит мимо, как тень воды
бегущая от дыма, в уста змея вползает из луча - да-да
змея вползает из луча!
Что ж, подержу во рту немного мифа, признаю в телевизоре
его, чтоб дольше спать, чтоб грудь больной богини
теплела мне у Климта и Дельво
Не чешуи «февраль» полунедели, не ветер «март»
ударивший хвостом, а милая луна в моём прольётся теле
как осень осени, как сна пустой восток
На стогнах Ленина в футбол сыграют дети и песни красные
то спляшут, то споют, что есть любовь листвы к земли моей
планете и время сентября желтеющих минут
А я погоревать о якоре и плуге, где реки длинные
раздвинуты луной, скользя в ночи волнистою подругой
когда-то глупой, светлой и больной
О, незачем молчать, что всё проходит, что будет
Бог, а мы с тобой, сестра, поедем ли в автобусе, как боги
как ездили в постели до утра?
Воде полезны грозы и стрекозы! жаль, не могу
с ногами в Коктебель, изобретая ангелам заказы -
коньяк, лимон и милую в постель
Но женский дождь, подкрашенный водою, и слабых губ
молочное вино, волна невесты (или там студентки)
не утолят из мёртвых никого
Ахейскими как если кораблями исчезли
затонувшие венки, и берега занесены песками
и высохли, белея, старики
Среди отцов, как скифы непокорных, средь городских
количества Камен я поверну своё сухое горло
к сегодня слов классическим венкам
Надену ладанку и чёрную футболку, перекрещусь
одной из этих рук, и поплыву, приподнятый как знамя
на пиршество (непонятых) подруг