О качестве советской продукции и жизни в СССР
Из интервью со старшим инженером Центра стандартизации и метрологии Госстандарта СССР по Омской области Ниной Леонтьевной Кудрявцевой, которая работала в этой службе с 1951 по 1982 год.
Я приехала в Омск в 1951 году после окончания Одесского техникума измерений. Я получила квалификацию техника-энергетика по метрологической аппаратуре - электроприборам, приборам давления, газо- счетчикам и расходомерам. Так у меня было написано в дипломе. И вот я приехала сюда по распределению.
Первый месяц жила в кабинете нашего Центра - тогда он еще назывался лабораторией метрологии. Я жила прямо там. Ночевала, а утром манатки быстренько прятали. Месяц или больше жила, а потом договорились с заводом Электроточприбор насчет общежития.
В общежитии нас в комнате жило девять человек. Девочки и из цехов, и с других подразделений завода - всякие. Рабочие.
В Омске было очень трудно получить квартиру.
Я, в силу своих возможностей - и физических, и по должности, - много помогала заводу. Я никогда не отказывалась.
Вы понимаете, наступает конец месяца. Надо если не всю ночь, то до четырех утра быть на заводе. Потому что продукцию нужно оформить 31-м числом, чтобы она вошла в состав продукции, произведенной в счет плана этого месяца. То есть надо отчитаться.
30-го весь день, часов до трех ночи, я работала в цехе. 31-го - весь день и всю ночь. Когда я пришла в общежитие и легла спать, я уже сама себя не помнила. Вы представляете, что это такое, когда перед тобой сутки мигали стрелочки приборов. Причем ведь надо знать, что смотреть, что сделать и так далее. И только я уснула, приходит начальник OTK и говорит: «Нина Леонтьевна, вы извините... вот, остался еще ящик приборов, вам не предъявили, а надо принять».
П. О.: Это что - в новогоднюю ночь?
Н. К.: Так бывало и в новогоднюю ночь, но в данном случае я говорю об одном из обыкновенных концов месяца. А ведь уже наступило первое число. Я говорю: «Вы знаете, я уже не могу смотреть на приборы». Она говорит: «Я вам верю, но я вас умоляю...» Ну, и так далее, и тому подобное... А ведь от этого зависели все зарплаты, премии... всё, абсолютно всё - от выполнения плана. Хорошо, что я имела на руках клеймо. У нас приборы клеймили, и мы должны были клейма сдавать каждый день. Ay меня было свое, директор Центра издал приказ, по которому я могла не сдавать его каждый день. Ну, я поднялась и пошла, приняла этот ящик приборов, который разиня какая-то недосмотрела. Встречает меня снова начальник OTK... Она, собственно говоря, здесь в цехе и была.
П. О.: Так она и ночью была?
Н. К.: Ночью ее не было. Приборы на контроль предъявляет мастер цеха. А наутро она пришла, и обнаружилось, что еще недосчитаны приборы, план не выполнен цехом. И тогда она пришла просить уже сама. Я приняла приборы, собралась идти домой, она меня встретила, говорит: «Пойдемте со мной». Ведет меня в кабинет директора. И директор дает мне ордер на комнату. Сказал так: «Это вам за то, что вы нам никогда не отказываете в том, что для нас очень важно».
Вот таким образом шла работа. Конечно, я не скажу, что я хорошо поступала, нет. Ho вы понимаете, людей жалко. Я не о заводе. Завод, дирекция... бог с ними. А люди, которые работают, они ж тоже, бедные, полмесяца без работы сидят, а полмесяца не знают, как довести это все, чтобы план выполнить. Сидят ночами и сутками. И не принять у них я не могла.
П. О.: А вообще работали в две смены?
Н. К.: Работали в три смены. В 1951 году, когда я приехала, работали в три смены, а на две перешли только где-то в 70-х годах. На Электроточприборе был очень большой объем производства щитовых приборов - маленькие такие «индикаторы», как их называли. Потом завод перешел на эталонные, потом на цифровые приборы, то есть уже обновилась техника. С цифровыми приборами, конечно, трудно ночами работать. В общем, виден был уже закат старой продукции, и завод перешел на двухсменную работу.
А так все годы было три смены. Причем в начале 50-х была еще шестидневка по восемь часов, и только в 1957-м перешли на пятидневку. Декретный отпуск тогда был два месяца до и два месяца после родов. И все. Декретный отпуск оплачивался из расчета 75 процентов фактической зарплаты. Ежегодный отпуск у меня был 24 календарных дня. Я все время работала на должности старшего инженера, хотя фактически исполняла обязанности начальника лаборатории. Ho такой ставки не было в штатном расписании Центра. И все старшие инженеры по факту исполняли обязанности начальников лабораторий.
С квартирой мне опять помог директор завода Электроточприбор. Он научил меня, каким образом это сделать. Нужны были ордера на комнаты в двухкомнатной квартире. Одну комнату дают одному сотруднику завода, а вторую моему мужу. А я имела комнату, у нас была комната 18 метров в старом доме. Я потом меняюсь с этой женщиной, которая получила ордер. Вот таким образом мы получили эту квартиру.
П. О.: Тогда весь жилой фонд был коммунальным? Отдельных квартир не давали в принципе?
Н. К.: У нас семья - три человека, на трех человек тогда не давали двухкомнатную квартиру. Давали одну комнату или однокомнатную квартиру. А нас было трое, хотя фактически нас жило четверо, со мной жила моя племянница. Ho она не считалась нашим ребенком. Племянница, получалось, не член семьи.
П. О.: Когда в 70-е начали говорить о качестве, как взаимодействовали эти специалисты, руководство предприятий, партийные органы, советские, контрольные? Ведь власть была не только у партийного руководства.
Н. К.: В общем, подавлял все обком партии. Вот такой пример. Я приняла партию приборов, которые называли образцовыми, т. е. эталоны - по ним уже сличают остальные приборы. Эти образцовые шли все 100 процентов на проверку. А вот технических малогабаритных, щитовых приборов мы имели право по технической документации брать 10 или 20 процентов от партии. Если все из них проходят, то принимаем всю партию и ставим клеймо. Если имеется брак, то берем еще часть от этой партии. Ну, и так далее.
П. О.: То есть вы старались не наказывать людей, поэтому отбраковывали часть продукции. А могли забраковать всю партию?
Н. К.: Могли. Вот однажды я принимала большое количество приборов, взяла одну партию, у меня отбраковалось процентов 12, второй ящик беру - снова брак... Я принимаю решение забраковать всю партию, а приборов много - выше меня стоят ящики. Ну, а на дворе 31-е число. Завод забегал. В обком звонят.
П. О.: Это все на Электроточприборе?
Н. К.: Да. Я в последнее время работала с этим заводом. Звонят в обком. Я говорю: «Да звоните вы, куда хотите». Из обкома звонят, первый вопрос: «Вы член партии?» Я говорю: «Да». - «Вы что, билет решили потерять?» - «Нет, постараюсь не потерять».
П. О.: А кто звонил?
Н. К.: Заместитель начальника отдела промышленности. Я его знала, приходилось бывать у него не раз. Он говорит: «Я советую вам принять приборы». А я: «Что значит “советуете"? Приезжайте, я вам их покажу, и потом будем решать вопрос. Что вы мне советуете? Я и так уже без глаз осталась с этими приборами». - «Ну, хорошо, вы не знаете, Розин (это начальник нашего Центра) у себя?» Я говорю: «Я не знаю, я сегодня там не была». К директору завода уже потащили: «Вам звонит Розин туда». Я говорю: «Он знает, куда мне позвонить». Конечно, я поняла, что будут давить. Буквально через несколько минут звонит мне Розин: «Тогда всю партию перепроверяйте». - «Это немыслимо всю партию проверить, я не могу». - «А я предлагаю вам тогда принять все». Я ему: «Я не приму, приборы очень плохие». Он говорит: «Ну, ладно». Через полчаса приезжает из Центра представитель другой лаборатории принимать эти приборы. Вот. Вы понимаете? Вот так.
В результате приехал парень, всю партию проверил, забраковал 35 процентов приборов, остальное пропустил. Так что КПСС нами так вот руководила. Принять - и все.
П. О.: Пятилетка качества - это 1971-1976 годы. Вы часто испытывали подобное давление в эти годы?
Н. К.: Во-первых, оно было постоянным. Во-вторых, это давление партии привело к тому, что и люди в цехе знали: ну, подумаешь, Нина Леонтьевна не примет, ей из обкома позвонят, куда она денется. И приборы становились хуже и хуже. Если в 60-е годы, когда мы принимали приборы на экспорт, это были приборы, в которые смотришь, как в зеркало - отполированные корпуса, циферблаты блестят. А теперь на экспорт мы стали принимать такие же приборы, которые идут в нашу страну. То есть качество сильно понизилось. А комплектующие? Ведь завод получал массу комплектующих. Без конца: «Зайдите в лабораторию комплектующих»... Там была лаборатория входного контроля. Она тоже проверяла не все - это и невозможно было все проверить, но какой-то процент проверяли, потом писали акты и так далее. И в актах писалось, что оттуда-то и оттуда-то мы получили чуть ли не 100 процентов брака. Вы понимаете? Это в 70-е годы было постоянно.
П. О.: То есть с точки зрения ухудшения качества интересы хозяйственников- директоров и интересы партии шли рука об руку. Они дружно работали на ухудшение ситуации.
Н. К. : Да.
П. О.: Получается, что партия, которая сама же приняла решение об улучшении качества, сам же его саботировала?
Н. К.: Сама же и погубила все качество. Я вам говорю, что раньше, когда мы делали приборы, наши приборы шли чистые, внутри было до того хорошо. А тут откроешь прибор и не поймешь, как идет сплав... И сопли, я извиняюсь, за каждой пайкой - олово не убирали. Небрежно, страшно небрежно. По технологии мы должны были и сборку смотреть, и пайку. Я в последнее время уже не смотрела, иначе - хоть выбрасывай.
П. О. : В 50-е, когда вы приехали в Омск, сколько лет примерно было работникам отдела промышленности обкома партии?
Н. К.: Для меня они все старые были, конечно. Ho в целом им было за пятьдесят. Это были еще сталинские кадры. И вообще омоложение этих кадров пошло где-то в 60-е годы. Стали появляться те, кому уже было не за пятьдесят, но за сорок. До сорока, а тем более тридцатилетних - никого не было.
П. О.: А уровень завотделом, первых-вторых-третьих секретарей - им было уже за шестьдесят?
Н. К.: Да.
Заводы перестали работать уже во второй половине 80-х. He было поставок, началось разделение по республикам и регионам... Наш завод снабжался из Киева, Еревана, Краснодара, Ленинграда, почти все это прекратилось. Остался только ленинградский поставщик - завод Вибратор. Большую часть номенклатуры уже нельзя было делать.
П. О.: Ho зарплату же повышали?
Н. К.: Да ничего они не получали. Люди ходили на завод уже почти без зарплаты, поскольку продукции выпускалось мало. Просто держались за свои места, боялись все потерять.
Что касается нашей метрологической службы, то они лучше стали жить в этот период. Потому что они стали получать наличные деньги за проверку приборов. Я даже удивляюсь, какие они получают деньги, мы таких не видели. Как они отделали свои помещения, какое оборудование закупили... Наша лаборатория имеет образцовое оборудование. Ho это началось уже в 90-е годы, а в 80-е заводы не работали и их не вызывали - тоже бедствовали. Сидели, ждали, надеялись.
П. О.: То есть раньше Центр был бюджетной организацией, а сейчас стал получать деньги непосредственно от заводов?
Н. К.: Да.
Источник https://strana-oz.ru/2008/3/omsk-glazami-inzhenera-istoriya-o-kontrole-kachestva
Я приехала в Омск в 1951 году после окончания Одесского техникума измерений. Я получила квалификацию техника-энергетика по метрологической аппаратуре - электроприборам, приборам давления, газо- счетчикам и расходомерам. Так у меня было написано в дипломе. И вот я приехала сюда по распределению.
Первый месяц жила в кабинете нашего Центра - тогда он еще назывался лабораторией метрологии. Я жила прямо там. Ночевала, а утром манатки быстренько прятали. Месяц или больше жила, а потом договорились с заводом Электроточприбор насчет общежития.
В общежитии нас в комнате жило девять человек. Девочки и из цехов, и с других подразделений завода - всякие. Рабочие.
В Омске было очень трудно получить квартиру.
Я, в силу своих возможностей - и физических, и по должности, - много помогала заводу. Я никогда не отказывалась.
Вы понимаете, наступает конец месяца. Надо если не всю ночь, то до четырех утра быть на заводе. Потому что продукцию нужно оформить 31-м числом, чтобы она вошла в состав продукции, произведенной в счет плана этого месяца. То есть надо отчитаться.
30-го весь день, часов до трех ночи, я работала в цехе. 31-го - весь день и всю ночь. Когда я пришла в общежитие и легла спать, я уже сама себя не помнила. Вы представляете, что это такое, когда перед тобой сутки мигали стрелочки приборов. Причем ведь надо знать, что смотреть, что сделать и так далее. И только я уснула, приходит начальник OTK и говорит: «Нина Леонтьевна, вы извините... вот, остался еще ящик приборов, вам не предъявили, а надо принять».
П. О.: Это что - в новогоднюю ночь?
Н. К.: Так бывало и в новогоднюю ночь, но в данном случае я говорю об одном из обыкновенных концов месяца. А ведь уже наступило первое число. Я говорю: «Вы знаете, я уже не могу смотреть на приборы». Она говорит: «Я вам верю, но я вас умоляю...» Ну, и так далее, и тому подобное... А ведь от этого зависели все зарплаты, премии... всё, абсолютно всё - от выполнения плана. Хорошо, что я имела на руках клеймо. У нас приборы клеймили, и мы должны были клейма сдавать каждый день. Ay меня было свое, директор Центра издал приказ, по которому я могла не сдавать его каждый день. Ну, я поднялась и пошла, приняла этот ящик приборов, который разиня какая-то недосмотрела. Встречает меня снова начальник OTK... Она, собственно говоря, здесь в цехе и была.
П. О.: Так она и ночью была?
Н. К.: Ночью ее не было. Приборы на контроль предъявляет мастер цеха. А наутро она пришла, и обнаружилось, что еще недосчитаны приборы, план не выполнен цехом. И тогда она пришла просить уже сама. Я приняла приборы, собралась идти домой, она меня встретила, говорит: «Пойдемте со мной». Ведет меня в кабинет директора. И директор дает мне ордер на комнату. Сказал так: «Это вам за то, что вы нам никогда не отказываете в том, что для нас очень важно».
Вот таким образом шла работа. Конечно, я не скажу, что я хорошо поступала, нет. Ho вы понимаете, людей жалко. Я не о заводе. Завод, дирекция... бог с ними. А люди, которые работают, они ж тоже, бедные, полмесяца без работы сидят, а полмесяца не знают, как довести это все, чтобы план выполнить. Сидят ночами и сутками. И не принять у них я не могла.
П. О.: А вообще работали в две смены?
Н. К.: Работали в три смены. В 1951 году, когда я приехала, работали в три смены, а на две перешли только где-то в 70-х годах. На Электроточприборе был очень большой объем производства щитовых приборов - маленькие такие «индикаторы», как их называли. Потом завод перешел на эталонные, потом на цифровые приборы, то есть уже обновилась техника. С цифровыми приборами, конечно, трудно ночами работать. В общем, виден был уже закат старой продукции, и завод перешел на двухсменную работу.
А так все годы было три смены. Причем в начале 50-х была еще шестидневка по восемь часов, и только в 1957-м перешли на пятидневку. Декретный отпуск тогда был два месяца до и два месяца после родов. И все. Декретный отпуск оплачивался из расчета 75 процентов фактической зарплаты. Ежегодный отпуск у меня был 24 календарных дня. Я все время работала на должности старшего инженера, хотя фактически исполняла обязанности начальника лаборатории. Ho такой ставки не было в штатном расписании Центра. И все старшие инженеры по факту исполняли обязанности начальников лабораторий.
С квартирой мне опять помог директор завода Электроточприбор. Он научил меня, каким образом это сделать. Нужны были ордера на комнаты в двухкомнатной квартире. Одну комнату дают одному сотруднику завода, а вторую моему мужу. А я имела комнату, у нас была комната 18 метров в старом доме. Я потом меняюсь с этой женщиной, которая получила ордер. Вот таким образом мы получили эту квартиру.
П. О.: Тогда весь жилой фонд был коммунальным? Отдельных квартир не давали в принципе?
Н. К.: У нас семья - три человека, на трех человек тогда не давали двухкомнатную квартиру. Давали одну комнату или однокомнатную квартиру. А нас было трое, хотя фактически нас жило четверо, со мной жила моя племянница. Ho она не считалась нашим ребенком. Племянница, получалось, не член семьи.
П. О.: Когда в 70-е начали говорить о качестве, как взаимодействовали эти специалисты, руководство предприятий, партийные органы, советские, контрольные? Ведь власть была не только у партийного руководства.
Н. К.: В общем, подавлял все обком партии. Вот такой пример. Я приняла партию приборов, которые называли образцовыми, т. е. эталоны - по ним уже сличают остальные приборы. Эти образцовые шли все 100 процентов на проверку. А вот технических малогабаритных, щитовых приборов мы имели право по технической документации брать 10 или 20 процентов от партии. Если все из них проходят, то принимаем всю партию и ставим клеймо. Если имеется брак, то берем еще часть от этой партии. Ну, и так далее.
П. О.: То есть вы старались не наказывать людей, поэтому отбраковывали часть продукции. А могли забраковать всю партию?
Н. К.: Могли. Вот однажды я принимала большое количество приборов, взяла одну партию, у меня отбраковалось процентов 12, второй ящик беру - снова брак... Я принимаю решение забраковать всю партию, а приборов много - выше меня стоят ящики. Ну, а на дворе 31-е число. Завод забегал. В обком звонят.
П. О.: Это все на Электроточприборе?
Н. К.: Да. Я в последнее время работала с этим заводом. Звонят в обком. Я говорю: «Да звоните вы, куда хотите». Из обкома звонят, первый вопрос: «Вы член партии?» Я говорю: «Да». - «Вы что, билет решили потерять?» - «Нет, постараюсь не потерять».
П. О.: А кто звонил?
Н. К.: Заместитель начальника отдела промышленности. Я его знала, приходилось бывать у него не раз. Он говорит: «Я советую вам принять приборы». А я: «Что значит “советуете"? Приезжайте, я вам их покажу, и потом будем решать вопрос. Что вы мне советуете? Я и так уже без глаз осталась с этими приборами». - «Ну, хорошо, вы не знаете, Розин (это начальник нашего Центра) у себя?» Я говорю: «Я не знаю, я сегодня там не была». К директору завода уже потащили: «Вам звонит Розин туда». Я говорю: «Он знает, куда мне позвонить». Конечно, я поняла, что будут давить. Буквально через несколько минут звонит мне Розин: «Тогда всю партию перепроверяйте». - «Это немыслимо всю партию проверить, я не могу». - «А я предлагаю вам тогда принять все». Я ему: «Я не приму, приборы очень плохие». Он говорит: «Ну, ладно». Через полчаса приезжает из Центра представитель другой лаборатории принимать эти приборы. Вот. Вы понимаете? Вот так.
В результате приехал парень, всю партию проверил, забраковал 35 процентов приборов, остальное пропустил. Так что КПСС нами так вот руководила. Принять - и все.
П. О.: Пятилетка качества - это 1971-1976 годы. Вы часто испытывали подобное давление в эти годы?
Н. К.: Во-первых, оно было постоянным. Во-вторых, это давление партии привело к тому, что и люди в цехе знали: ну, подумаешь, Нина Леонтьевна не примет, ей из обкома позвонят, куда она денется. И приборы становились хуже и хуже. Если в 60-е годы, когда мы принимали приборы на экспорт, это были приборы, в которые смотришь, как в зеркало - отполированные корпуса, циферблаты блестят. А теперь на экспорт мы стали принимать такие же приборы, которые идут в нашу страну. То есть качество сильно понизилось. А комплектующие? Ведь завод получал массу комплектующих. Без конца: «Зайдите в лабораторию комплектующих»... Там была лаборатория входного контроля. Она тоже проверяла не все - это и невозможно было все проверить, но какой-то процент проверяли, потом писали акты и так далее. И в актах писалось, что оттуда-то и оттуда-то мы получили чуть ли не 100 процентов брака. Вы понимаете? Это в 70-е годы было постоянно.
П. О.: То есть с точки зрения ухудшения качества интересы хозяйственников- директоров и интересы партии шли рука об руку. Они дружно работали на ухудшение ситуации.
Н. К. : Да.
П. О.: Получается, что партия, которая сама же приняла решение об улучшении качества, сам же его саботировала?
Н. К.: Сама же и погубила все качество. Я вам говорю, что раньше, когда мы делали приборы, наши приборы шли чистые, внутри было до того хорошо. А тут откроешь прибор и не поймешь, как идет сплав... И сопли, я извиняюсь, за каждой пайкой - олово не убирали. Небрежно, страшно небрежно. По технологии мы должны были и сборку смотреть, и пайку. Я в последнее время уже не смотрела, иначе - хоть выбрасывай.
П. О. : В 50-е, когда вы приехали в Омск, сколько лет примерно было работникам отдела промышленности обкома партии?
Н. К.: Для меня они все старые были, конечно. Ho в целом им было за пятьдесят. Это были еще сталинские кадры. И вообще омоложение этих кадров пошло где-то в 60-е годы. Стали появляться те, кому уже было не за пятьдесят, но за сорок. До сорока, а тем более тридцатилетних - никого не было.
П. О.: А уровень завотделом, первых-вторых-третьих секретарей - им было уже за шестьдесят?
Н. К.: Да.
Заводы перестали работать уже во второй половине 80-х. He было поставок, началось разделение по республикам и регионам... Наш завод снабжался из Киева, Еревана, Краснодара, Ленинграда, почти все это прекратилось. Остался только ленинградский поставщик - завод Вибратор. Большую часть номенклатуры уже нельзя было делать.
П. О.: Ho зарплату же повышали?
Н. К.: Да ничего они не получали. Люди ходили на завод уже почти без зарплаты, поскольку продукции выпускалось мало. Просто держались за свои места, боялись все потерять.
Что касается нашей метрологической службы, то они лучше стали жить в этот период. Потому что они стали получать наличные деньги за проверку приборов. Я даже удивляюсь, какие они получают деньги, мы таких не видели. Как они отделали свои помещения, какое оборудование закупили... Наша лаборатория имеет образцовое оборудование. Ho это началось уже в 90-е годы, а в 80-е заводы не работали и их не вызывали - тоже бедствовали. Сидели, ждали, надеялись.
П. О.: То есть раньше Центр был бюджетной организацией, а сейчас стал получать деньги непосредственно от заводов?
Н. К.: Да.
Источник https://strana-oz.ru/2008/3/omsk-glazami-inzhenera-istoriya-o-kontrole-kachestva