Перечитывая классику или «Нет ничего нового под солнцем».
Последнее время читала Ремарка (сайт с его книгами http://emremarque.ru/books/ ). Ремарк хорошо описывает жизнь в нацисткой Германии, время прихода и становления Гитлера, время, которым заинтересовалась после прочтения интервью с Дорой Насс: http://www.newtimes.ru/articles/detail/64032
Выдержки из книги "Ночь в Лиссабоне" (про 38-39 годы).
«...К этому времени успели развеяться все иллюзии Мюнхенского соглашения (1). К весне стало ясно, что война неизбежна. Запах ее стоял в воздухе, как запах пожара, который чувствуешь раньше, чем увидишь зарево.
И только международная дипломатия беспомощно закрывала глаза и предавалась приятным снам о втором или о третьем Мюнхене, о чем угодно, только не о войне...»
«...Все увидели, что Гитлер сразу же нарушил обещание занять только Судеты, а не всю Чехословакию. Теперь то же самое началось с Польшей. Война надвигалась. Союз Польши с Англией и Францией делал ее неизбежной..»
«..Передовые газет были ужасны: лживые, кровожадные, заносчивые. Весь мир за пределами Германии изображался дегенеративным, глупым, коварным. Выходило, что миру ничего другого не остается, как быть завоеванным Германией. Обе газеты, что я купил, были когда-то уважаемыми изданиями с хорошей репутацией. Теперь изменилось не только содержание. Изменился и стиль. Он стал совершенно невозможным.
Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво...»
«...Только люди стали другими, я знал это. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд -с обычными разговорами, которые я слышал во Франции, и в Швейцарии, - о погоде, об урожае, повседневных делах, о страхе перед войной. Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие...»
«..Я ехал в поезде всю ночь и следующий день и без всяких затруднений прибыл в Австрию. Газеты были наполнены требованиями, официальными заверениями, сообщениями о пограничных инцидентах, то есть всем тем, что предшествует войне.
Самое замечательное в этом то, что всегда сильные страны обвиняют слабые в агрессивности..»
«...Национальное возрождение, о котором они кричали, похоже на камень. Когда его подымешь с земли, из-под него выползают гады. Чтобы скрыть свою мерзость, они пользуются громкими словами...»
«...Резко освещенный прожекторами, холодный, бездушный автомат (громкоговоритель) стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость.
На лицах у всех слушателей застыло одинаковое, идиотски-просветленное выражение. Они верили всему, что орал автомат. Это походило на странный массовый гипноз. И они аплодировали автомату, словно то был человек, хотя он не видел, не слышал их.
Мне показалось, что пустая, мрачная одержимость - это знамение нашего времени. Люди в истерии и страхе следуют любым призывам, независимо от того, кто и с какой стороны начинает их выкрикивать, лишь бы только при этом крикун обещал человеческой массе принять на себя тяжелое бремя мысли и ответственности. Масса боится и не хочет этого бремени. Но можно поручиться, что ей не избежать ни того, ни другого...»
«...Я не ожидал, что в соборе окажется так много людей. Слышались звуки органа, гремел хор, и вдруг мне показалось, что я вижу те же одурманенные лица, что и Там, снаружи, те же глаза, пораженные сном наяву, исполненные безусловной верой, желанием покоя и безответственности.
Конечно, здесь все было тише и мягче, чем там. Но любовь к богу, к ближнему своему не всегда была такой. Целыми столетиями церковь проливала потоки крови. И в те мгновения истории, когда ее не подвергали преследованиям, она начинала преследовать сама - пытками, кострами, огнем и мечом...»
«...В тысячелетнем третьем рейхе нельзя было доверят даже родным. Спасителями Германии доносы давно уже были возведены в национальную добродетель. Я это испытал на себе. На меня донес брат моей жены...»
«...Однако большинство людей, с которыми мне пришлось говорить, не верило в войну. Они надеялись, что будет новый Мюнхен и что Европа слишком слаба и деморализована, чтобы отважиться на войну с Германией. Во Франции, я заметил, было совсем другое: там все знали, что войны уже не избежать. Но тот, кому угрожают, всегда узнаёт всё раньше и лучше, чем агрессор...»
«...Проходя мимо, эсэсовцы смерили меня бешеным, вызывающим взглядом; остановившиеся глаза пленника на секунду задержались на мне, словно он хотел и не решался попросить о помощи. Губы его задвигались, но он ничего не сказал.
Вечная сцена! Слуги насилия, их жертва, а рядом всегда и во все времена третий зритель, тот, что не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы защитить, освободить жертву, потому что боится за свою собственную шкуру. И, может быть, именно поэтому его собственной шкуре всегда угрожает опасность..»
"- А когда вы меня арестовали, вы дали мне поговорить с ней без свидетелей?
- Это совсем другое, - проворчал Георг.
- У Георга и его любимых партайгеноссе всегда все другое, даже если они делают то же, что и другие, - заметила Елена саркастически.
- Если они убивают людей других взглядов, то тем самым они защищают свободу мысли. Если они отправляют тебя в концлагерь, то они только защищают честь родины. Ведь так, Георг?
- Точно!
- Кроме того, он всегда прав, - продолжала Елена. - У него никогда не бывает сомнений или угрызений совести. Он всегда на стороне силы.
Подобно фюреру, он самый миролюбивый человек в мире, лишь бы только другие делали по его. Возмутители спокойствия всегда другие. Разве не так, Георг?"
«...Быть может, когда-нибудь наш век назовут эпохой иронии, продолжал свой рассказ Шварц. Конечно не той, прежней, возвышающей душу иронии восемнадцатого столетия, но иронии подневольной, нелепой, большей частью зловещей, отмеченной печатью нашего пошлого времени с его успехами техники и деградацией культуры. Ведь Гитлер не только другим прожужжал уши, он и сам верит в то, что он апостол мира и что войну навязали ему другие. И вместе с ним в это верят пятьдесят миллионов немцев...»
Если хотите почитать хорошую, актуальную книгу - читайте Ремарка. Хотя, это книга не о войне, а история одной любви.
(1) - Мюнхенское соглашение (мюнхенский сговор) о присоединении пограничных земель Чехословакии, населенных немцами, к нацистской Германии, было подписанное 30 сентября 1938 года представителями Великобритании (Невилл Чемберлен), Франции (Эдуар Даладье), Германии (Адольф Гитлер) и Италии (Бенито Муссолини). Оно явилось результатом агрессивной политики Гитлера, провозгласившего ревизию Версальского мирного договора 1919 года с целью восстановления германского рейха, с одной стороны, и поддержанной США англо-французской политики «умиротворения», с другой.
А это отрывки из «Чёрного Обелиска» (про начало-середину 20-ых) - книги, которая мне понравилась больше, потому что в ней нет той тяжёлой беспросветности, как в «Ночь в Лиссабоне», к тому же написана с хорошим юмором. Ну, если не читать Эпилог.
- В нашем возлюбленном отечестве людей очень легко объявляют изменниками. Только такие вот волькенштейны никогда ими не бывают. Они - закон.
- Чем же вся эта история кончится?
- Да ничем. Ни одного виновника не нашли.
- А Волькенштейн?
- И ему ничего не будет. Только столяра наказали бы, останься он в живых. Но никого другого. Если политическое убийство совершается справа, это считается делом почётным и тогда принимают во внимание множество смягчающих обстоятельств. У нас республика, но судей, чиновников и офицеров мы в полной неприкосновенности получили от прежних времён. Чего же ждать от них?
«...Вот не думал, что религия здесь в таком почете. Бог туда, Бог сюда, кидаетесь им, словно камешками...»
Момент, когда молодые нацисты (гитлерюгенд) с дубинками решили скопом избить главного героя и его двух друзей, и дожидались их у входа в ресторан, а потом не решились напасть, увидев, что их стало больше:
«..Полукругом выстроились они перед входом. Вдруг мы опять видим Бодо. Он отстраняет нас и его двенадцать товарищей проходят вперед. На улице они останавливаются.
- Что вам угодно, эй, вы, сопляки?
Хранители отечества таращат на нас глаза.
- Трусы! - заявляет наконец предводитель, который хотел напасть на нас троих со своими двадцатью молодчиками. - Уж мы вас где-нибудь да накроем!
- Несомненно - соглашается Вилли. Ради этого мы несколько лет торчали в окопах (Первой мировой). Но только старайтесь, чтобы вас всегда было в три или четыре раза больше, чем нас. Перевес в силе придаёт патриотам уверенности. ...»
«...Ответственности в нашем возлюбленном отечестве никто не любит. На приказы мы реагируем тут же, эта способность уже в течение веков засела в нашей гордой крови, а вот решать самим - другое дело..»
И так далее и многое другое. В каждой книге мысли, заставляющие задуматься и сейчас. Даже во «Время жить и время умирать» где в общем-то размышления немецкого солдата о войне, его сомнения и размышления, как это всё могло случиться в цивилизованном мире.
Википедия про Мюнхенский сговор, более подробно: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%8E%D0%BD%D1%85%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D1%81%D0%BE%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5
Когда готовила пост, забивала начало абзатца в поисковик, чтобы не перепечатывать всё, а находить готовые строчки в онлайн-книге. И обнаружила кучу постов с выдержками из «Ночь в Лиссабоне». Значит не одной мне бросилось в глаза..
Выдержки из книги "Ночь в Лиссабоне" (про 38-39 годы).
«...К этому времени успели развеяться все иллюзии Мюнхенского соглашения (1). К весне стало ясно, что война неизбежна. Запах ее стоял в воздухе, как запах пожара, который чувствуешь раньше, чем увидишь зарево.
И только международная дипломатия беспомощно закрывала глаза и предавалась приятным снам о втором или о третьем Мюнхене, о чем угодно, только не о войне...»
«...Все увидели, что Гитлер сразу же нарушил обещание занять только Судеты, а не всю Чехословакию. Теперь то же самое началось с Польшей. Война надвигалась. Союз Польши с Англией и Францией делал ее неизбежной..»
«..Передовые газет были ужасны: лживые, кровожадные, заносчивые. Весь мир за пределами Германии изображался дегенеративным, глупым, коварным. Выходило, что миру ничего другого не остается, как быть завоеванным Германией. Обе газеты, что я купил, были когда-то уважаемыми изданиями с хорошей репутацией. Теперь изменилось не только содержание. Изменился и стиль. Он стал совершенно невозможным.
Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво...»
«...Только люди стали другими, я знал это. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд -с обычными разговорами, которые я слышал во Франции, и в Швейцарии, - о погоде, об урожае, повседневных делах, о страхе перед войной. Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие...»
«..Я ехал в поезде всю ночь и следующий день и без всяких затруднений прибыл в Австрию. Газеты были наполнены требованиями, официальными заверениями, сообщениями о пограничных инцидентах, то есть всем тем, что предшествует войне.
Самое замечательное в этом то, что всегда сильные страны обвиняют слабые в агрессивности..»
«...Национальное возрождение, о котором они кричали, похоже на камень. Когда его подымешь с земли, из-под него выползают гады. Чтобы скрыть свою мерзость, они пользуются громкими словами...»
«...Резко освещенный прожекторами, холодный, бездушный автомат (громкоговоритель) стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость.
На лицах у всех слушателей застыло одинаковое, идиотски-просветленное выражение. Они верили всему, что орал автомат. Это походило на странный массовый гипноз. И они аплодировали автомату, словно то был человек, хотя он не видел, не слышал их.
Мне показалось, что пустая, мрачная одержимость - это знамение нашего времени. Люди в истерии и страхе следуют любым призывам, независимо от того, кто и с какой стороны начинает их выкрикивать, лишь бы только при этом крикун обещал человеческой массе принять на себя тяжелое бремя мысли и ответственности. Масса боится и не хочет этого бремени. Но можно поручиться, что ей не избежать ни того, ни другого...»
«...Я не ожидал, что в соборе окажется так много людей. Слышались звуки органа, гремел хор, и вдруг мне показалось, что я вижу те же одурманенные лица, что и Там, снаружи, те же глаза, пораженные сном наяву, исполненные безусловной верой, желанием покоя и безответственности.
Конечно, здесь все было тише и мягче, чем там. Но любовь к богу, к ближнему своему не всегда была такой. Целыми столетиями церковь проливала потоки крови. И в те мгновения истории, когда ее не подвергали преследованиям, она начинала преследовать сама - пытками, кострами, огнем и мечом...»
«...В тысячелетнем третьем рейхе нельзя было доверят даже родным. Спасителями Германии доносы давно уже были возведены в национальную добродетель. Я это испытал на себе. На меня донес брат моей жены...»
«...Однако большинство людей, с которыми мне пришлось говорить, не верило в войну. Они надеялись, что будет новый Мюнхен и что Европа слишком слаба и деморализована, чтобы отважиться на войну с Германией. Во Франции, я заметил, было совсем другое: там все знали, что войны уже не избежать. Но тот, кому угрожают, всегда узнаёт всё раньше и лучше, чем агрессор...»
«...Проходя мимо, эсэсовцы смерили меня бешеным, вызывающим взглядом; остановившиеся глаза пленника на секунду задержались на мне, словно он хотел и не решался попросить о помощи. Губы его задвигались, но он ничего не сказал.
Вечная сцена! Слуги насилия, их жертва, а рядом всегда и во все времена третий зритель, тот, что не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы защитить, освободить жертву, потому что боится за свою собственную шкуру. И, может быть, именно поэтому его собственной шкуре всегда угрожает опасность..»
"- А когда вы меня арестовали, вы дали мне поговорить с ней без свидетелей?
- Это совсем другое, - проворчал Георг.
- У Георга и его любимых партайгеноссе всегда все другое, даже если они делают то же, что и другие, - заметила Елена саркастически.
- Если они убивают людей других взглядов, то тем самым они защищают свободу мысли. Если они отправляют тебя в концлагерь, то они только защищают честь родины. Ведь так, Георг?
- Точно!
- Кроме того, он всегда прав, - продолжала Елена. - У него никогда не бывает сомнений или угрызений совести. Он всегда на стороне силы.
Подобно фюреру, он самый миролюбивый человек в мире, лишь бы только другие делали по его. Возмутители спокойствия всегда другие. Разве не так, Георг?"
«...Быть может, когда-нибудь наш век назовут эпохой иронии, продолжал свой рассказ Шварц. Конечно не той, прежней, возвышающей душу иронии восемнадцатого столетия, но иронии подневольной, нелепой, большей частью зловещей, отмеченной печатью нашего пошлого времени с его успехами техники и деградацией культуры. Ведь Гитлер не только другим прожужжал уши, он и сам верит в то, что он апостол мира и что войну навязали ему другие. И вместе с ним в это верят пятьдесят миллионов немцев...»
Если хотите почитать хорошую, актуальную книгу - читайте Ремарка. Хотя, это книга не о войне, а история одной любви.
(1) - Мюнхенское соглашение (мюнхенский сговор) о присоединении пограничных земель Чехословакии, населенных немцами, к нацистской Германии, было подписанное 30 сентября 1938 года представителями Великобритании (Невилл Чемберлен), Франции (Эдуар Даладье), Германии (Адольф Гитлер) и Италии (Бенито Муссолини). Оно явилось результатом агрессивной политики Гитлера, провозгласившего ревизию Версальского мирного договора 1919 года с целью восстановления германского рейха, с одной стороны, и поддержанной США англо-французской политики «умиротворения», с другой.
А это отрывки из «Чёрного Обелиска» (про начало-середину 20-ых) - книги, которая мне понравилась больше, потому что в ней нет той тяжёлой беспросветности, как в «Ночь в Лиссабоне», к тому же написана с хорошим юмором. Ну, если не читать Эпилог.
- В нашем возлюбленном отечестве людей очень легко объявляют изменниками. Только такие вот волькенштейны никогда ими не бывают. Они - закон.
- Чем же вся эта история кончится?
- Да ничем. Ни одного виновника не нашли.
- А Волькенштейн?
- И ему ничего не будет. Только столяра наказали бы, останься он в живых. Но никого другого. Если политическое убийство совершается справа, это считается делом почётным и тогда принимают во внимание множество смягчающих обстоятельств. У нас республика, но судей, чиновников и офицеров мы в полной неприкосновенности получили от прежних времён. Чего же ждать от них?
«...Вот не думал, что религия здесь в таком почете. Бог туда, Бог сюда, кидаетесь им, словно камешками...»
Момент, когда молодые нацисты (гитлерюгенд) с дубинками решили скопом избить главного героя и его двух друзей, и дожидались их у входа в ресторан, а потом не решились напасть, увидев, что их стало больше:
«..Полукругом выстроились они перед входом. Вдруг мы опять видим Бодо. Он отстраняет нас и его двенадцать товарищей проходят вперед. На улице они останавливаются.
- Что вам угодно, эй, вы, сопляки?
Хранители отечества таращат на нас глаза.
- Трусы! - заявляет наконец предводитель, который хотел напасть на нас троих со своими двадцатью молодчиками. - Уж мы вас где-нибудь да накроем!
- Несомненно - соглашается Вилли. Ради этого мы несколько лет торчали в окопах (Первой мировой). Но только старайтесь, чтобы вас всегда было в три или четыре раза больше, чем нас. Перевес в силе придаёт патриотам уверенности. ...»
«...Ответственности в нашем возлюбленном отечестве никто не любит. На приказы мы реагируем тут же, эта способность уже в течение веков засела в нашей гордой крови, а вот решать самим - другое дело..»
И так далее и многое другое. В каждой книге мысли, заставляющие задуматься и сейчас. Даже во «Время жить и время умирать» где в общем-то размышления немецкого солдата о войне, его сомнения и размышления, как это всё могло случиться в цивилизованном мире.
Википедия про Мюнхенский сговор, более подробно: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%8E%D0%BD%D1%85%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D1%81%D0%BE%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5
Когда готовила пост, забивала начало абзатца в поисковик, чтобы не перепечатывать всё, а находить готовые строчки в онлайн-книге. И обнаружила кучу постов с выдержками из «Ночь в Лиссабоне». Значит не одной мне бросилось в глаза..