Часть III. я и девяностые.
Про матушкин и Наташкин девичьи «альбомы» рассказала, а про свой, начатый после школы, в 1993 году, забыла.
Там столько всего... Надо спрятать, от греха подальше. И вам не покажу страницы со стенаниями по поводу своего веса и прочими глупостями. Только про возвышенное, благо его полно - я была влюбчивой дурочкой.
Надо сказать, что на первом курсе меня разнесло - просеки можно было делать на раз, если разогнать и пустить меня бежать по лесу. Судя по замерам тела, слабо колеблющихся на протяжении всех страниц, я была Царь-Девкой. (разница с нынешними параметрами в 25 кг. страшно представить пышность тогдашних бёдер).
Песни, стихи, и опять - новые диеты и (!) «напоследок решила съесть баночку сгущёнки. А вот завтра всё! Морковку в зубы, и вперёд!».
Годы студенчества - это битва за талию, с переменным успехом.
Почерк у меня был и остался детским и неразборчивым. Тётушка ужасалась: «Майка, ну разве можно так писать?!» - и на первой странице начертала алфавит, приказав на него ровнятся. Трафаретка не помогла, и всё время учёбы преподы не проверяли мои конспекты, веря на слово, что «ваша лекция записана вот тут и тут».
В 17 лет, (как щас помню, хоть и пол прожитой жизни прошло) страшно влюбилась. Он был высокий сутулый (или нет, таки это была не сутулость, а маленький горб). Не то что лопоух, а просто одно ухо стояло перпендикулярно голове, близкопосаженные глубокосидящие глаза, горбатый нос и чёлка до подбородка дополняли весьма живописный, как сейчас понимаю, образ.
Чем покорил, уже не помню, но именно ему (пардон, забыла имя) отдала свой первый поцелуй. Он не умел целоваться. Я хоть и не знаток была, но поняла, что вот этот вот его язык, что-то ищущий у меня за гландами - не то.
Невестка, увидев его и мелко перекрестившись, изрекла: «Майя, это Любовь. Если ОН тебе нравится, то это любовь, не меньше.»
К чему я. Целоваться с ним, больше не целовалась, а вот на волне чувств выучила всего Асадова, сонеты Шекспира и Высоцкого там, где он упоминал про Главное.
Треть тетради отведено под Эдуарда Асадова.
Ооочень много Асадова. (мамино влияние, это она меня на него подсадила)
Но вообще-то в те годы я боготворила Высоцкого (как и сейчас, впрочем). Причём в отличии от родительницы, которая восхищалась брутальным голосом - я не воспринимала его как певца, но зачитывалась текстами. Читала по сто раз одно и тоже, как воду в жаркий день пила, так жадно. Пока не поняла, что всё уже знаю наизусть.
Листала, улыбалась... Перелистнула и ударилась о Лёшку. Тоже страница из жизни того времени. Даже не знала, что фото здесь. Я в эту тетрадь не люблю заглядывать. Только по случаю поста раскрыла.
Ну и песен, конечно, полно. Только у меня своеобразный вкус, я не современное или модное пела, а что нравилось. Эту песню по радио услышала и после текст искала, чтобы на гитаре исполнять. А сейчас и аккорды, наверно, забыла. Надо вспомнить.
А это из сейчас, я же в парке в бабье лето тетради фотографировала. Лежала на пледе, грызла яблоко и под переборы струн перебирала в памяти свои довольно-таки нехитрые девяностые. Забитая я была, тихая и домашняя очень. Меня «монашкой» звали.
Позже подошёл ещё один. Поговорил по телефону и начал играть на «там-таме» каком-то, таком маленьком барабане. Играли вместе, а со стороны казалось - каждый сам по себе.
Мануал от Горбовской. Читать - читала. А как думала, что сначала надо себя улучшить, тогда и полюбят, - так и продолжаю думать.
Были у нас, четырёх подружек, четыре просто друга курсанта ракетного училища. В гости к нам приходили чай пить. Мы им жарили котлеты к чаю и посвящали песни. (А Людочка записывала, потому что опять же, мою писанину пацанам не разобрать.)
Валентин, помнится, рассказал байку.
После выпуска новоиспечённый лейтенант сразу на место назначения собрался. Вышел из училища, подошёл с чемоданчиком к автобусной остановке, осмотрел стоящих там девушек (в Краснодаре баб - тьма! Это я точно знаю) и спросил: «Кто со мной в качестве жены готов уехать - шаг вперёд.» И вроде шагнуло несколько. Лейтенант: «В тайгу.» Из толпы трое сделали ещё один шаг. Он: «Прям сейчас». Вперёд твёрдо шагнуло двое. Он осмотрел внимательно и выбрал: «Ты». Сели в такси и уехали.
Не знаю, правда или нет. За что купила, за то и продаю. Но мы тогда охали и решали - смогли бы вот так шагать вперёд, шагать, твёрдо веря, что в конце пути счастье и этот неожиданный лейтенант и есть ОН, а не маньяк с верёвкой и топором в кейсе. Я бы наверно на месте потопталась и осталась ждать трамвай. Или сразу на грудь прыгнула. С меня станется.
А вот стишок, что удивительно, не Высоцкого, не Шекспира или Асадова. Но хороший тоже. Мирза Геловани, "Простите".
Меня умчала тряская теплушка, а Вы вдали остались на заре,
Но помню я печальную улыбку, и волосы, что листья в сентябре.
Я обещал, что возвращусь, что с фронта
Меня вернёт к вам глаз печальных власть,
Но эти дни осенние, как воры,
Ту клятву собираются украсть.
И если сердце встретит пулю вражью,
И упаду вперёд я, как бежал.
Уж Вы меня простите, да, простите,
Что не пришёл, и слова не сдержал.
А вообще там много всего, но всё личное :)
Три тетради трех девиц разных времён. Такие разные, а присмотреться - всё об одном и том же.
Там столько всего... Надо спрятать, от греха подальше. И вам не покажу страницы со стенаниями по поводу своего веса и прочими глупостями. Только про возвышенное, благо его полно - я была влюбчивой дурочкой.
Надо сказать, что на первом курсе меня разнесло - просеки можно было делать на раз, если разогнать и пустить меня бежать по лесу. Судя по замерам тела, слабо колеблющихся на протяжении всех страниц, я была Царь-Девкой. (разница с нынешними параметрами в 25 кг. страшно представить пышность тогдашних бёдер).
Песни, стихи, и опять - новые диеты и (!) «напоследок решила съесть баночку сгущёнки. А вот завтра всё! Морковку в зубы, и вперёд!».
Годы студенчества - это битва за талию, с переменным успехом.
Почерк у меня был и остался детским и неразборчивым. Тётушка ужасалась: «Майка, ну разве можно так писать?!» - и на первой странице начертала алфавит, приказав на него ровнятся. Трафаретка не помогла, и всё время учёбы преподы не проверяли мои конспекты, веря на слово, что «ваша лекция записана вот тут и тут».
В 17 лет, (как щас помню, хоть и пол прожитой жизни прошло) страшно влюбилась. Он был высокий сутулый (или нет, таки это была не сутулость, а маленький горб). Не то что лопоух, а просто одно ухо стояло перпендикулярно голове, близкопосаженные глубокосидящие глаза, горбатый нос и чёлка до подбородка дополняли весьма живописный, как сейчас понимаю, образ.
Чем покорил, уже не помню, но именно ему (пардон, забыла имя) отдала свой первый поцелуй. Он не умел целоваться. Я хоть и не знаток была, но поняла, что вот этот вот его язык, что-то ищущий у меня за гландами - не то.
Невестка, увидев его и мелко перекрестившись, изрекла: «Майя, это Любовь. Если ОН тебе нравится, то это любовь, не меньше.»
К чему я. Целоваться с ним, больше не целовалась, а вот на волне чувств выучила всего Асадова, сонеты Шекспира и Высоцкого там, где он упоминал про Главное.
Треть тетради отведено под Эдуарда Асадова.
Ооочень много Асадова. (мамино влияние, это она меня на него подсадила)
Но вообще-то в те годы я боготворила Высоцкого (как и сейчас, впрочем). Причём в отличии от родительницы, которая восхищалась брутальным голосом - я не воспринимала его как певца, но зачитывалась текстами. Читала по сто раз одно и тоже, как воду в жаркий день пила, так жадно. Пока не поняла, что всё уже знаю наизусть.
Листала, улыбалась... Перелистнула и ударилась о Лёшку. Тоже страница из жизни того времени. Даже не знала, что фото здесь. Я в эту тетрадь не люблю заглядывать. Только по случаю поста раскрыла.
Ну и песен, конечно, полно. Только у меня своеобразный вкус, я не современное или модное пела, а что нравилось. Эту песню по радио услышала и после текст искала, чтобы на гитаре исполнять. А сейчас и аккорды, наверно, забыла. Надо вспомнить.
А это из сейчас, я же в парке в бабье лето тетради фотографировала. Лежала на пледе, грызла яблоко и под переборы струн перебирала в памяти свои довольно-таки нехитрые девяностые. Забитая я была, тихая и домашняя очень. Меня «монашкой» звали.
Позже подошёл ещё один. Поговорил по телефону и начал играть на «там-таме» каком-то, таком маленьком барабане. Играли вместе, а со стороны казалось - каждый сам по себе.
Мануал от Горбовской. Читать - читала. А как думала, что сначала надо себя улучшить, тогда и полюбят, - так и продолжаю думать.
Были у нас, четырёх подружек, четыре просто друга курсанта ракетного училища. В гости к нам приходили чай пить. Мы им жарили котлеты к чаю и посвящали песни. (А Людочка записывала, потому что опять же, мою писанину пацанам не разобрать.)
Валентин, помнится, рассказал байку.
После выпуска новоиспечённый лейтенант сразу на место назначения собрался. Вышел из училища, подошёл с чемоданчиком к автобусной остановке, осмотрел стоящих там девушек (в Краснодаре баб - тьма! Это я точно знаю) и спросил: «Кто со мной в качестве жены готов уехать - шаг вперёд.» И вроде шагнуло несколько. Лейтенант: «В тайгу.» Из толпы трое сделали ещё один шаг. Он: «Прям сейчас». Вперёд твёрдо шагнуло двое. Он осмотрел внимательно и выбрал: «Ты». Сели в такси и уехали.
Не знаю, правда или нет. За что купила, за то и продаю. Но мы тогда охали и решали - смогли бы вот так шагать вперёд, шагать, твёрдо веря, что в конце пути счастье и этот неожиданный лейтенант и есть ОН, а не маньяк с верёвкой и топором в кейсе. Я бы наверно на месте потопталась и осталась ждать трамвай. Или сразу на грудь прыгнула. С меня станется.
А вот стишок, что удивительно, не Высоцкого, не Шекспира или Асадова. Но хороший тоже. Мирза Геловани, "Простите".
Меня умчала тряская теплушка, а Вы вдали остались на заре,
Но помню я печальную улыбку, и волосы, что листья в сентябре.
Я обещал, что возвращусь, что с фронта
Меня вернёт к вам глаз печальных власть,
Но эти дни осенние, как воры,
Ту клятву собираются украсть.
И если сердце встретит пулю вражью,
И упаду вперёд я, как бежал.
Уж Вы меня простите, да, простите,
Что не пришёл, и слова не сдержал.
А вообще там много всего, но всё личное :)
Три тетради трех девиц разных времён. Такие разные, а присмотреться - всё об одном и том же.