От поселка до нашего озера мы долетели за три дня. Это считается очень быстро, потому что, например, в прошлый раз оленеводы ехали те же сто километров (внимание!) де недели. Все зависит от погоды. Нам с погодой чертовски везло. Но сама дорога, конечно, была не из легких.
Третье сентября. Собираемся. Таскаем и таскаем из дома вещи, и удивляемся, откуда столько. Запаковывали зимнюю обувь, а из моих унтов высыпалось около полукилограмма макарон. Мышкины запасы. На каждой макаронине следы зубок. Это же надо, сколько ходок пришлось сделать зверьку, чтобы доверху набить голенище обуви макаронами, даже жалко высыпать эти несметные сокровища на пол, но что поделаешь, приходится. Тем более, что в старых кирзовых сапогах, которые остаются тут, запрятано еще около килограмма. Не пропадет зимой мышка.
Выехали после обеда
- и то только после того, как Афанас пригрозил оленеводам, что забирает домкрат и мы едем. Оленеводы гордо вскинули головы и выехали вместе с нами, иначе бы они собирались еще день, два, неделю - им-то особо торопиться некуда, поэтому все делают неспешно, основательно, вдумчиво. Из-за того, что безбожно протянули со сроками, получили неожиданный бонус - выехали в разгар золотой осени, и всю дорогу любовались из окна "Урала" сменяющимися чудесными видами искрящей всеми цветами радуги природы. Первый день едем все еще по Момской долине, но вот километр за километром долина уходит назад, и перед нами вырастают величественные горы. У некоторых из них вершины уже припорошены снегом.
Основные цвета осенней тайги - красный, желтый, зеленый. Кустарники - и голубика, и карликовая береза, и многие другие, сияют всеми оттенками красного, от бордового до ярко-алого. Лиственницы ослепительно желтые, и среди этого цветового великолепия гордо поднимает свои ветви к солнцу однозначно зеленый кедровый стланик. Над всем этим глубокое, по-сентябрьски синее прохладнок небо без единого облачка.
Остановились на ночевку. Кипятим чай, наши соседи ставят палатку. Быстро, бойко, к палатке изнутри уже привязаны шесты, и весь процесс установки палатки, включая печку, занимает едва ли пару минут. Женщина идет по воду к реке, мужчины идут греться у костра. Спрашивают нас, не ищем ли мы золото. Как будто, если бы и правда искали, то тут же начали рассказывать об этом первому встречному.
Мы тоже ночуем в палатке, но ставим ее не как положено, а как советскую - на две палки, подгибаем излишки брезента внутрь. Ставится быстро. Еще тепло, заморозков нет, можно спать так. На ягеле сухо. Зарываемся в спальники и проваливаемся в сон.
Следующий день выдался полным на приключения. Утро началось с замены колеса в одном из "Уралов", и я впервые видела, как в замене колеса применяют кувалду. Так же быстро, как вчера ставили, оленеводы тихо и слаженно собирают палатку, мы грузимся и едем дальше. Путь идет сквозь лес и только наметанный глаз водителя может распознать, где именно проходит дорога. Через какое-то время упираемся в поросший кустарником склон. Машины останавливаются и мужики все вместе идут вверх по склону. Ходят, долго совещаются. Этот склон - самая сложная часть маршрута, с него стекают мелкие ручейки, превращая почву в непроходимое болото. Мужики выбирают, где пройдет дорога, возвращаются к "Уралам", достают связку старых бурановских гусениц. Это - полотно будущей дороги среди болота. Их выкладывают в особо сырых местах, так, чтобы машина проехала прямо по гусенцам. Дальше идут в ход растущие вокруг мелкие лиственницы. Их тоже выкладывают в качестве подмосток - и целиком, и порезав бензопилой на чурки необходимой длины. Таким образом выстилается целая дорога вверх по склону и первая машина тяжело трогается в путь. Только после того, как она поднялась и отъехала на безопасное расстояние, дорогу кое-где ремонтируют и начинает двигаться вторая машина. Пассажиров высадили в целях безопасности и мы идем вверх самостоятельно. Из кабины кажется, что земля здесь почти голая, но когда приглядываешься, видно, что это переплетены карликовые ивы, кустарники кассиопеи, и вся земля покрыта плотным слоем разноцветных лишайников.
Сто пятьдесят метров были пройдены в общей сложности часа за полтора, и я слышала, как облегченно переговаривались оленеводы, мол, нормально, быстро проехали.
Еще немного склон идет вверх, а потом ощутимо ныряет вниз, и вскоре снова встают стеной перед "Уралами" приземистые высокогорные янтарные лиственницы, ветви которых поросли черным мхом-бородачом. Через какое-то время начинает моросить.
Когда идет дождь, тайга приобретает тигриную окраску. Сквозь яркую желтизну лиственничных иголок начинают проступать почерневшие от влаги стволы и ветви, испещряя желтый фон причудливыми вертикальными полосами. Машины друг за другом спускаются по руслу горного ручья, подпрыгивая на обкатанных ручьем охристых и белых валунах. Вода в ручье ярко-бирюзовая, осенняя.
Начинает темнеть. Ручей выныривает на обширную долину какой-то реки, но самой реки не видно, и кажется, что белесые камни тянутся бесконечно. Караваном пересекаем каменную пустыню, и я вижу, что начинает приближаться противоположный берег. Уже в густых кобальтовых сумерках подъезжаем к палатке, что стоят на берегу каменной долины. Здесь стоят оленеводы. Наши компаньоны обмениваются с живущими здесь ребятами приветственными окликами, и все вместе разгружают "Урал", потом набиваются в палатку, достают гостинцы из поселка, пьют чай с деликатесным сасырским молоком, что привезли в полторашках, дают детям яблоки и конфеты. Айанка в темноте бегает с мальчишкой из оленеводческой бригады, они ничуть не устали за время трудной дороги, наоборот, радуются возможности побегать и сбросить накопившуюся энергию.
Сын плачет, утомленный долгой тряской, и я, волчьим взглядом окинув теплую печку с варящейся ухой, удаляюсь в нашу палатку, что уже поставил Бурэ чуть поотдаль. Вокруг палаток рыскают собаки, и местные, и те, что прибежали вместе с нами, выясняют, кто главней, рычат, затем успокаиваются. Над лагерем висит сонная дождливая тишина, и только слышно, как тихо переговариваются в соседней палатке.
Утром едем дальше. Айанка без энтузиазма залезает в "Урал", говорит, что ей скучно ехать. Ирхану тоже надоело, он протестует. Но поделать нечего, едем дальше. Дорога опять идет по долине реки, кое-где видна наледь, горные открытые места сменяются уютными зарослями горной речушки. То и дело из прибрежных кустов шиповника выпархивают глухари и тяжело улетают, ломая хрупкие лиственничные ветки.
Следующая ночевка как раз в таких зарослях. Вокруг море переспевающей красной смородины. Деревья не такие, как на перевале, здешние - высоченные, широкие мощные деревья, не обхватить руками. Ночью подает голос куропатка.
Утро третьего дня ослепило синевой неба. Собираемся, снова выстраиваемся караваном, уже без особого энтузиазма, вымотанные и мечтающие поскорее доехать. Едем прямо по реке, рассекая бирюзовую, словно стеклянную, воду. Скорость как у среднего пешехода. Афанас присматривается к берегам - где-то здесь можно выехать на берег и ехать по зимнику. Вот и зимник - сразу видно две колеи среди огненного голубичника. Выезжаем на дорогу и - фррр - "Урал" достаточно сильно кренится вбок. Все понятно. Вылезаем наружу. Я в окружении детей поднимаюсь до сухого места и расстилаю на хрустящем ягеле жилет из овчины - это надолго. Мужики снова молча оценивают фронт работы, вооружаются бензопилами, снова выгружают буранные гусеницы и снова готовят дорожное полотно для вытаскивания "Урала", попавшего в ловушку неверной северной почвы.
Но вот машина на свободе, и мы едем дальше. По прямой остается около десятка километров и я уже страшно воодушевлена - поскорей бы доехать. Сначала едем на первое озеро, наши соседи-оленеводы хотят там остановиться. Несмотря на адскую усталость от дороги, все равно любуюсь местностью, сентябрьским разноцветием. Вдруг из леса на залитую солнцем голубичную поляну выбегают несколько оленей, пересекают ее и снова скрываются в золоте лиственниц. Это воодушевляет неимоверно.
Вот и озеро, на которое ехали оленеводы. Они радостно переговариваются, разгружают свой "Урал", уже неторопливо, расслабленно. Кипятят чай в больших пятилитровых чайниках, варят оленину, кормят нас обедом. Им уже некуда торопиться, а нас еще ждет несколько километров пути опять вдоль горной реки - наше озеро прямо за ближайшей сопкой, но в объезд получается длиннее. Кажется, что река бесконечна, бирюзовое стекло, журча, сворачивает и сворачивает среди камней. Солнце садится за гору и освещает горы на другом берегу. Золотистая полоска поднимается все выше, вытесняемая тенью и уже становится прохладно.
Наконец машина останавливается. Дети спят. Бурэ и Афанас берут фонари и скрываются в темноте. Их нет минут двадцать, а потом они выныривают из ночи, воодушевленные, и говорят, что наше озеро тут, рядом, сейчас подъедем, дорога хорошая.
Уже в кромешной тьме ставим палатку, печку, греем две банки консервированного супа - сил готовить и ждать ужина нет ни у кого. Бурэ смеется, вот это экспедиция. Афанас пожимает плечами: "Это не экспедиция." А что это тогда, Афанас? Тот снова пожимает плечами и усмехается. "Да просто съездили, посмотрели, что да как. А экспедиция - это когда на Северный полюс." Это когда далеко и трудно. А сюда - эвену не трудно. Здесь у эвена своя территория, он тут как дома.
Пьем чай, оглушенные тем, что добрались-таки. Мыслей никаких нет. Смотрим, как в печке догорает огонь, слушаем, как в ночи шумит река. Где-то в стороне переговариваются куропатки, обсуждая внезапно нагрянувших чужаков. Доехали, доехали...