(no subject)
Выходим с сыном гулять, я несу его на руках, а он разглядывает большой мир. Подходим к кусту смородины. Смородина уже по-осеннему разноцветная, у земли еще зеленая, а верхушки ярко-бордовые. Сын вытягивает губы, поднимает брови домиком - "ууу!", мягко трогает листья непослушными пальчиками. Шуршат... шуршат! Он в восторге вскидывает ручки вверх и еще раз трогает шершавые, начинающие деревенеть листья. Это его первая в жизни осень, и первый в жизни куст смородины. Маленький кулачок сжимает яркий лист и вокруг разносится терпкий ягодный аромат.
Я смотрю вокруг глазами сына и тоже удивляюсь, как и он. Небо. Оно такое синее и с белыми движущимися точками. Это чайки. И солнце на закате. Оно такое яркое и теплое, и если смотреть сквозь ресницы, то у солнца как будто крылья стрекозы. Ты когда-нибудь видел стрекоз, маленький? И тополя у речки, смотри, они уже желтые, просто нестрепимо ярко-желтые. И до самого горизонта потом зеленое, плавно переходящее в синее, и синие горы. Удивительно. Ты ведь еще не знаешь, что такое горы, мой мальчик.
Сын тянет листок в рот, вытягивает шею, и глаза удивленно-озадаченные, он сейчас весь погружен в эти новые ощущения, и похож на черепашку.
Перебираю губами волосы на его затылке и вдруг накатывает такая тоска, такая нежность. Это любовь. Это навсегда. Слезы душат. Мимолетное ощущение, я боюсь, что моргну и спугну этот миг... Я боюсь не успеть этим насладиться. Время стремительно мелькнет двадцать пятым кадром и сын станет взрослым и уже не потетешкаешь его, не обцелуешь с макушки до пяток, не положишь себе на живот, придерживая рукой, чтобы не скатился, он скоро вообще сам начнет ходить, и это все надо успеть, пока он такой. Такой маленький, во всем зависящий от меня. Пока я для него целый мир. А потом он вырастет, и нужно будет уже по-другому. Обнаружить однажды, что он отдельная личность и уважать его границы. Разговаривать на равных. Иногда срываться в мамство и спрашивать "А ты руки мыл?" или убеждать, что пора надевать шапку.
А сейчас...
Успевать обнимать, носить на руках, качать, целовать, щекотать. Любить...
...любить, любить, любить.
Я смотрю вокруг глазами сына и тоже удивляюсь, как и он. Небо. Оно такое синее и с белыми движущимися точками. Это чайки. И солнце на закате. Оно такое яркое и теплое, и если смотреть сквозь ресницы, то у солнца как будто крылья стрекозы. Ты когда-нибудь видел стрекоз, маленький? И тополя у речки, смотри, они уже желтые, просто нестрепимо ярко-желтые. И до самого горизонта потом зеленое, плавно переходящее в синее, и синие горы. Удивительно. Ты ведь еще не знаешь, что такое горы, мой мальчик.
Сын тянет листок в рот, вытягивает шею, и глаза удивленно-озадаченные, он сейчас весь погружен в эти новые ощущения, и похож на черепашку.
Перебираю губами волосы на его затылке и вдруг накатывает такая тоска, такая нежность. Это любовь. Это навсегда. Слезы душат. Мимолетное ощущение, я боюсь, что моргну и спугну этот миг... Я боюсь не успеть этим насладиться. Время стремительно мелькнет двадцать пятым кадром и сын станет взрослым и уже не потетешкаешь его, не обцелуешь с макушки до пяток, не положишь себе на живот, придерживая рукой, чтобы не скатился, он скоро вообще сам начнет ходить, и это все надо успеть, пока он такой. Такой маленький, во всем зависящий от меня. Пока я для него целый мир. А потом он вырастет, и нужно будет уже по-другому. Обнаружить однажды, что он отдельная личность и уважать его границы. Разговаривать на равных. Иногда срываться в мамство и спрашивать "А ты руки мыл?" или убеждать, что пора надевать шапку.
А сейчас...
Успевать обнимать, носить на руках, качать, целовать, щекотать. Любить...
...любить, любить, любить.