Пляж
Моросил унылый февральский дождик.
Подняв воротник ватника, я сидел в блиндаже, наспех выкопанном на сочинском пляже и
накрытом лежаками в три наката, прислушивался к шуму прибоя и курил самокрутку
из водорослей. Рядом, у тёплой буржуйки, примостились ещё два бойца из городского
ополчения, наспех собранного в тревожном ожидании захода в Чёрное море британского
суперэсминца «Даймонд», посланного говорить с позиции силы.
Ничего больше противопоставить ударной мощи 114-миллиметрового орудия эсминца,
двум его 20-миллиметровым зениткам и одному палубному вертолёту с вертикальным
взлётом, Россия, ослабленная смертельными санкциями, уже не могла.
Всю регулярную армию Генштаб РФ, напуганный развёртыванием четырёх
многонациональных батальонов НАТО в Прибалтике и Польше, выдвинул на западные
рубежи, где армия лихорадочно окапывалась сапёрными лопатками, готовясь к обороне.
Авиация без высокотехнологичных украинских запчастей стояла на аэродромах, военные
корабли и атомные подлодки стеснялись выходить в море из-за своих дымящих труб,
картон всех танков размок под дождём, а стратегические ракеты были ржавыми и
безнадёжно устаревшими. Исправно работали лишь одни бензоколонки.
Хмурый, не спавший пятые сутки, замполит заглянул в блиндаж, выдал нам один
на троих АК-47, пулемёт «Максим» из местного краеведческого музея,
три банки ежей в томатном соусе, фронтовую газету «Курортная правда»,
сказал: «Держитесь, парни!» и ушёл проверять остальные береговые укрепления.
Ещё у нас была лодка с вёслами, фонариком и двумя гранатами, специально
приспособленная для перехвата эсминцев НАТО.
- Других кораблей у меня для вас нет, - выдавая лодку, сказал нам седой
контр-адмирал и заплакал.
Я открыл газету и рассеяно прочитал передовицу под названием:
«Крепить дисциплину в войсках - первоочередная задача!».
В ней говорилось о неком рядовом Тугулове, потомственном охотнике из Улан-Удэ,
который, прослышав, что напротив их окопавшейся части бегают какие-то леопарды,
взял сапёрную лопатку и ушёл ночью в самоволку, а утром притащил в расположение
части изумлённого польского танкиста, пояснив: «Однако леопарда поймал, разделал,
а в нём ещё живой человек был. Не успел его зверь переварить, однако».
Спасённый поляк непрерывно икал и вздрагивал, а вынуть из его онемевших рук танковый
штурвал оказалось задачей не из простых.
Я дочитал, поднялся из блиндажа на пляж, вдохнул свежего морского воздуха и посмотрел
в звёздное небо. По небу стремительно двигалась сияющая звёздочка.
- Украинский сверхзвуковой дирижабль с изменяемой стреловидностью гондолы, - услышал я
и обернулся.
Ополченец Володя тоже поднялся подышать свежим воздухом и тоже смотрел в небо.
Володя работал сисадмином в супермаркете и хорошо разбирался в военной технике,
так как на работе читал все военные сайты подряд. Больше делать в супермаркете ему было
нечего, так как тот уже два года торговал только сухарями, водкой и морожеными воробьями.
В конце каждого месяца Володя обменивал свои трудодни на талоны на интернет и как-то
перебивался.
Из блиндажа высунулась голова ополченца Ашота. В счастливом досанкционном прошлом,
когда в России ещё было мясо, Ашот держал шашлычную на центральной набережной.
Он поправил съехавшую набок будёновку и взволнованно сообщил, что по рации передали,
что в нашем квадрате замечен катер миссии ОБСЕ, который шёл из Мариуполя в Босфор,
заблудился и просит причалить к нашему пляжу. Через минуту, в километре от берега взлетела
чья-то тревожная красная ракета.
Вскочив в шлюпку-перехватчик мы стремительно погребли к волнорезу.
В руках, на всякий случай, я держал гранаты. Метрах в ста мы увидели катер,
который стремительно мчался на волнорез со стороны моря.
- Стой, брат! - закричал катеру Ашот, отчаянно размахивая включённым фонариком.
- Тут волнорез бетонный и с острыми ракушками!
- Бесполезно, они ничего не видят и не слышат, - грустно сказал я. - Они же из ОБСЕ.
Катер на полном ходу налетел на волнорез, сделал пируэт в воздухе и развалился на части.
Пятеро сотрудников миссии барахтались в воде среди плавающих вокруг долларов,
евро и гривен, отчаянно вопя: «Хелп!»
Пришлось вылезать из лодки и брести по пояс в холодной воде, чтобы спасти тонущих людей.
Уже когда они грелись в блиндаже у буржуйки, с аппетитом уплетая ежей в томате,
я молча показал им кучу мокрых денег и размокшие благодарственные грамоты
от ВСУ за умелую артнаводку и коррекцию.
Они посмотрели на грамоты и сказали, что никаких грамот не видят.
Потом присмотрелись и добавили, что деньги видят очень хорошо.
Ашот показал им свой здоровенный кулак, спросил: «А это видите?»,
на что они решительно ответили, что у них дипломатическая неприкосновенность.
Потом дружелюбно улыбнулись и вежливо поинтересовались координатами нашего блиндажа.
Ашот застонал.
- Ара, оставь их, - вздохнул я. - Это же европейцы.
Всю оставшуюся ночь они перебирали гальку на пляже, раскладывая её по размеру и цвету,
и недовольно косились на сисадмина Володю с автоматом.
Утром пришёл усталый замполит, посмотрел на идеальный уложенный пляж,
удивлённо присвистнул и сообщил, что мы можем расходиться по домам,
так как у эсминца «Даймонд» от слишком тёплой воды сломались обе его турбины "роллс-ройс"
и вырубились все системы жизнеобеспечения, включая гальюны. Что суперэсминец стоит посреди
Босфора и нехорошо пахнет, отпугивая туристов.
- И на западном фронте сейчас трудно, - сурово добавил замполит, поправляя пулемётные
ленты на груди. - Одна наша рота стройбата заблудилась в темноте и случайно захватила
Вильнюс. Теперь у них на иждивении два батальона НАТО и куча местных,
а в роте почти не осталось ежатины.
Потом он вытряхнул из карманов сотрудников миссии ОБСЕ наворованную ими за ночь гальку,
усадил их в полуторку и увёз в пыточные подвалы КГБ.
Я брёл домой и думал: «Как тяжело, когда с твоей страной говорят с позиции силы.
Сил никаких нет».
стырено у Green Tea