(no subject)
Ирина Пазовская
Сцены прошлой жизни.
Часть 2. ЗОЛОТОЕ ДЕТСТВО.
Черновик
Делаю паузу.
Хочу вспомнить про свои влюблённости, кстати, вот так с первого взгляда - в первый раз (может седина в бороду - бес в ребро?).
Сколько же раз я влюблялась, в самом-то деле? Не увлекалась, а влюблялась. Первый раз в 14 лет - в Славу Варенникова.
Вот тебе и раз, воспоминания детства вдруг захватили меня, Слава подождёт, а я окунусь в конец 60-х, начало 70-х.
Действие моего жизненного спектакля разворачивалось в ДКЖ-вском районе. ДКЖ - это дом культуры железнодорожников - рог культурного изобилия: два кинозала - большой и малый, буфет, примыкающая танцплощадка, летняя сцена, обращённая к лесу передом, к ДКЖ задом, кружки танцев, игры на фортепиано и аккордеоне, библиотека, и вообще - место проведения всех мыслимых и немыслимых мероприятий: школьных ёлок, железнодорожных торжеств и пр. Говорят, ДКЖ строили пленные немцы, видно, желая загладить вину, строили на совесть, ввинтили эдакой классицизм с колоннами.
Вся наша светская жизнь проходила в этом ДКЖ. Я 7 лет, от звонка до звонка, оттрубила в кружке игры на фортепиано, играла занятно, пела низким голосом романсы, помнится, соберу у себя одноклассников, достану папин коньяк, все чинно прихлёбывают, а я вывожу:
- «Не говорите мне о нём», - или - «Ямщик, не гони лошадей»...
Как-то беру я первые аккорды, а Юра Астафьев в коридор направляется, я как рявкну:
- «Не уходи, побудь со мною!»...
- Да я только в туалет, - испуганно обьясняет Юра.
За коньяк попадало, но «салон Анны Павловны Шерер» требовал жертв.
* * *
Библиотека ДКЖ была для меня вторым домом, библиотекарши уже побаивались меня, так как читала я залпом, ненасытно, требовала ещё, запас книжный иссякал и, не зная, как со мной быть, они засаживали меня переписывать какие-то карточки, отказывать им казалось мне невежливым и я сидела и писала. Одной писать было скучно и я привлекла подругу Ленку. Учились мы во 2-ом, или в 3-ем классе. Сидим вместе, пишем, вдруг я натыкаюсь на карточку с названием Фурманов «Чапаев», меня перерезает пополам от хохота, и я падаю на пол. Ленка заглядывает в мою карточку и валится рядом. Фурманов нам был известен исключительно как персонаж анекдотов о Чапаеве, о его реальном существовании мы не подозревали. Библиотекарши радостно и торжественно выволакивают нас из помещения, наконец-то можно от меня избавиться.
* * *
Летняя сцена, как правило, бывала оккупирована старухами в сарафанах, то бишь, ансамблем «Лебёдушка», поэтому делать нам там было нечего, а на лавочках, стоящих перед сценой, сиживали подруги «лебёдушек» с ярко накрашенными поджатыми губами или их лысоватые озабоченные ухажёры.
Зато летняя танцплощадка была предметом непрестанного вожделения. Нас туда не пускали по причине малости лет, и мы застревали в деревянных заборных хитросплетениях, просунув туда лица наполовину.
Как же! Эпоха «Битлз», и у парней и у девушек длинные волосы, брюки клёш, подбитые двухкопеечными монетами, походочка вразвалку, любовные интриги, понт и крутость.
Затаив дыхание, мы пережидаем начальное пробное щипание струн и «раз, раз» в микрофон вокально-инструментального ансамбля. Площадка набивается до отказа, все безумно хороши, накрашены, напомажены и спесивы, мы с трудом выносим наш жалкий маловозрастный жребий. «Есть у нас в районе Молдаванки!» - взрёвывает ансамбль. Толпа приходит в движение, мы западаем.
У Ленки есть старший брат Саша, плод первого брака её матери. Плод внешне сильно отличается от Ленки, он статен, черноволос, сероглаз и вальяжен, Ленка же белобрыса и картофеленоса. Но у неё есть волшебное право подойти к Саше и его друзьям, перед или после танцев, и выпалить какую-нибудь глупость, я с боку-припёку, но тоже могу отщипнуть крошку от её волшебного права.
* * *
Судьба этого Саши, по прошествии некоторых лет, сложилась стандартно. Красивый Саша запил, пил он запоями, терял над собой контроль, выламывал двери, крушил посуду в поисках бутылочки с зелёнкой (тоже ведь на спирту), в период ремиссии становился лиричен. Вот он вваливается в квартиру, усаживается за круглый стол и громко повелевает:
- Корм!
Мать Ленки и бабушка наперегонки спешат на кухню и тащат Саше еду. Саша удовлетворённо оглядывает суп и пюре с котлетами.
- Хлебо-булочные изделия! - приказывает он.
Спохватившись, мать и бабушка бросаются на кухню за хлебом.
Насытившись, Саша откидывается в сладкой неге.
- Мягкую игрушку! - На колени Саше сажают кошку Мурку.
Как-то Саша спьяну засыпает в палисаднике у ДКЖ, проснувшись, обнаруживает свои ступни голыми, вместо украденных ботинок в виде компенсации перед Сашей установлены старые рваные кеды. Облачившись, Саша выходит на площадь перед ДКЖ, вид его оставляет желать: рубаха измята, брюки порваны и мокры. Я иду ему навстречу.
- Хэллоу! - улыбается мне Саша, демонстрируя уцелевшие в передрягах зубы, оглядывает себя и заявляет:
- Пардон, я нынче не в смокинге. -Чувство юмора не изменяет ему даже в таком состоянии. К счастью, запойный период со временем заканчивается, Саша женится на еврейке - торгашке Ирине Борисовне.
- Смотри, совпадение, - говорит он мне , (я тоже Ирина Борисовна) и обретает статус порядочного человека.
* * *
В Ленкин дом я вхожа.
Отец её живёт с другой семьёй, а мать и бабушка, хоть и недолюбливают меня (дочь начальника, богатые, поди, а мы вот победнее), но в дом пускают и за стол сажают. Правда, еда всегда напичкана варёным луком, который я не выношу, меня укоряют и я, давясь, ем. Иногда, правда, мне делают различного рода выговоры и захлопывают двери перед носом, я, не углубляясь в смысл подобных волеизъявлений, только задумываюсь, Верку выпустят, или что? Но, в основном, играть нам не мешают, и к нашей возне и хохоту относятся благосклонно. Мать у Ленки красивая полная женщина, она часто подходит к трильяжу, по бокам которого стоят узкие стеклянные вазочки с искуственными цветами, поворачивается то одним, то другим боком, разглядывая себя, и всех спрашивает:
- Я очень толстая? А вот та, или эта, она толще меня?
Бабушка кругла, бесформенна и энергична. «Шустик » - называет её Саша. К Шустику приходит двоюродноя сестра Анфиса, стоеросовая старбень с хард-диском в голове, переполненным сплетнями всех времён и народов. Они усаживаются перед телевизором глядеть балет.
- Ты погляди! - начинает Анфиса, - вон чё обтянул, хозяйство-то всё выпер! Срамотища! А она-то, она-то, затычка же у неё там, гляди, он её за затычку схватил и тащщыт, тьфу ты. Ни стыда, ни совести, ли чё ли нетути!
Омерзительный факт отсутствия у балетных стыда и совести не мешает подружкам досматривать постановку до конца. Бабушка у Ленки не простая, а знаменитая. За её плечами засел ореол изумительнейшего происшествия. Будучи помоложе она работала в привокзальной парикмахерской. В ту пору через Прикамск хаживал поезд «Пекин- Москва» и Ленкину бабушку как-то вызвали в купе побрить самого Мао Цзе-дуна. Этот факт навеки приподнял Шустика над всеми Анфисами города Прикамска.
Праздники и дни рождения в Ленкином доме проходили весело и шумно. Саша созывал одноклассников, ну а мы, «мелочь пузатая», пользовались нашим волшебным правом. Устраивались выступления с концертными номерами, кто-то пел, кто-то рассказывал стихи, а Саша Юнин, пухлый и правильный, однажды выступил с отрывком на английском языке под названием «Кейк», а потом перевёл. Мы с Ленкой вылетели на середину комнаты, понесли какую-то дикую тарабарщину из несуществующих слов, поклонились, сообщили:
- Без перевода! - и, давясь смехом, упали на диван.
Сказывалось явное отсутствие гувернёров, владение иностранным языком казалось нам заоблачным и нереальным.
* * *
Кино ! Кино - это вихревая спираль мечты, это смысл всей детской жизни, это полная утруска и усушка. В кино мы ходили почти каждый день, фильм был один на неделю, но его же нужно пересмотреть, обсмаковать все детали.
Самое яркое впечатление от «Неуловимых мстителей». Девочки не знали, в кого влюбиться и путались в показаниях: - в Даньку?, Яшку- цыгана?, Валерку? - Я в показаниях не путалась. Моё сердце с размаху выкрал Лютый, враг и сволочь. Признаться мне в этом было трудно, меня бы не поняли. Это он, тот самый лихой красавец, та самая мина замедленного действия, которая разорвалась в 41 год и влюбила меня в смазливого араба.
Без разбора смотрели индийское кино, экзотика песен и танцев завораживала, сюжеты казались правдивыми, а счастливые концы логичными.
Мамы вечерами ходили на фильмы «после 18», скабрёзность порнографии которых сводилась к неожиданному появлению головы Омара Шерифа над головой волоокой красавицы. Мамам становилось всё понятно с разбегу, мы же, тайком пробравшиеся в тёмный кинозал, терялись в догадках.
Я обожала пересказывать, вернее перепоказывать содержание фильмов. За моим домом находилась большая синяя веранда, место сбора ребят из окрестных домов. Там мы играли в «Колечко, выйди на крылечко», прятки и подобноэ, или обсуждали свои детские проблемы. Веранда возвышалась над землёй на метр, по периметру были прикреплены скамейки. Я вставала на скамейку для пущей видимости и начинала изображать киногероев. Край веранды доходил мне до пояса. После потрясения от фильма «Человек-амфибия» я с особым рвением вошла в роль Ихтиандра и завершила финальную сцену прыжком со скалы в морскую пучину, а попросту сиганула головой вниз со скамейки оземь. Когда я пришла в себя, я увидела, что меня окружают изумлённые происшедшим ребята и ощупывают мою голову. Я чувствовала себя прекрасно, ничего не болело и я перешла к содержанию следующего фильма
Особым моим расположением пользовалась Оля Зинина, она была старше на 2 года, жила в соседнем доме и ходила в особую «английскую» школу. Оля редко обращала внимание на нашу детскую компанию. Она водилась с мальчишками, играла в футбол, лазила по деревьям и строила с мальчиками штабы. Мы ей завидовали. Внешне она тоже походила на парня, и фигурой, и кирпичным подбородком, глаза у Оли были разного цвета - один серый, а другой почти карий. Став постарше Оля погрузнела, взяла в руки гитару, оставила парнячий клан, мы подружились. В Веркин дом переехала страшненькая девочка Люда.
- Эдакой крокодильчик, - говаривала моя бабушка, что не помешало Люде выйти замуж за красавчика - прохиндея Вову Филимонова и разойтись с ним. Вот такой четвёркой - я, Оля, Ленка и Люда - мы и дружили. Наш двор представлял собою квадрат четырёхэтажных домов, в центре находился густо заросший кустами палисадник с клумбами и лавочками. Вечерами мы выходили в этот палисадник, Оля выносила гитару и мы упоенно распевали и дворовые, и шлягерные, и военные песни. Мы были уверены, что дарим окружающим невыразимое наслаждение. На закуску Оля исполняла что-либо на английском. Как-то сидим, время «закуски» - Оля бьёт по струнам и заливисто выкрикивает: - « О лаки мэн, о лаки мэн !», мы подсеваем: - «О, лаки мэн!», - кусты раздвигаются, появляется разъярённый дядя Толя.
- Слушай, ты, - говорит он Оле, - лаки мэн, иди на хуй, а то я тебе голову в жопу засуну!
Оля обиженно замолкает. В первый раз мы сталкиваемся с понятием неблагодарный слушатель.
Оля знакомит нас с ребятами из её класса, нам эти «гоги с бантами» не нравятся, мы рады, что они живут далеко и заходят к Оле редко. Мама Оли - большая, толстая, неопрятная женщина в очках с толстыми стёклами работает в торговле, следовательно, дом Оли является полной чашей, но угощаться не приходится, живут как-то скрытно. Папа Оли, любитель выпить и похамить, работает на заводе. Мама Олю любит и балует. «Ольгуня», - обращается она к дочери. На Олин день рождения приглашаются все, стол ломится от яств, «гоги» чинно сидят за столом, мы, тоже чинно, напротив «гог». Оля в центре - довольная и счастливая, мама около Оли, папа отсутствует, без него не начинают, он пришёл с работы, но задерживается в спальне на предмет переодевания к празднику. Гости ждут, яства пахнут. Наконец распахивается дверь спальни, папа в «семейных» трусах и больше ни в чём выходит на середину зала торжеств. Он покусывает губы, мнёт руками грудь, обводит взглядом обомлевших гостей, заявляет:
- Ссать хочу, тыщу лет не ссал, - и отправляется в туалет.
- Можно начинать, - объявляет Оля, мы наваливаемся на салаты.
* * *
В перечень наших развлечений входит «Выход на дорогу». Задача развлечения - эпатировать зрителя. Мы одеваем себя во всевозможные пальто, ватники, шапки, необходимо выглядеть как можно нелепее и смешнее. В таком виде мы выходим во двор и на дорогу, по которой ходят автобусы. Не помню, чтоб кто-то хоть раз рассмеялся. Задача усложняется, жарким июлем Оля дефилирует по двору в валенках и шубе, мы согнувшись от смеха за ней. Тоже никакой реакции окружающих, одна только старушка говорит Оле:
- Ох, ты бедная, у меня тоже ноги больные.
Как-то поздней осенью мы подбиваем Людку сделать круг по двору в купальнике и кепочке за бутылку коньяку. Людка спускается с третьего этажа на первый, и с визгом скачет обратно.
- Не вышло, - вздыхаем мы.
Следующее развлечение - телефон, чудеснейшее средство, будучи невидимым, вершить геройские дела, типа:
- Алё, квартира Шпунт? Это говорит Винт.
- Алё, у вас вода есть? Мойте ноги и ложитесь спать.
А ещё лучше невидимые романы. Как-то я познакомилась по телефону с юношей 20-ти лет, училась я тогда во 2-ом классе. Я звонила ему регулярно, охала, вздыхала и вела разговоры, соответствующие хорошему роману. На его просьбы дать мой номер телефона, или встретиться я отвечала отказом. Но однажды я, собираясь на октябрятское торжество в школу, выучив наизусть стихотворение о «Спасибо партии родной», и, надев беленький фартучек с рюшками, раскрутила ключ на верёвочке. Верёвочка слетела с пальца и вылетела вместе с ключом через балконную раскрытую дверь в палисадник. В палисаднике никогошеньки не было. Со второго этажа я слезть не решилась. Началась паника. Ленке звонить не было смысла, она уже ушла на торжество, и тогда я набрала номер юноши. Он оказался дома.
- Выручай! - ревела я, - ключ под балконом, я заперта, - и назвала адрес.
Через некоторое время входная дверь отворилась, я выскочила в коридор. Передо мной стоял молодой человек с моим ключом на верёвочке, он оглядел толстенькое зарёванное существо в белом фартучке и начал заглядывать за мою спину.
- А где твоя сестра? - спросил он меня.
Я снова заревела.
- Нету сестры-ы-ы.
- Так вы же закрыты были, куда она могла деться?
- Никуда, - краснея, пыхтела я. - Её вообще нет, на свете нет. Я это.
Юноша остолбенел, потом засмеялся.
- Ну ты даёшь!
И не обиделся. Я проводила его до автобуса, он улыбался всю дорогу, пожелал счастья и уехал, а я побежала в школу.
Очень увлекали нас « заграничные» поездки или в зоопарк, или в центр города, или на электричке в небольшой городок Кунгур, находящийся в 2-х часах езды и знаменитый своей Ледяной пещерой. Как-то мы с Олей отправились в этот самый Кунгур. Садимся в вагоне напротив друг друга и ждём в какую сторону дёрнется электричка. Это важно, так как я против хода не езжу, меня тошнит. Поезд трогается, мы замечаем, что я сижу против хода.
- Ну, с богом, - говорит Оля, мы поднимаемся и меняемся местами. В Кунгуре ранняя весна, собственно, как и в Прикамске, но в Прикамске поменьше сугробов на улицах, улицы чистят. Мы проваливаемся в вязкий грязный снег, скользим, но упорно продвигаемся к пещере.
Возле входа в знаменитую пещеру собирается экскурсия. Экскурсовод заводит нас в мир сталактитов и сталагмитов, освещая путь фонариком. Мы проходим подземное озеро, Оля поскальзывается и начинает падать в озеро, я успеваю её спасти. Дорога сужается и ведёт нас на возвышение.
- Осторожно, - предупреждает экскурсовод, - здесь есть ступеньки, люди часто на них падают.
Не падает никто, кроме Зининой, она смачно шлёпается и начинает дико хохотать, пещера вторит ей гулким эхом. Мы выходим из пещеры на резкий белый свет, мы устали и хотим есть. Решаем посетить ресторан. Я до этого в ресторанах не бывала. Ресторан встречает нас зеркалами и парадностью обстановки. Мы снимаем пальто в гардеробе, зеркала отражают наши незамысловатые свитерки и спортивные штаны с оттянутыми коленями. Официантки поглядывают на нас с презрением. Мы садимся за столик.
- Мне обязательно нужно купить сигареты, - объявляет Оля.
Нам приносят меню. Мы открываем его и начинаем рыться в карманах, обнаруживаем 60 копеек, сигареты стоят 50, остаётся 10 на красивую жизнь. Прейскурант сообщает нам, что ничего кроме свекольного салата нам не светит. Оля щелчком подзывает официантку.
- Свекольный и пачку Интерочка.
Официантка обиженно уходит и приносит заказ. Путешествие удалось на славу.