У врат Самайна.
"Словно знак невозможного чуда, на пороге перо осталось, на котором багряным бликом, был начертан неясный знак" (с)У самых Врат Самайна, в приюте особое время. Каждый приносит и оставляет у порога свою частицу тепла, будь то клетчатый, мягкий плед, или закатно-оранжевый и пряный морс из облепихи. Куда не зайти - волшебство прячется повсюду, словно Повелительница Осенних Ветров рассыпала кисет с золотистой пыльцой, и мерцает она на острых кончиках кленовых листьев, на медных кастрюлях в кухне, оседает на незаконченных к празднику вышивках и гобеленах, потрескивает сгорая, искрами над свечами. Но сердце этих странных чар не здесь, оно внизу, в библиотеке.
Младшие, те, вовсю заняты приготовлениями к празднику, придумывают рисунки для тыкв и апельсинов, рисуют гирлянды на темно-фиолетовой бумаге, то и дело достают из сундуков наряды к празднику, проверяя ровные ли узоры и каждая ли бусинка пришита крепко.
Самайн - время памяти, истончаются грани миров и неуютно, почти больно только Хранителю.
Зачем день за днем сидеть над книгами, тщательно проверяя каждую Сказку? Все ли на месте? Не истерлись ли где, на пергаменте руны Песен? И то и дело, руки сами тянутся к перу и чернилам, хоть строчку для Старших, все ли живы там, куда ушли?...
И каждый раз - счастливых вздох, если вдруг в стекло постучится птица. Вот принесет сны - в них красный осенний листок - здесь таких нет. А вместе с ним - звук арфы... Жив.
Вот на земле, у порога - отпечаток волчьих лап. До леса, от приюта слишком далеко, да и не водятся тут волки. Живы...
Снова сон - в нем песни, такие живые, настоящие, что по утру проснешься в слезах. Жив...
До ночи, бесцельное хождение по комнатам и снова в подвалы, вдохнуть горьковато-пыльного запаха памяти. Как её мало, так чудовищно мало! А до весны еще так далеко.
Что останется нам, когда вы уйдете?...
