(no subject)
"Нас посещают ангелы, но мы узнаем их лишь после того, как они отлетают прочь."
Джордж Элиот (с)***
Я зажигаю свечу, и сажусь к столу. Чуткие пальцы знают, где лежит перо, где стоит чернильница, с дорогими чернилами - написанное ими не выгорает на свету, не блёкнет со временем.
А вот и чистый, шероховатый лист под руками, я знаю, что он желтовато-белый, хотя никогда не видела цветов. Это ничего, что глаза не зрячи, главное целы руки - значит можно писать.
Сегодня канун Рождества, как раз пять лет прошло с того момента как Его принесли к нам.
Снежной ночью, в сильную метель, какие-то добрые люди заметили горбатого бродягу, замерзающего на обочине дороги, хотели было пройти мимо, но Рождественская ночь особенная ночь - всем хочется добрых чудес, вот и прохожие пожалели старика, принесли его к нам в приют...
Старшие сестры только головами покачали - нищий был босиком, отчего его ноги совершенно промерзли, то же самое случилось и с его руками. Казалось, это бывший солдат, или беженец с войны, а может просто безумный старик - все лицо его было в шрамах и царапинах, а на тело была накинута военная шинель, вся в заплатах, но все равно изрядно дырявая. Когда тряпье кое-как размотали, ужасные раны открылись глазам милосердных сестер. Чудовищный ожог, похожий на клеймо не заживающей раной был на левой стороне груди несчастного, и рана, оставленная зубами какого-то громадного, и страшного зверя исходила зловонием повыше правого запястья...
Четверо суток Сестры дежурили у постели несчастного, меняли травяные компрессы, по капли вливали чесночную настойку, а когда бродяга не мог глотать, просто засовывали кусочки колотого сахара, сбрызнутые чесночным маслом и красным перцем ему за щеку.
Казалось ему должно было стать лучше, правда в себя он так и не приходил.
На пятые сутки в приюте случился наплыв пациентов. Все девушки были заняты, кто жаловался на живот, после праздничных возлияний, кто принес простывшего на снежных забавах ребенка, а кому пришел срок родить.
Я давно уже знала приют на ощупь, я росла здесь с детства, и коридоры, шероховатые стены, скрип половиц под ногами были для меня такими же привычными и знакомыми, как для иных детей тропинка к озеру через лесок - всякая елочка им подружка, всякий камушек - верстовой столб. Только вот к озеру меня не брали, боялись, да и много ли развлечения все время смотреть за слепой? Не вдоволь тебе поплавать, не как следует понырять - доставая со дна прозрачные, гладкие слюдяные камушки.
...В комнате, куда я рискнула зайти стояла удивительная тишина. Чуткий мой слух калеки всегда безошибочно определял в какой из палат я нахожусь, и как скажем пройти мне в приемную или вернутся в общую комнату. Такой тишины я никогда не слышала. Приют весь наполнен звуками: шуршат крошащиеся стебельки полыни под пальцами сестры-травницы, звенит металлический пинцет, падая в лоток, трещит разрываемый лен - славная будет повязка, крепкая! Вздыхает с облегчением сестра-кормилица, когда проходит у новорожденного малыша слишком уж сильная икота...
Здесь удивительно тихо, и даже не слышно дыхания спящего на койке человека. Но я знаю, он здесь. От него славно пахнет, его собственный, тонкий запах ощущается здесь повсюду, и он сильнее даже запахов прополиса, чеснока и крови. Похожий запах я однажды услыхала возле кондитерской лавки, которая находилась как раз подле Церкви.
Как-то раз, нас всех по случаю дня основания приюта, тогдашняя Старшая Мать взяла с собой в город. Каждому потом достался гостиниц. Кому сахарный леденец, кому свистулька в виде птицы, а мне вот - бубенчик, на нитке. Я носила его вплетенным в тоненькую, девчоночью косичку. И мне хотелось думать, что нитка у него ярко голубая, как небо, которого я никогда не видела.
От незнакомца пахло свежей травой, немножко церковным ладаном, чуть-чуть жженым сахаром и капельку дорожными камнями, нагретыми солнцем. Странный запах для середины зимы. Удивительно летний, подумалось мне. Осмелев я подошла ближе...
Я никогда не видела лиц, но мне казалось незнакомец был прекрасен! Мне подумалось, что должно быть он принц, как раз из тех, о которых написано в книге сказок, которую нам читают перед сном, когда мы прилежно учимся и хорошо себя ведем.
Ведь это у принцев из сказок такие длинные и гладкие волосы, и изящные узкие ладони, и такие высокие скулы!
Я проводила над лицом спящего, почти не касаясь, так, как читала специально для меня написанные на восковых табличках свитки, из тех, что потом приходилось учить наизусть. Сперва алфавит, потом названия трав, и цветов, редко - карты соседних государств и карту нашего города...
И конечно я не могла заметить, что пока я стояла над бродягой - произошло чудо, ресницы его дрогнули и он открыл глаза...
...Когда-то в детстве, мне часто снился один и тот же сон.
Я стою перед престолом дивной красоты, весь он словно соткан из облаков и тумана.
И стоит перед ним Отмеряющий Время. И глаза его мудры и печальны. Я прошу у него еще немного песчинок для песочных часов, которые держу в руках, и остается в них все меньше и меньше светлого, искрящегося песка...
Когда он взял меня за руку, я вдруг вспомнила тот сон, и отчего-то мне захотелось что бы те часы и трон сейчас оказались правдой. Тогда я не знала за кого прошу - теперь узнала наверняка. За бродягу, в рваной и старой шинели. За горбатого нищего с лицом изуродованным временем и горем, за вестника, чьи крылья простодушные люди приняли за горб. Пока он держал меня за руку, я была зряча, куда более зряча, чем те, кто с рождения видят мир и друг друга.
И был ожег на его груди - меткой предательства. И были следы зубов зверя на зуке его - следами неверия. Но, светлый взгляд его так напоминал взгляд Отмеряющего Время в моем сне. Словно они были братьями, или отцом и сыном. Та же печальная мудрость, бесконечное сострадание ко всякому живущему, чье время коротко и рано или поздно истечет крупинками в песочных часах...
Нет, когда он отпустил мою руку я не прозрела, но зато его забытье как будто бы отступило, и чуть меньше кровоточили ужасные раны, а через неделю, сестрам только оставалось удивляться, как быстро бродяга пошел на поправку. И хотя был он немногословен, и ничего толком о нем они так и не узнали - зато он много врмени проводил с нами, птенцами приюта, будущими Сестрами.
И как-то раз, мы даже побывали у озера...
Но об этом я напишу после, еще есть время.
Еще есть волшебный песок в часах для того, кто пришел в приют однажды, ветреной ночью, в канун Рождества...