В первых числах июня 1920 года 90 лет назад исчез прекрасный и один из старейших городов Дальнего Востока - Николаевск. Там же погиб почти весь архив по Сахалину ( в это время Николаевск был столицей Сахалинской области и все головные учереждения были переведены туда вместе с канцеляриями и архивами).
В эти дни в Николаевске погиб и мой прадед Илья Арефьевич Черепанов - телеграфист.
В Николаевске-на-Амуре во втором портовом городе Дальнего Востока в феврале 1920 года обстановка складывалась иначе чем во Владивостоке - путей к нему до схода льда не было, а дислоцировался в нем - всего один японский батальон (350 солдат и офицеров) при русском гарнизоне численностью в 300 человек.
Крупная банда - до 4000 боевиков - окружила город в начале февраля. Пришлось вступить в переговоры. Но, вместо того чтобы тянуть время, городское самоуправление руководствовалось лозунгом: «Долой гражданскую войну!» (обычная для той поры картина эсеровского идиотизма), а японское командование эту глупость поддержало, наивно полагая, что большевики будут вести себя так же, как во Владивостоке. И вот 29 февраля первым представителям пришедшей на Дальний Восток советской власти население Николаевска устроило торжественную встречу…
Дальше всё было, как обычно: наведение «социальной справедливости» вкупе с «террором против буржуазии и ее агентов» - в предельно откровенном варианте, разумеется. Грабежи - без формальностей, изнасилования - по декрету о «социализации», ликвидация «гадов и паразитов» - не таясь. Убивали семьями, в самых художественных вариантах, услаждая взоры. Напоследок разбивали черепа обухами топоров, грудных и младшего возраста детей разрывали пополам.
И, как обычно, проделывалось всё это под маркой высокой миссии, почти торжественно. Как же! - «законная месть угнетенных», «благородное мужество пролетариев, рвущихся из оков», вступление в «светлое царство социализма». Недаром советские историки, описывая дни установления «власти рабочих и крестьян», всегда тщательно скрывали подробности расправ, яростно открещиваясь от многочисленных досье комиссии Деникина с сообщениями об обнаруженных «трупах с отрубленными руками, переломанными костями, об обезглавленных телах, о раздробленных челюстях, об отрезанных половых органах». Недаром! ибо при таких подробностях, кто поверит в подлинность идейной мотивации?
Массовые умерщвления с признаками глумления и мучительства - это провал в архаику, в первобытную тьму. Такие деяния заведомо не ради какой-то разумной цели вершатся, а под влиянием бессознательного порыва - по страсти, по похоти. Тут сомневаться не приходится. Другое дело, что нужны особые условия, чтобы самые темные, давно обузданные цивилизацией инстинкты так бесстыдно высвобождались, а эти-то условия явно и создавала коммунистическая идеология. С языческих времен на Руси не было такого озверения.
Японцы были потрясены. А поскольку с русскими они жили вместе и те, естественно, искали у них защиты, обстановка складывалась весьма сложная. И тогда командир японского батальона майор Исикава решил вступиться за истязуемых жителей Николаевска. Не имея достаточных сил, он пошел на смертельный риск - в надежде, что бандиты не посмеют наброситься на отряд, за которым стоит вся японская армия. Бой начался 12 марта.
«имея глаза и уши, имея разум и волю - надо быть или таким же дикарём, как сами большевики, или человеком, который страдает нравственным помешательством, чтобы остаться равнодушным к бесчеловечной деятельности большевиков и называть её каким-нибудь другим именем кроме преступления, убийства, лжи и грабежа. Нужно быть самому нечеловечески, скотски или безумно безнравственным, чтобы называть «внутренними делами» тот случай, когда здоровенный мерзавец насилует женщину, или жестокая мать истязает ребёнка и не вмешиваться под тем предлогом, что упомянутые действия некоторой группой людей называются «социализмом» или «коммунизмом».
Майор Исикава недооценил дерзости противника. Большевицкая банда была сформирована на базе отряда хунхузов и бывших каторжников - профессионалов, которых останавливал только направленный в лоб ствол. Они окружили японцев и занялись выжиганием обороняемых ими зданий. Вынужденные стоять на смерть, японцы отбивались три дня. Из их числа (350 военнослужащих и 380 мирных граждан) погибли 602. Остальные (117 мужчин и 11 женщин) сдались в плен по распоряжению из Хабаровска. Среди погибших - майор Исикава и даже местный консул с детьми и слугами, которых, кстати, как и многих других японцев, большевики подвергли истязаниям.
По своим убитым согражданам скорбела вся Япония, в парламенте состоялись специальные заседания, правительство протестовало на международном уровне и добилось от Совдепии выражения сожаления. Убитых русских - а их гораздо больше - не поминал никто. Москва одобрила действия тов. Тряпицына, главаря банды, захватившей Николаевск, и местная власть в лице главнокомандующего НРА Г. Эйхе назначила его приказом от 22 апреля «командующим Охотским фронтом». Дальше были только замалчивание и ложь.
Единственным правдивым рассказом на русском языке о событиях марта 1920 года в Николаевске стали книги: Эчъ В. Исчезнувший город (Трагедия Николаевска на Амуре). Владивосток, 1920. и А. Я. Гутмана, изданная в 1924 году в Берлине ("Гибель Николаевска на Амуре : страницы из истории гражданской войны на Дальнем Востоке" Ган Анатолий Яковлевич - настоящая фамилия А.Я. Гутман)
В России они больше не издавались никогда.
Зато десятилетиями публиковались и продолжают публиковаться на Дальнем Востоке славословия Тряпицыну.