me by Nirav Patel, San Francisco 2014
Давай не будем ничего решать. Все так проходяще. Завтра или послезавтра не будет ни тебя, ни меня, ни той пепельницы из жестяной банки на кухне. Все так непостоянно, зачем нам что-то решать? Нет, мы можем сесть рядом, я и ты, и начать думать. О том, как жить дальше, куда идти, какими людьми быть. Но разве это в наших силах - что-то решить? Завтра по берегам Тихого ударит очередное землетрясение и все это будет уже неважно. Ту рубашку, которую ты так тщательно выбирал, унесет водой, все наши книги упадут с полок и никто не вспомнит всех ночей, которые мы провели в судорожных попытках что-то решить.
Мы с тобой всегда хотим думать, что все в жизни не просто так. Что не зря мы ходили в школу, не зря учили параграфы по истории древнего мира, не зря не спали ночами перед госами, не зря потирали вспотевшие ладошки после очередной ссоры, не зря страдали из-за первой любви. Мы вечно надеемся, что столько всего было не зря, а на деле так никогда и не узнаем, зачем и почем. Так давай не будем ничего решать, зачем нам еще одно, что имеет шанс быть зря. Давай лучше съездим на океан, ну или в горы, там хоть какой-то есть смысл.
Помнишь, когда мы впервые встретились, у меня были длинные волосы, цветастое платье и тонкие сигареты в кармане. Я еще никогда не лежала в психбольнице, не вызывала глубокой ночью такси, может даже никогда никого не ненавидела. Я громко зачитывала Маяковского и Никонова и надеялась на вечную молодость. Нам не нужно было ничего решать, все решалось само собой, нужные люди приходили, не нужные уходили, нам оставалось только выбирать сорт сидра и докупать тонкие сигареты. Я все никак не могу вспомнить тот момент, когда мы начали курить толстые и перешли на текилу.
Ты же знаешь, мы мастера убегать. От всего, от проблем, от людей, от безденежья и от слишком большой любви. Они могут называть нас безответственными долбоебами, свободными душами или идиотами, это ничего не меняет, это все буквы, а буквы имеют еще меньше значения, чем я и ты. Может когда-нибудь, лет через двадцать, мы будем сидеть на полу на кухнях в разных квартирах, не жмурясь пить текилу и вспоминать те ночи, когда нужно было вызывать ночные такси и ненавидеть.
Во всем можно найти свою романтику, но я опять спрашиваю, какой в этом смысл. Да ладно, романтика для слабаков и слюнтяев, мы давно выше и старше. Может именно поэтому я больше не могу ничего писать? Так, отрывками, а чаще в голове пустота. Окаменелое взрослое сердце, вот оно, ради чего мы росли. Я бы хотела относиться ко всему проще, знаешь. Ну, не волноваться, когда мне кто-то не звонит. Или звонит. Приходит или не приходит. Говорит или не говорит. Я ведь постоянно переживаю, ты знаешь, а в конце у всего этого окажется такой же смысл, как и у выученного в школе параграфа по истории древнего мира. Хотя нет, это же все развивает разум и дает опыт, только почему мы становимся такими черствыми?
А еще представляешь, я все еще переживаю, когда уходят друзья. Ну да ладно, какие они мне друзья, что это вообще такое, я все слишком идеализирую. Но все равно расстраиваюсь, они-то мне казались вечными. А вечного ничего нет, откуда мы можем знать, что такое вечность, мы ведь не шизофреники, да и дольше своей жизни ничего никогда не увидим. Мне так нравится поменьше думать. Я бы все отдала, чтобы чувствовать так остро, как в шестнадцать. Хотя у меня осталось еще кое-что оттуда. Я все еще могу включить пару песен telepopmusic и вспомнить как задыхалась в темноте чьей-то комнаты от поцелуев в живот. И радуюсь, что хотя бы вспоминать еще могу, ведь от поцелуев в живот давно уже можно только бессердечно смеяться и просить прекратить. Ну вот мы и решили, к чему ведет весь этот опыт и видишь, все не зря. А в горах все хорошо и когда зря, все хорошо и без этого, давай просто молча тут посидим и не будем ни о чем думать.