(no subject)
Зиновий Гердт про Марка Бернеса и Никиту Богословского :
Это был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.
Толпы иностранцев! Впервые!
И приехали пять французских композиторов, сочинители всех песен Ив Монтана: Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще какие-то... Знаменитейшие фамилии! И к ним был приставлен Никита Богословский -
во-первых как вице- или президент общества СССР-Франция,
а во-вторых, у него прекрасный французский.
Ну вот.
А я тогда играл в Эрмитаже «Необыкновенный концерт», а по соседству выступал Утесов. И так как только от меня, «конферансье», зависело, два часа будет идти наш «концерт» или час двадцать, то я быстренько его отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его обожал.
И вот я выбегаю, смотрю: стоит эта группа - пятеро французов, Никита и Марк Бернес. Он к ним очень тянулся... И идет такая жизнь: Никита что-то острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже.
И он все время дергает Богословского за рукав: Никита, что ты сказал? Тот морщится: погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу! Через минуту опять хохочут. Бернес снова: Никита, что он сказал? На третий раз Богословский не выдержал: «Марк, где тебя воспитывали? Мы же разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно...»
Потом он ушел добывать контрамарку - французам и себе, и мы остались семеро совсем без языка. Что говорит нормальный человек в такой ситуации? Марк сказал: «Азохн вэй...» Печально так, на выдохе. Тут Фрэнсис Лемарк говорит ему - на идиш: «Ты еврей?» Бернес на идиш же отвечает: «Конечно». «Я тоже еврей», - говорит Лемарк. И повернувшись к коллегам, добавляет: «И он еврей, и он еврей, и он...»
Все пятеро оказались чистыми французами! И все знают идиш! Марк замечательно знал идиш, я тоже что-то... И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!
Тут по закону жанра приходит - кто? - правильно, Богословский! Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты... Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит: «Маркуша, что ты сказал?» А Бернес отвечает:«Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!»
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу.
***
Однажды делегация композиторов Союза путешествовала по Тунису; стремясь избавиться от мальчишек-попрошаек, Богословский пообещал им все свои суточные. Но с одним условием: мальчишки должны выучить два слова по-русски и говорить следующей за композиторами советской делегации писателей, что известный в то время реакционер и антисемит главный редактор "Огонька" Софронов - "г...но!". Когда попрошайки выучили эти два слова, Богословский с ними рассчитался. А писатели из делегации, следовавшей за делегацией композиторов, услышав слова мальчишек: "Саферонов - г...но", были потрясены тем, что об этом знают даже мальчишки Туниса!
***
Как-то Никита Владимирович попросил выдающегося диктора радио времен
Великой Отечественной войны Юрия Левитана , того самого Левитана, за го-
лову которого Гитлер обещал колоссальные деньги, того самого Левитана,
про которого во время войны ходил анекдот: спрашивают Сталина: "Товарищ
Сталин! Когда война кончится?" - "Левитан скажет".Так вот, просит Левитана Никита Владимирович нарисовать что-нибудь на листке бумаги. Тот отпирается, говорит, что никогда в жизни не умел рисовать. - Ну, нарисуй хотя бы домик, ведь это так просто! Короче говоря , уговаривал он его, уговаривал, и Левитан сдался. Нарисовал домик , из трубы дымок идет. Такой примитивный, детский рисунок. Никита Владимирович взял этот рисунок, вставил в рамку под стекло, повесил у себя дома и с каждым, кто приходил к нему в дом, на что нибудь спорил, что это подлинный Левитан .
* * *
И еще одна "шутка" НБ.
Однажды в квартире С. В. Михалкова раздается звонок .
-Здравствуйте, вас беспокоят из Президиума Верховного Совета СССР. К
нам обратились рабочие судостроительного завода. Они изъявили желание
назвать теплоход , который они должны спустить со стапелей, вашим именем .
Михалков с чувством глубокого удовлетворения дает свое согласие.
Через некоторое время из Президиума Верховного Совета звонят опять.
- Вы знаете , что -то у них с выпуском теплохода задерживается, они
просят вашего согласия назвать вашим именем речной трамвай.
- Я не возражаю, - слегка разочарованно говорит великий писатель.
Проходит еще какое-то время . Опять звонок.
- Что-то там у них и с речным трамваем не получается . Они хотят вашим
именем назвать баржу. Михалков, уже совсем расстроенный:
- А что они хоть на этой барже возить будут?
- Говно...
***
Зиновий Гердт как-то рассказывал. Была у него соседка, милая и добрая женщина, но очень уж серьезная, никакого чувства юмора. Однажды Зиновий Ефимович пытался ей анекдот рассказать, начинающийся словами "Умер один мужчина...", а она его вопросами засыпала: как его звали, отчего он умер, долго ли болел, были ли у него дети... Однажды решил Зиновий Ефимович ее разыграть. Ровно в шесть вечера звонит ей по телефону и измененным голосом спрашивает: "Простите, а Сан Саныча можно к телефону?" - "Нет, вы не туда попали." Перезванивает ей ровно через полчаса и задает тот же вопрос другим голосом. И так каждые полчаса. Другой бы уже послал подальше или трубку снял, но она женщина интеллигентная, отвечала на все звонки и вежливо говорила, что такого здесь нет. Развязка должна была быть в полночь. З.Е. звонит ей в очередной раз и говорит: "Здравствуйте, это Сан Саныч. Мне никто не звонил?" Ответ сразил З.Е. наповал: "Сан Саныч, вы куда пропали? Вас уже полгорода ищет!"
***
Однажды Зиновий Ефимович Гердт выпил в гостях. То есть выпил не однажды, но однажды он выпил и возвращался домой на машине. С женой. Так гласит легенда, что с женой он возвращался на машине якобы домой. Причем машина была японская с правым рулем. Это сейчас их полно, а тогда это была чуть не первая в Москве с правым рулем, их толком еще и гаишники не видали.
И вот как раз их почему-то останавливает гаишник. Видимо, ему понравилась траектория движения машины. Останавливает и столбенеет, потому что за рулем сидит Зяма, но руля нет! И Зяма, видя это дикое изумление, со своей вкуснейшей коньячной интонацией говорит: -- Да это херня. Когда я выпью, я всегда отдаю руль жене...
Это был пятьдесят седьмой год. Москва, фестиваль молодежи и студентов.
Толпы иностранцев! Впервые!
И приехали пять французских композиторов, сочинители всех песен Ив Монтана: Франсис Лемарк, Марк Эрраль, еще какие-то... Знаменитейшие фамилии! И к ним был приставлен Никита Богословский -
во-первых как вице- или президент общества СССР-Франция,
а во-вторых, у него прекрасный французский.
Ну вот.
А я тогда играл в Эрмитаже «Необыкновенный концерт», а по соседству выступал Утесов. И так как только от меня, «конферансье», зависело, два часа будет идти наш «концерт» или час двадцать, то я быстренько его отыгрывал, чтобы успеть на второе действие к Леониду Осиповичу. Я его обожал.
И вот я выбегаю, смотрю: стоит эта группа - пятеро французов, Никита и Марк Бернес. Он к ним очень тянулся... И идет такая жизнь: Никита что-то острит, французы хохочут. Я ни слова не понимаю, Бернес тоже.
И он все время дергает Богословского за рукав: Никита, что ты сказал? Тот морщится: погоди, Маркуша, ну что ты, ей-богу! Через минуту опять хохочут. Бернес снова: Никита, что он сказал? На третий раз Богословский не выдержал: «Марк, где тебя воспитывали? Мы же разговариваем! Невежливо это, неинтеллигентно...»
Потом он ушел добывать контрамарку - французам и себе, и мы остались семеро совсем без языка. Что говорит нормальный человек в такой ситуации? Марк сказал: «Азохн вэй...» Печально так, на выдохе. Тут Фрэнсис Лемарк говорит ему - на идиш: «Ты еврей?» Бернес на идиш же отвечает: «Конечно». «Я тоже еврей», - говорит Лемарк. И повернувшись к коллегам, добавляет: «И он еврей, и он еврей, и он...»
Все пятеро оказались чистыми французами! И все знают идиш! Марк замечательно знал идиш, я тоже что-то... И мы начали жить своей жизнью, и плевать нам на этот концерт Утесова!
Тут по закону жанра приходит - кто? - правильно, Богословский! Мы хохочем, совершенно не замечаем прихода Никиты... Он послушал-послушал, как мы смеемся, и говорит: «Маркуша, что ты сказал?» А Бернес отвечает:«Подожди, Никита! Где тебя воспитывали, ей-богу? Мы же разговариваем!»
Это был единственный раз в моей жизни, когда мое происхождение послужило мне на пользу.
***
Однажды делегация композиторов Союза путешествовала по Тунису; стремясь избавиться от мальчишек-попрошаек, Богословский пообещал им все свои суточные. Но с одним условием: мальчишки должны выучить два слова по-русски и говорить следующей за композиторами советской делегации писателей, что известный в то время реакционер и антисемит главный редактор "Огонька" Софронов - "г...но!". Когда попрошайки выучили эти два слова, Богословский с ними рассчитался. А писатели из делегации, следовавшей за делегацией композиторов, услышав слова мальчишек: "Саферонов - г...но", были потрясены тем, что об этом знают даже мальчишки Туниса!
***
Как-то Никита Владимирович попросил выдающегося диктора радио времен
Великой Отечественной войны Юрия Левитана , того самого Левитана, за го-
лову которого Гитлер обещал колоссальные деньги, того самого Левитана,
про которого во время войны ходил анекдот: спрашивают Сталина: "Товарищ
Сталин! Когда война кончится?" - "Левитан скажет".Так вот, просит Левитана Никита Владимирович нарисовать что-нибудь на листке бумаги. Тот отпирается, говорит, что никогда в жизни не умел рисовать. - Ну, нарисуй хотя бы домик, ведь это так просто! Короче говоря , уговаривал он его, уговаривал, и Левитан сдался. Нарисовал домик , из трубы дымок идет. Такой примитивный, детский рисунок. Никита Владимирович взял этот рисунок, вставил в рамку под стекло, повесил у себя дома и с каждым, кто приходил к нему в дом, на что нибудь спорил, что это подлинный Левитан .
* * *
И еще одна "шутка" НБ.
Однажды в квартире С. В. Михалкова раздается звонок .
-Здравствуйте, вас беспокоят из Президиума Верховного Совета СССР. К
нам обратились рабочие судостроительного завода. Они изъявили желание
назвать теплоход , который они должны спустить со стапелей, вашим именем .
Михалков с чувством глубокого удовлетворения дает свое согласие.
Через некоторое время из Президиума Верховного Совета звонят опять.
- Вы знаете , что -то у них с выпуском теплохода задерживается, они
просят вашего согласия назвать вашим именем речной трамвай.
- Я не возражаю, - слегка разочарованно говорит великий писатель.
Проходит еще какое-то время . Опять звонок.
- Что-то там у них и с речным трамваем не получается . Они хотят вашим
именем назвать баржу. Михалков, уже совсем расстроенный:
- А что они хоть на этой барже возить будут?
- Говно...
***
Зиновий Гердт как-то рассказывал. Была у него соседка, милая и добрая женщина, но очень уж серьезная, никакого чувства юмора. Однажды Зиновий Ефимович пытался ей анекдот рассказать, начинающийся словами "Умер один мужчина...", а она его вопросами засыпала: как его звали, отчего он умер, долго ли болел, были ли у него дети... Однажды решил Зиновий Ефимович ее разыграть. Ровно в шесть вечера звонит ей по телефону и измененным голосом спрашивает: "Простите, а Сан Саныча можно к телефону?" - "Нет, вы не туда попали." Перезванивает ей ровно через полчаса и задает тот же вопрос другим голосом. И так каждые полчаса. Другой бы уже послал подальше или трубку снял, но она женщина интеллигентная, отвечала на все звонки и вежливо говорила, что такого здесь нет. Развязка должна была быть в полночь. З.Е. звонит ей в очередной раз и говорит: "Здравствуйте, это Сан Саныч. Мне никто не звонил?" Ответ сразил З.Е. наповал: "Сан Саныч, вы куда пропали? Вас уже полгорода ищет!"
***
Однажды Зиновий Ефимович Гердт выпил в гостях. То есть выпил не однажды, но однажды он выпил и возвращался домой на машине. С женой. Так гласит легенда, что с женой он возвращался на машине якобы домой. Причем машина была японская с правым рулем. Это сейчас их полно, а тогда это была чуть не первая в Москве с правым рулем, их толком еще и гаишники не видали.
И вот как раз их почему-то останавливает гаишник. Видимо, ему понравилась траектория движения машины. Останавливает и столбенеет, потому что за рулем сидит Зяма, но руля нет! И Зяма, видя это дикое изумление, со своей вкуснейшей коньячной интонацией говорит: -- Да это херня. Когда я выпью, я всегда отдаю руль жене...