Агрессивные символы
Пётр I, как известно, любил символические жесты агрессивного характера: там, бороду кому-нибудь насильно сбрить, иль башку с широких плеч пятерым стрельцам отсечь, или вот тоже - преподнести нежно любимой супруге Екатерине Алексеевне заспиртованную голову любовника ея, Виллима Монса (для пущей пикантности - брата Анны Монс, многолетней фаворитки самого государя). Последняя забава, впрочем, выглядит совсем уж экзотической и, исторической правды ради, числится по ведомству полулегендарных. Легенда, в свою очередь, связана с курьёзным расследованием княгиней Екатериной Дашковой дела о пропаже спирта в Российской Академии наук, которое само по себе - сюжет для отдельного повествования [1].
А мы о Петре и агрессивных символах. История, случившаяся в 1718 году, будет подостовернее роковых и кровавых страстей с Виллимом Монсом, хотя театральщины и в ней хватает. Комендант того самого Бахмута, потомок старинного княжеского рода Дмитрий Андреевич Кольцов-Мосальский был пойман на начётах (нецелевом расходовании финансов) и краже 80 000 рублей на Донских (они же Бахмутские) солеварнях - опять-таки «тех самых»: захват их в 1705 году казачьим отрядом Кондратия Булавина стал, по сути, отправной точкой Булавинского восстания [2]. И вот, спустя 13 лет, новая угроза государственной прибыли. Кольцов-Мосальский, ясное дело, был приговорён к смертной казни, однако, как сообщает в своём «Потомстве Рюрика» Геннадий Власьев, «умер накануне ея и уже был погребён; по приказанию Петра I был вырыт из могилы и на другой же день повешен». Суров был, одним словом, будущий император российский.
Впрочем, церемониями в духе «Надзирать и наказывать» дело не ограничилось: имения Кольцова-Мосальского были конфискованы и «отписаны на государя». Здесь, конечно, хорошо бы найти группу студентов-историков и предложить им этот сюжет: пускай порассуждают о подоплёке монаршьего решения о казни. Сразу обнаружатся неисправимые романтики, готовые вещать о тиранических спектаклях, ага [3].
***
[1] И вот так с историей каждый раз: зацепишь один интересный случай, так при выяснении подробностей обрящешь пучок не менее лакомых.
[2] Классический «горшочек, не вари» вашему вниманию.
[3] Да, мы всегда норовим аннексировать чужие дисциплины, и что?
А мы о Петре и агрессивных символах. История, случившаяся в 1718 году, будет подостовернее роковых и кровавых страстей с Виллимом Монсом, хотя театральщины и в ней хватает. Комендант того самого Бахмута, потомок старинного княжеского рода Дмитрий Андреевич Кольцов-Мосальский был пойман на начётах (нецелевом расходовании финансов) и краже 80 000 рублей на Донских (они же Бахмутские) солеварнях - опять-таки «тех самых»: захват их в 1705 году казачьим отрядом Кондратия Булавина стал, по сути, отправной точкой Булавинского восстания [2]. И вот, спустя 13 лет, новая угроза государственной прибыли. Кольцов-Мосальский, ясное дело, был приговорён к смертной казни, однако, как сообщает в своём «Потомстве Рюрика» Геннадий Власьев, «умер накануне ея и уже был погребён; по приказанию Петра I был вырыт из могилы и на другой же день повешен». Суров был, одним словом, будущий император российский.
Впрочем, церемониями в духе «Надзирать и наказывать» дело не ограничилось: имения Кольцова-Мосальского были конфискованы и «отписаны на государя». Здесь, конечно, хорошо бы найти группу студентов-историков и предложить им этот сюжет: пускай порассуждают о подоплёке монаршьего решения о казни. Сразу обнаружатся неисправимые романтики, готовые вещать о тиранических спектаклях, ага [3].
***
[1] И вот так с историей каждый раз: зацепишь один интересный случай, так при выяснении подробностей обрящешь пучок не менее лакомых.
[2] Классический «горшочек, не вари» вашему вниманию.
[3] Да, мы всегда норовим аннексировать чужие дисциплины, и что?