"Чернобыль"-3
...а всё равно в итоге любишь не за безупречно расчисленный холодок композиции, а за богатство мотивов и густоту метафор. Гуманитарий гуманитария видит издалека.
В третьем сезоне (я настаиваю) "Чернобыля" Давыдову рисуют мраморные скулы чернокнижника, и это куда опасней и убедительней, чем все генетические мутации, так и оставшиеся, впрочем, без внятных объяснений. Есть в этом своя смертоносная и чарующая красота: закрутить время и пространство в непроходимый лабиринт, меняющийся на ходу и вопреки всем правилам, а потом обрубить концы, остановить рябь на воде и трижды вырулить к невозможному хэппи-энду - смешному, бестолковому и щемяще-нежному в одно и то же время. Потому что ровно так обычно и бывает "на самом деле".
Ключ к сериалу - фраза, которую твердит персонаж Ильина: "Проклятая наука. Я хотел её вылечить, а надо было её просто любить". Все, решительно все физические объяснения после такого идут лесом:
- не "золотая кровь" отнимает волю, а дурнота собственного нутра: если ты держишь слово лишь из страха потерять репутацию, чего удивляться, что тебя можно обратить в животное резким окриком и дешёвым магическим ритуалом;
- верность и готовность к самопожертвованию хранят от ненасытного чада радиации куда лучше защитного костюма;
- наш самый главный охранный механизм - не страх, не боль, а внутренний свет и готовность встретиться с чудом: просьба о помощи, кольцо на мизинце, глаза воскресшего друга.
В итоге Куликов делает невероятное: всё-таки обнаруживает этику Зоны. И она, как, впрочем, и следовало ожидать, - в требовании соразмерности целей средствам. Что толку в болезненной точности памяти, которой хвастается Сорокин, если грандиозное превращение реальности нужно ему для наслаждения собственным телом и бессмысленной мести неродившимся детям? На стороне Паши - любовь вопреки всему и желание избавить абсолютно всех от удавки замкнувшегося в цикл времени. Ради такого действительно можно отменить преступление в трёх случаях из трёх.
"Так проблема-то не в том, что он друг, - говорит внезапно посерьёзневший Лёха на предложение закончить всю эту страшную историю выстрелом, - а в том, что он... человек".
Никакая точность законов физики и биологии не перевесит способности дорасти до такой постановки проблемы.
Ну, и скул Давыдова, конечно, куда ж мы без них.
В третьем сезоне (я настаиваю) "Чернобыля" Давыдову рисуют мраморные скулы чернокнижника, и это куда опасней и убедительней, чем все генетические мутации, так и оставшиеся, впрочем, без внятных объяснений. Есть в этом своя смертоносная и чарующая красота: закрутить время и пространство в непроходимый лабиринт, меняющийся на ходу и вопреки всем правилам, а потом обрубить концы, остановить рябь на воде и трижды вырулить к невозможному хэппи-энду - смешному, бестолковому и щемяще-нежному в одно и то же время. Потому что ровно так обычно и бывает "на самом деле".
Ключ к сериалу - фраза, которую твердит персонаж Ильина: "Проклятая наука. Я хотел её вылечить, а надо было её просто любить". Все, решительно все физические объяснения после такого идут лесом:
- не "золотая кровь" отнимает волю, а дурнота собственного нутра: если ты держишь слово лишь из страха потерять репутацию, чего удивляться, что тебя можно обратить в животное резким окриком и дешёвым магическим ритуалом;
- верность и готовность к самопожертвованию хранят от ненасытного чада радиации куда лучше защитного костюма;
- наш самый главный охранный механизм - не страх, не боль, а внутренний свет и готовность встретиться с чудом: просьба о помощи, кольцо на мизинце, глаза воскресшего друга.
В итоге Куликов делает невероятное: всё-таки обнаруживает этику Зоны. И она, как, впрочем, и следовало ожидать, - в требовании соразмерности целей средствам. Что толку в болезненной точности памяти, которой хвастается Сорокин, если грандиозное превращение реальности нужно ему для наслаждения собственным телом и бессмысленной мести неродившимся детям? На стороне Паши - любовь вопреки всему и желание избавить абсолютно всех от удавки замкнувшегося в цикл времени. Ради такого действительно можно отменить преступление в трёх случаях из трёх.
"Так проблема-то не в том, что он друг, - говорит внезапно посерьёзневший Лёха на предложение закончить всю эту страшную историю выстрелом, - а в том, что он... человек".
Никакая точность законов физики и биологии не перевесит способности дорасти до такой постановки проблемы.
Ну, и скул Давыдова, конечно, куда ж мы без них.