«Бесы» Ф.М. Достоевского: мы все глядим в чёрный ящик (ч. 1)
Новая лекция - о лучшем романе мировой литературы (на личной странице имею право).
Кадр из экранизации «Бесов» (реж. И. и Дм. Таланкины, 1992 г.). В роли Ивана Шатова - Сергей Гармаш, в роли Николая Ставрогина - Андрей Руденский.
«Бесы» (1870-1872 гг.) - третий роман из так называемого «великого пятикнижия» Фёдора Михайловича Достоевского (годы жизни писателя - 1821-1881). Сам автор во время работы над этим произведением подчёркивал грандиозность и актуальность изображаемых в нём проблем анархизма, атеизма и социализма: «Сел за богатую идею; не про исполнение говорю, а про идею. Одна из тех идей, которые имеют несомненный эффект в публике. Вроде "Преступления и наказания", но ещё ближе, ещё насущнее к действительности и прямо касается самого важного современного вопроса» (письмо к А.Н. Майкову, февраль 1870 г.).
«Эффект», произведённый романом на публику, и в самом деле был «несомненным». История восприятия «Бесов» полна удивительных контрастов. Современная писателю критика практически единодушно порицала роман за превращение частного случая в безосновательную сатиру на всё революционное движение. Писатели и философы Серебряного века (а после - деятели русской эмиграции), напротив, видели в этом произведении фантастически верное, но неуслышанное пророчество, а В.И. Ленин, всячески поддерживавший травлю романа и его автора в социалистически настроенной печати, называл «Бесов», по свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, «омерзительным, но гениальным романом». После революции «Бесы» фактически оказались под запретом, и только при публикации в составе Полного собрания сочинений Достоевского началось постепенное осмысление их художественного пафоса. Однако и теперь оценки романа разнятся от «наиболее политизированного» произведения Достоевского до «вершины» его художественного мастерства и даже «главного» романа русской литературы. В общем, «Бесы» в этом отношении повторили судьбу одного из главных героев романа Николая Ставрогина:
«Все наши дамы были без ума от нового гостя. Они резко разделились на две стороны - в одной обожали его, а в другой ненавидели до кровомщения; но без ума были и те и другие» (с) Ф.М. Достоевский «Бесы»
В самом конце 1860-х годов, по окончании работы над романом «Идиот», у Достоевского возникает замысел произведения о герое, являющемся полной противоположностью Мышкину. На смену Князю-Христу, «положительно прекрасному человеку», должен был прийти «Князь мира сего» - Антихрист, а то и вовсе земное воплощение дьявола. Из многочисленных набросков и планов этого периода, обозначенных выразительными заголовками «Атеизм», «Роман о Князе и Ростовщике», «Житие Великого Грешника», впоследствии вырастут сюжеты «Бесов», «Подростка» и «Братьев Карамазовых».
Ф.М. Достоевский в 1872 г., фотоснимок ателье В.Я. Лауфферта. В конце 1872 г. возобновится остановленная за год до того публикация «Бесов» в журнале «Русский вестник».
Прообразом кульминационного события «Бесов» стало убийство студента Иванова, совершённое в 1869 г. членами террористического революционного кружка «Народная расправа» под руководством Сергея Геннадиевича Нечаева, - так называемое «Нечаевское дело», вызвавшее большой резонанс в обществе. Нечаев подговорил сообщников убить Иванова, обвинив его в предательстве и доносительстве (чего в действительности не было). Настоящими же причинами стали стремление Нечаева устранить авторитетного оппонента и его же намерение подчинить себе членов кружка страхом перед последствиями совместного преступления. Судебный процесс над «нечаевцами» (самому Нечаеву удалось сбежать в Швейцарию) широко освещался в газетах и привлёк внимание Достоевского, находившегося в тот момент за границей. Кроме того, важные сведения о «Народной расправе» и взаимоотношениях Нечаева и Иванова доставил Достоевскому брат его жены Иван Григорьевич Сниткин, как раз приехавший в гости к сестре и её мужу (он и сам принадлежал к студенческому движению и, по некоторым данным, был знаком с участниками нечаевского кружка).
К моменту убийства Иванова Достоевский уже размышлял над возможностью создания романа-памфлета - сатирической карикатуры на либеральное и революционно-демократическое движения, которые он считал последовательными стадиями развития одного социально-политического учения. Будущие «Бесы» должны были стать одним из модных (вернее даже - скандально модных) тогда антинигилистических романов, таких как «Некуда» и «На ножах» Н.С. Лескова, «Взбаламученное море» А.Ф. Писемского и «Марево» В.П. Клюшникова. В стремлении обличить и предупредить надвигающуюся общественную катастрофу Достоевский ничуть не стеснялся откровенной тенденциозности задуманного сюжета. «На вещь, которую я теперь пишу в „Русский вестник“, я сильно надеюсь, но не с художественной, а тенденциозной стороны; хочется высказать несколько мыслей, хотя бы при этом пострадала художественность. Но меня увлекает накопившееся в уме и сердце; пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь», - писал он критику Н.Н. Страхову в марте 1870 г. Однако дальнейшая работа над романом изменила первоначальный замысел писателя; как и «Отцы и дети» И.С. Тургенева, тоже изначально задумывавшиеся как антинигилистический роман, новое произведение Достоевского оказалось значительней политического памфлета.
«Дело Нечаева» дало материал для центрального события, вокруг которого постепенно начал выстраиваться роман. Сам Нечаев, не гнушавшийся, помимо политической пропаганды, ни террором, ни провокацией, выдававший себя за члена Международного революционного комитета (не существовавшего в действительности), имевший, впрочем, связи с виднейшими революционными деятелями-эмигрантами (А.И. Герценом, М.А. Бакуниным, Н.П. Огарёвым) и получавший от них деньги на «дело революции», стал прототипом одного из центральных персонажей «Бесов» - Петра Степановича Верховенского, считающего самозванство главным двигателем смуты и откровенно признающегося, что он «мошенник, а не социалист».
Сергей Геннадиевич Нечаев (фрагмент фотографии 1870 г.), автор «Катехизиса революционера», руководитель террористического революционного кружка «Народная расправа», организатор убийства студента Иванова. Был выдан швейцарскими властями в Россию, судим и заключён в Петропавловскую крепость, откуда ухитрялся продолжать революционную пропаганду - в частности, поддерживал связь с членами террористической организации «Народная воля», будущими убийцами императора Александра II. В.И. Ленин называл Нечаева «титаном революции», наследие которого подлежит обязательному изучению. Несомненный прототип одного из персонажей романа «Бесы» - Петруши Верховенского.
Написанный Нечаевым устав «Народной расправы», получивший громкое название «Катехизис революционера», нашёл отражение в политической программе Верховенского. Деятельность Петруши на страницах романа оказывается выразительной иллюстрацией ключевого положения Нечаева: «Наше дело - страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение».
В одной из вольных экранизаций «Бесов» (реж. В.И. Хотиненко, 2014 г.) в качестве устава революционного кружка фигурирует настоящий «Катехизис революционера» Нечаева, выдержки из которого цитируют киноперсонажи в исполнении Сергея Маковецкого и Владимира Зайцева.
Однако Достоевский не ограничился газетной «злобой дня». В изображении деятельности революционного кружка он опирался прежде всего на личный опыт участия в собраниях Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского. Речь идёт о том самом «деле петрашевцев», за принадлежность к которому Достоевский в 1849 г. был приговорён к смертной казни, но помилован и отправлен на каторгу. В истории политических движений России закрепилось отношение к разгрому кружка «петрашевцев» как к чрезмерной и даже необоснованной мере правительства во главе с императором Николаем I. Встречи в доме Буташевича-Петрашевского действительно носили в основном литературно-философский характер: члены кружка обсуждали вопросы возможного социального переустройства России (в частности, отмены крепостного права и цензуры и организации общин-фаланстер), читали и переводили работы французских социалистов и выступали с пространными речами гуманистического толка. Членам кружка было предъявлено обвинение в обсуждении «вредных идей», а также хранении и чтении нелегальной литературы, в том числе знаменитого письма В.Г. Белинского к Н.В. Гоголю, публичным чтением которого и отличился Достоевский. На фоне этих «безобидных» действий инсценировка смертной казни, которой подвергли двадцать осуждённых, и назначенные затем каторжные работы или военная служба в рядовом чине казались неоправданно жестоким наказанием.
Однако сам Достоевский впоследствии придерживался совсем другого взгляда на «проступки» своей молодости. Ещё на каторге он утвердился в мысли, что политический преступник много хуже уголовного, и категорически отрёкся от своих прежних социалистических убеждений. В деятельности либеральных салонов, подобных кружку Петрашевского, он стал видеть расшатывание социальных и нравственных устоев, подготавливавшее почву для возникновения куда более радикальных движений.
«Почему же вы знаете, что петрашевцы не могли бы стать нечаевцами, то есть стать на нечаевскую же дорогу, в случае если б так обернулось дело? Конечно, тогда и представить нельзя было: как бы это могло так обернуться дело? Не те совсем были времена. Но позвольте мне про себя одного сказать: Нечаевым, вероятно, я бы не мог сделаться никогда, но нечаевцем, не ручаюсь, может, и мог бы… во дни моей юности» (с) Ф.М. Достоевский «Дневник писателя», статья «Одна из современных фальшей», 1873 г.
Первый намёк на «дело петрашевцев» в «Бесах» возникает при ироническом упоминании «громадного, противоестественного и противогосударственного общества, человек в тринадцать», к которому то ли принадлежал, то ли не принадлежал в молодости отец Петруши Верховенского Степан Трофимович. Отношение читателя к этой организации как к явлению несерьёзному и чрезмерно преувеличенному властью возникает словно бы само собой, но на деле оно запрограммировано автором. Именно этот незначительный на первый взгляд эпизод должен стать первым обещанием грядущей катастрофы, которое читатель пропустит так же, как персонажи романа - и реальные жители Российской империи. Спустя двадцать романных лет это крошечное столичное общество размножится (пока ещё в виде таких же немногочисленных организаций) и распространится по всей стране: в одном только городке, где происходит действие «Бесов», окажется три кружка, в которых под видом празднования именин обсуждаются запрещённые книги, а под прикрытием «невинного» обсуждения запрещённых книг готовятся террористические акции.
Возможно, Достоевскому были известны и куда как менее безобидные детали «пятниц» Петрашевского. Например, о подпольном типографском станке (вещи необходимой не только для революционных пропагандистов, но и для фальшивомонетчиков, а потому автоматически попадавшей под запрет), пропавшем из уже опечатанной квартиры одного из заговорщиков. Исчезновение это осуществилось не без вмешательства кое-кого из высших полицейских чинов, что указывало на серьёзный политический подтекст каких-то операций, осуществлявшихся членами кружка «петрашевцев» под прикрытием бесплодных либеральных дискуссий хозяина и его гостей-литераторов.
В центре политической интриги типографский станок окажется и в «Бесах», а его реальный хранитель, Николай Александрович Спешнев, станет прототипом центрального персонажа романа - Николая Всеволодовича Ставрогина. Спешнев был наиболее радикальным участником клуба: тайно от Петрашевского он не только завёл типографский станок для печати революционных прокламаций, но и организовал тайное общество из семи решительно настроенных «петрашевцев» - и в том числе Достоевского (как видим, далеко не только чтение письма Белинского Гоголю можно было поставить в вину молодому писателю). По некоторым сведениям, Спешнев поддерживал связи с польской революционной партией, а также сторонниками идеи отделения Сибири от Российской империи. На своих соратников харизматик Спешнев имел исключительное влияние; Достоевский называл его «своим Мефистофелем».
«Он был не очень разговорчив, изящен без изысканности, удивительно скромен и в то же время смел и самоуверен, как у нас никто. Наши франты смотрели на него с завистью и совершенно пред ним стушёвывались. Поразило меня тоже его лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, - казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску; впрочем, многое говорили, между прочим, и о чрезвычайной телесной его силе» (с) Ф.М. Достоевский «Бесы», портрет Ставрогина
Николай Александрович Спешнев (фрагмент портрета авторства Л. Фишера,1843 г.). За время, прошедшее между арестом и вынесением приговора, Спешнев подхватил чахотку, но излечился во время отбывания каторжных работ в Восточной Сибири. После каторги был сослан на поселение в Забайкальскую область, замечен генерал-губернатором Н.Н. Муравьёвым-Амурским и назначен редактором «Иркутских губернских ведомостей» и смотрителем губернской типографии (!), а затем и начальником путевой канцелярии генерал-губернатора. По ходатайству Муравьёва вернул себе право на потомственное дворянство и разрешение поселиться в европейской части империи. На год пережил Достоевского.
Также необходимо учитывать, что «Бесы» создавались в атмосфере активной литературной и социально-философской полемики. В образе Степана Трофимовича Верховенского угадываются черты таких либеральных деятелей 1840-х гг., как А.И. Герцен и Т.Н. Грановский. Фигура крупного писателя Кармазинова, убеждённого западника, заискивающего перед революционной молодёжью, оказывается острейшей карикатурой на И.С. Тургенева. А отчаянный спор ведётся в «Бесах» не только с его «Отцами и детьми», но и с «Историей одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, романом Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и другими произведениями, утверждавшими исчерпанность русского прошлого, бесплодность настоящего и необходимость приближения будущего, которое будет устроено на принципиально новых началах. В своей оценке средств достижения этого будущего и последствий применения этих средств Достоевский решительно расходится как с либералами, так и с писателями революционно-демократического толка.
Впрочем, не только в либеральном движении 1840-х гг. и литературных произведениях современников видел автор «Бесов» истоки новых революционных настроений, проводил он и более далёкие исторические сопоставления. Постоянно возникающий на страницах романа образ Смуты сопровождается сравнением Ставрогина то с Григорием Отрепьевым (Лжедмитрием I), то со Стенькой Разиным, а то и вовсе со сказочным Иваном-царевичем. Однако развернувшееся в результате пропаганды Петруши Верховенского восстание рабочих шпигулинской фабрики своими кровавыми последствиями оказывается похоже скорее на пугачёвский мятеж, каким его изобразил Пушкин в «Капитанской дочке», - «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Творчество Пушкина вообще остаётся для Достоевского на протяжении его жизни одним из важнейших духовно-нравственных ориентиров - наравне с Новым заветом, единственной книгой, которую он мог читать на каторге. Уравнены писателем Евангелия и Пушкин и в их влиянии на сюжет «Бесов». Всему тексту романа Достоевский преподносит два эпиграфа: фрагменты из одноимённого стихотворения Пушкина о мелкой, но страшной нечисти, которую лирический герой различает (или угадывает) в застигшей его метельной круговерти, и цитату из евангельской притчи об исцелении Иисусом бесноватого. Этот библейский текст повторно появится в сюжете романа ближе к финалу и станет для одного из героев ключевым образом, определяющим его отношение к случившейся катастрофе: «Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» (Лк. 8:32-36). Сопоставление персонажей с одержимыми бесами свиньями - частый мотив многочисленных экранизаций романа.
Стихотворение Пушкина также используется в экранизациях. На видео - романс на вступительных титрах к многосерийному фильму «Бесы» (реж. В. Ахадов. Г. Карюк, Ф. Шультесс, 2007 г.). Дисгармоничная, беспрестанно повторяющаяся мелодия романса напоминает завывание вьюги и одновременно порождает ощущение одержимости мучительной и неотвязной идеей.
Продолжение здесь.
Кадр из экранизации «Бесов» (реж. И. и Дм. Таланкины, 1992 г.). В роли Ивана Шатова - Сергей Гармаш, в роли Николая Ставрогина - Андрей Руденский.
«Бесы» (1870-1872 гг.) - третий роман из так называемого «великого пятикнижия» Фёдора Михайловича Достоевского (годы жизни писателя - 1821-1881). Сам автор во время работы над этим произведением подчёркивал грандиозность и актуальность изображаемых в нём проблем анархизма, атеизма и социализма: «Сел за богатую идею; не про исполнение говорю, а про идею. Одна из тех идей, которые имеют несомненный эффект в публике. Вроде "Преступления и наказания", но ещё ближе, ещё насущнее к действительности и прямо касается самого важного современного вопроса» (письмо к А.Н. Майкову, февраль 1870 г.).
«Эффект», произведённый романом на публику, и в самом деле был «несомненным». История восприятия «Бесов» полна удивительных контрастов. Современная писателю критика практически единодушно порицала роман за превращение частного случая в безосновательную сатиру на всё революционное движение. Писатели и философы Серебряного века (а после - деятели русской эмиграции), напротив, видели в этом произведении фантастически верное, но неуслышанное пророчество, а В.И. Ленин, всячески поддерживавший травлю романа и его автора в социалистически настроенной печати, называл «Бесов», по свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, «омерзительным, но гениальным романом». После революции «Бесы» фактически оказались под запретом, и только при публикации в составе Полного собрания сочинений Достоевского началось постепенное осмысление их художественного пафоса. Однако и теперь оценки романа разнятся от «наиболее политизированного» произведения Достоевского до «вершины» его художественного мастерства и даже «главного» романа русской литературы. В общем, «Бесы» в этом отношении повторили судьбу одного из главных героев романа Николая Ставрогина:
«Все наши дамы были без ума от нового гостя. Они резко разделились на две стороны - в одной обожали его, а в другой ненавидели до кровомщения; но без ума были и те и другие» (с) Ф.М. Достоевский «Бесы»
В самом конце 1860-х годов, по окончании работы над романом «Идиот», у Достоевского возникает замысел произведения о герое, являющемся полной противоположностью Мышкину. На смену Князю-Христу, «положительно прекрасному человеку», должен был прийти «Князь мира сего» - Антихрист, а то и вовсе земное воплощение дьявола. Из многочисленных набросков и планов этого периода, обозначенных выразительными заголовками «Атеизм», «Роман о Князе и Ростовщике», «Житие Великого Грешника», впоследствии вырастут сюжеты «Бесов», «Подростка» и «Братьев Карамазовых».
Ф.М. Достоевский в 1872 г., фотоснимок ателье В.Я. Лауфферта. В конце 1872 г. возобновится остановленная за год до того публикация «Бесов» в журнале «Русский вестник».
Прообразом кульминационного события «Бесов» стало убийство студента Иванова, совершённое в 1869 г. членами террористического революционного кружка «Народная расправа» под руководством Сергея Геннадиевича Нечаева, - так называемое «Нечаевское дело», вызвавшее большой резонанс в обществе. Нечаев подговорил сообщников убить Иванова, обвинив его в предательстве и доносительстве (чего в действительности не было). Настоящими же причинами стали стремление Нечаева устранить авторитетного оппонента и его же намерение подчинить себе членов кружка страхом перед последствиями совместного преступления. Судебный процесс над «нечаевцами» (самому Нечаеву удалось сбежать в Швейцарию) широко освещался в газетах и привлёк внимание Достоевского, находившегося в тот момент за границей. Кроме того, важные сведения о «Народной расправе» и взаимоотношениях Нечаева и Иванова доставил Достоевскому брат его жены Иван Григорьевич Сниткин, как раз приехавший в гости к сестре и её мужу (он и сам принадлежал к студенческому движению и, по некоторым данным, был знаком с участниками нечаевского кружка).
К моменту убийства Иванова Достоевский уже размышлял над возможностью создания романа-памфлета - сатирической карикатуры на либеральное и революционно-демократическое движения, которые он считал последовательными стадиями развития одного социально-политического учения. Будущие «Бесы» должны были стать одним из модных (вернее даже - скандально модных) тогда антинигилистических романов, таких как «Некуда» и «На ножах» Н.С. Лескова, «Взбаламученное море» А.Ф. Писемского и «Марево» В.П. Клюшникова. В стремлении обличить и предупредить надвигающуюся общественную катастрофу Достоевский ничуть не стеснялся откровенной тенденциозности задуманного сюжета. «На вещь, которую я теперь пишу в „Русский вестник“, я сильно надеюсь, но не с художественной, а тенденциозной стороны; хочется высказать несколько мыслей, хотя бы при этом пострадала художественность. Но меня увлекает накопившееся в уме и сердце; пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь», - писал он критику Н.Н. Страхову в марте 1870 г. Однако дальнейшая работа над романом изменила первоначальный замысел писателя; как и «Отцы и дети» И.С. Тургенева, тоже изначально задумывавшиеся как антинигилистический роман, новое произведение Достоевского оказалось значительней политического памфлета.
«Дело Нечаева» дало материал для центрального события, вокруг которого постепенно начал выстраиваться роман. Сам Нечаев, не гнушавшийся, помимо политической пропаганды, ни террором, ни провокацией, выдававший себя за члена Международного революционного комитета (не существовавшего в действительности), имевший, впрочем, связи с виднейшими революционными деятелями-эмигрантами (А.И. Герценом, М.А. Бакуниным, Н.П. Огарёвым) и получавший от них деньги на «дело революции», стал прототипом одного из центральных персонажей «Бесов» - Петра Степановича Верховенского, считающего самозванство главным двигателем смуты и откровенно признающегося, что он «мошенник, а не социалист».
Сергей Геннадиевич Нечаев (фрагмент фотографии 1870 г.), автор «Катехизиса революционера», руководитель террористического революционного кружка «Народная расправа», организатор убийства студента Иванова. Был выдан швейцарскими властями в Россию, судим и заключён в Петропавловскую крепость, откуда ухитрялся продолжать революционную пропаганду - в частности, поддерживал связь с членами террористической организации «Народная воля», будущими убийцами императора Александра II. В.И. Ленин называл Нечаева «титаном революции», наследие которого подлежит обязательному изучению. Несомненный прототип одного из персонажей романа «Бесы» - Петруши Верховенского.
Написанный Нечаевым устав «Народной расправы», получивший громкое название «Катехизис революционера», нашёл отражение в политической программе Верховенского. Деятельность Петруши на страницах романа оказывается выразительной иллюстрацией ключевого положения Нечаева: «Наше дело - страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение».
You can watch this video on www.livejournal.com
В одной из вольных экранизаций «Бесов» (реж. В.И. Хотиненко, 2014 г.) в качестве устава революционного кружка фигурирует настоящий «Катехизис революционера» Нечаева, выдержки из которого цитируют киноперсонажи в исполнении Сергея Маковецкого и Владимира Зайцева.
Однако Достоевский не ограничился газетной «злобой дня». В изображении деятельности революционного кружка он опирался прежде всего на личный опыт участия в собраниях Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского. Речь идёт о том самом «деле петрашевцев», за принадлежность к которому Достоевский в 1849 г. был приговорён к смертной казни, но помилован и отправлен на каторгу. В истории политических движений России закрепилось отношение к разгрому кружка «петрашевцев» как к чрезмерной и даже необоснованной мере правительства во главе с императором Николаем I. Встречи в доме Буташевича-Петрашевского действительно носили в основном литературно-философский характер: члены кружка обсуждали вопросы возможного социального переустройства России (в частности, отмены крепостного права и цензуры и организации общин-фаланстер), читали и переводили работы французских социалистов и выступали с пространными речами гуманистического толка. Членам кружка было предъявлено обвинение в обсуждении «вредных идей», а также хранении и чтении нелегальной литературы, в том числе знаменитого письма В.Г. Белинского к Н.В. Гоголю, публичным чтением которого и отличился Достоевский. На фоне этих «безобидных» действий инсценировка смертной казни, которой подвергли двадцать осуждённых, и назначенные затем каторжные работы или военная служба в рядовом чине казались неоправданно жестоким наказанием.
Однако сам Достоевский впоследствии придерживался совсем другого взгляда на «проступки» своей молодости. Ещё на каторге он утвердился в мысли, что политический преступник много хуже уголовного, и категорически отрёкся от своих прежних социалистических убеждений. В деятельности либеральных салонов, подобных кружку Петрашевского, он стал видеть расшатывание социальных и нравственных устоев, подготавливавшее почву для возникновения куда более радикальных движений.
«Почему же вы знаете, что петрашевцы не могли бы стать нечаевцами, то есть стать на нечаевскую же дорогу, в случае если б так обернулось дело? Конечно, тогда и представить нельзя было: как бы это могло так обернуться дело? Не те совсем были времена. Но позвольте мне про себя одного сказать: Нечаевым, вероятно, я бы не мог сделаться никогда, но нечаевцем, не ручаюсь, может, и мог бы… во дни моей юности» (с) Ф.М. Достоевский «Дневник писателя», статья «Одна из современных фальшей», 1873 г.
Первый намёк на «дело петрашевцев» в «Бесах» возникает при ироническом упоминании «громадного, противоестественного и противогосударственного общества, человек в тринадцать», к которому то ли принадлежал, то ли не принадлежал в молодости отец Петруши Верховенского Степан Трофимович. Отношение читателя к этой организации как к явлению несерьёзному и чрезмерно преувеличенному властью возникает словно бы само собой, но на деле оно запрограммировано автором. Именно этот незначительный на первый взгляд эпизод должен стать первым обещанием грядущей катастрофы, которое читатель пропустит так же, как персонажи романа - и реальные жители Российской империи. Спустя двадцать романных лет это крошечное столичное общество размножится (пока ещё в виде таких же немногочисленных организаций) и распространится по всей стране: в одном только городке, где происходит действие «Бесов», окажется три кружка, в которых под видом празднования именин обсуждаются запрещённые книги, а под прикрытием «невинного» обсуждения запрещённых книг готовятся террористические акции.
Возможно, Достоевскому были известны и куда как менее безобидные детали «пятниц» Петрашевского. Например, о подпольном типографском станке (вещи необходимой не только для революционных пропагандистов, но и для фальшивомонетчиков, а потому автоматически попадавшей под запрет), пропавшем из уже опечатанной квартиры одного из заговорщиков. Исчезновение это осуществилось не без вмешательства кое-кого из высших полицейских чинов, что указывало на серьёзный политический подтекст каких-то операций, осуществлявшихся членами кружка «петрашевцев» под прикрытием бесплодных либеральных дискуссий хозяина и его гостей-литераторов.
В центре политической интриги типографский станок окажется и в «Бесах», а его реальный хранитель, Николай Александрович Спешнев, станет прототипом центрального персонажа романа - Николая Всеволодовича Ставрогина. Спешнев был наиболее радикальным участником клуба: тайно от Петрашевского он не только завёл типографский станок для печати революционных прокламаций, но и организовал тайное общество из семи решительно настроенных «петрашевцев» - и в том числе Достоевского (как видим, далеко не только чтение письма Белинского Гоголю можно было поставить в вину молодому писателю). По некоторым сведениям, Спешнев поддерживал связи с польской революционной партией, а также сторонниками идеи отделения Сибири от Российской империи. На своих соратников харизматик Спешнев имел исключительное влияние; Достоевский называл его «своим Мефистофелем».
«Он был не очень разговорчив, изящен без изысканности, удивительно скромен и в то же время смел и самоуверен, как у нас никто. Наши франты смотрели на него с завистью и совершенно пред ним стушёвывались. Поразило меня тоже его лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, - казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску; впрочем, многое говорили, между прочим, и о чрезвычайной телесной его силе» (с) Ф.М. Достоевский «Бесы», портрет Ставрогина
Николай Александрович Спешнев (фрагмент портрета авторства Л. Фишера,1843 г.). За время, прошедшее между арестом и вынесением приговора, Спешнев подхватил чахотку, но излечился во время отбывания каторжных работ в Восточной Сибири. После каторги был сослан на поселение в Забайкальскую область, замечен генерал-губернатором Н.Н. Муравьёвым-Амурским и назначен редактором «Иркутских губернских ведомостей» и смотрителем губернской типографии (!), а затем и начальником путевой канцелярии генерал-губернатора. По ходатайству Муравьёва вернул себе право на потомственное дворянство и разрешение поселиться в европейской части империи. На год пережил Достоевского.
Также необходимо учитывать, что «Бесы» создавались в атмосфере активной литературной и социально-философской полемики. В образе Степана Трофимовича Верховенского угадываются черты таких либеральных деятелей 1840-х гг., как А.И. Герцен и Т.Н. Грановский. Фигура крупного писателя Кармазинова, убеждённого западника, заискивающего перед революционной молодёжью, оказывается острейшей карикатурой на И.С. Тургенева. А отчаянный спор ведётся в «Бесах» не только с его «Отцами и детьми», но и с «Историей одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, романом Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и другими произведениями, утверждавшими исчерпанность русского прошлого, бесплодность настоящего и необходимость приближения будущего, которое будет устроено на принципиально новых началах. В своей оценке средств достижения этого будущего и последствий применения этих средств Достоевский решительно расходится как с либералами, так и с писателями революционно-демократического толка.
Впрочем, не только в либеральном движении 1840-х гг. и литературных произведениях современников видел автор «Бесов» истоки новых революционных настроений, проводил он и более далёкие исторические сопоставления. Постоянно возникающий на страницах романа образ Смуты сопровождается сравнением Ставрогина то с Григорием Отрепьевым (Лжедмитрием I), то со Стенькой Разиным, а то и вовсе со сказочным Иваном-царевичем. Однако развернувшееся в результате пропаганды Петруши Верховенского восстание рабочих шпигулинской фабрики своими кровавыми последствиями оказывается похоже скорее на пугачёвский мятеж, каким его изобразил Пушкин в «Капитанской дочке», - «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Творчество Пушкина вообще остаётся для Достоевского на протяжении его жизни одним из важнейших духовно-нравственных ориентиров - наравне с Новым заветом, единственной книгой, которую он мог читать на каторге. Уравнены писателем Евангелия и Пушкин и в их влиянии на сюжет «Бесов». Всему тексту романа Достоевский преподносит два эпиграфа: фрагменты из одноимённого стихотворения Пушкина о мелкой, но страшной нечисти, которую лирический герой различает (или угадывает) в застигшей его метельной круговерти, и цитату из евангельской притчи об исцелении Иисусом бесноватого. Этот библейский текст повторно появится в сюжете романа ближе к финалу и станет для одного из героев ключевым образом, определяющим его отношение к случившейся катастрофе: «Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» (Лк. 8:32-36). Сопоставление персонажей с одержимыми бесами свиньями - частый мотив многочисленных экранизаций романа.
You can watch this video on www.livejournal.com
Стихотворение Пушкина также используется в экранизациях. На видео - романс на вступительных титрах к многосерийному фильму «Бесы» (реж. В. Ахадов. Г. Карюк, Ф. Шультесс, 2007 г.). Дисгармоничная, беспрестанно повторяющаяся мелодия романса напоминает завывание вьюги и одновременно порождает ощущение одержимости мучительной и неотвязной идеей.
Продолжение здесь.