Одесские рассказы. Глава 5. "Музеи"
Открываешь скрипучие двери, скажем, в доме на какой-нибудь Гаванной - и вплываешь с прокаленной улицы в уютную полутемную прохладу. А там с одной стороны - прялки-скалки с рушныками и дипломный проект набора столовой посуды студента 5-го курса П. Маркевича, с другой - выставка черно-белых бьющих по сердцу фотографий Константина Гроздева, а посередине уточняют, студентка ли ты. Полы чуть ли не линолеумом выстланы, муха бьется в стекло - и всё так по-домашнему, что, кажется, вот-вот кто-то позовёт из соседней комнаты громко: "Обе-е-едать!", усадит за стол с клеенчатой скатертью, выдаст тарелку с борщом, ложку и кусочек хлеба. И ты сядешь и будешь есть - вроде так и надо.
Или вот ещё другой дом, на Софийской. И не просто дом, а дворец, с паркетами-люстрами-зеркалами-потолками-колоннами-всем-что-положено-дворцам. В нем картины великих: Тропинин, Айвазовский, Шишкин, Ге, Васнецов, Врубель, Рерих, да что говорить, такое волшебное совпадение - там мою любимую "На мостике" Петра Нилуса перерисовывал мальчик-художник!Я наворачивала вокруг круги и чуть было не сказала ему, что он занимается очень волнующим, но решила, что парень и так в курсе.
И вот, в этом самом дворце, в одном из его просторных светлых залов, пока ходила от картины к картине, вглядываясь, внюхиваясь и вчитываясь, у окна шушукались две музейные, обе пышные, основательные. Одна (с начёсом, платье черное в крупный белый горох) рассказывала другой о своих молодых годах. Причём без устали, без перерывов и пауз, с видимым удовольствием. Собеседница поддакивала со скукой в голосе, но у коллеги накопилось, надо было выговориться:
- Так замечательно было раньше.. Мы выезжали на картошку..Грузовик.. Дорога чудесная, масса удовольствия. Я в сарафане. Брали аккордеон..
Потом долетали такие обрывки фраз:
-..Он, когда целовался, трясся, как припадочный. И я поняла, что не...
- Интеллигентный такой, подошел, сел рядом, сказал: "Меня зовут Владимир. А вас?"
- Мама говорила: "Поматросит и бросит!" А я сама, кого хочешь, брошу.
"О-ля-ля!" - подумала я - и пошла смотреть передвижников.
Или вот ещё другой дом, на Софийской. И не просто дом, а дворец, с паркетами-люстрами-зеркалами-потолками-колоннами-всем-что-положено-дворцам. В нем картины великих: Тропинин, Айвазовский, Шишкин, Ге, Васнецов, Врубель, Рерих, да что говорить, такое волшебное совпадение - там мою любимую "На мостике" Петра Нилуса перерисовывал мальчик-художник!Я наворачивала вокруг круги и чуть было не сказала ему, что он занимается очень волнующим, но решила, что парень и так в курсе.
И вот, в этом самом дворце, в одном из его просторных светлых залов, пока ходила от картины к картине, вглядываясь, внюхиваясь и вчитываясь, у окна шушукались две музейные, обе пышные, основательные. Одна (с начёсом, платье черное в крупный белый горох) рассказывала другой о своих молодых годах. Причём без устали, без перерывов и пауз, с видимым удовольствием. Собеседница поддакивала со скукой в голосе, но у коллеги накопилось, надо было выговориться:
- Так замечательно было раньше.. Мы выезжали на картошку..Грузовик.. Дорога чудесная, масса удовольствия. Я в сарафане. Брали аккордеон..
Потом долетали такие обрывки фраз:
-..Он, когда целовался, трясся, как припадочный. И я поняла, что не...
- Интеллигентный такой, подошел, сел рядом, сказал: "Меня зовут Владимир. А вас?"
- Мама говорила: "Поматросит и бросит!" А я сама, кого хочешь, брошу.
"О-ля-ля!" - подумала я - и пошла смотреть передвижников.