Ужасные откровенности
Джон Шемякин
Сидим вот на свежем воздухе, обмахиваясь тонкими панамами. Обычные люди. Состояньице какое-никакое. Образование вроде бы некоторое. Художественные пристрастия одобрены столичной критикой и дозволены волостным правлением. Не особо пьющие домовладельцы.
А разговоры эдакие начинаем и бережно поддерживаем над обрывом, что просто страшно.
В детстве меня пугали скрюченными пальцами и криком. По кругу. Ну ещё фонарик там страшенный снизу светил. А на тебе беззащитные трусы только и тебе пять лет, возможно, будет. Ни убежать, ни ударить. Куча-мала такая ужасная. Не пошевелиться. Змея сухими кольцами.
Вот такие же разговоры сегодня вели. Про сокровенное и неспрошенное. И не заорать, что обидно.
Ладно бы про коллапсы экономические, про политические ужасы, разрешенные к публикации. Нет! Всё про личное...
Один такое начал рассказывать про свои повседневные страсти, что я даже очень остро высказался, вытираясь чайным полотенцем. Сказал, что у выступающего, видимо, в честь папы назвали манию, в честь мамы - фобию, в честь него самого - синдром у психиатров. Зачем мне про него узнавать столько страшного? И про жену его драгоценную особенно?
Помню я их свадьбу прекрасно. Там ленты полицейской три километра по итогу извели. Иллюзий не испытывал никто. Зачем мне подробности дальнейшего счастья? Я в карты что ли проиграл?
Помню в гости к ним приехал. С любезным выкриком "икскиземуа!" из спальни выбежала сенная бабка-смолянка в ансамбле из частичной простыни, веера и своей зрелой естественности. Я есть не мог неделю. К чему мне уточняющие аспекты? Скажите мне, что это был портрет! Портрет! Жанровый! "Психея пляшет на берегу Эврота". Я безоговорочно пойму и приму про портрет. Мне так легче!
"Вот вы, Никодим Лазаревич, поймите, что от удара веслом по башке нас отделяют мгновения. Так зачем же эти мгновения омрачать говорением эдакой жути про себя, зачем эти мгновения неумолимо, поверьте, не-у-мо-ли-мо сокращать исповедью?! Вы соврите мне про себя что-то благородное - я поверю сразу. Ибо зачем мне в тюрьму из-за вас садиться? Вы врите про себя - это не подводит тут никого! Вы лучше про губернатора чего... Всё приличней!" Так, примерно, сказал.
В эдаких беседах очень скучаешь по себе. Любителю тяжелой пищи и легких разговоров. Мои холопские эмоции - отражение чужих, барских интонаций. Я этого не стесняюсь. Только баре могут так щедро делиться: ботинки- нет, дать не могу, послушайте лучше жаркую пакость, ибо я духовно раскован и мне делать нехер!
Не надо так со мной.
Сидим вот на свежем воздухе, обмахиваясь тонкими панамами. Обычные люди. Состояньице какое-никакое. Образование вроде бы некоторое. Художественные пристрастия одобрены столичной критикой и дозволены волостным правлением. Не особо пьющие домовладельцы.
А разговоры эдакие начинаем и бережно поддерживаем над обрывом, что просто страшно.
В детстве меня пугали скрюченными пальцами и криком. По кругу. Ну ещё фонарик там страшенный снизу светил. А на тебе беззащитные трусы только и тебе пять лет, возможно, будет. Ни убежать, ни ударить. Куча-мала такая ужасная. Не пошевелиться. Змея сухими кольцами.
Вот такие же разговоры сегодня вели. Про сокровенное и неспрошенное. И не заорать, что обидно.
Ладно бы про коллапсы экономические, про политические ужасы, разрешенные к публикации. Нет! Всё про личное...
Один такое начал рассказывать про свои повседневные страсти, что я даже очень остро высказался, вытираясь чайным полотенцем. Сказал, что у выступающего, видимо, в честь папы назвали манию, в честь мамы - фобию, в честь него самого - синдром у психиатров. Зачем мне про него узнавать столько страшного? И про жену его драгоценную особенно?
Помню я их свадьбу прекрасно. Там ленты полицейской три километра по итогу извели. Иллюзий не испытывал никто. Зачем мне подробности дальнейшего счастья? Я в карты что ли проиграл?
Помню в гости к ним приехал. С любезным выкриком "икскиземуа!" из спальни выбежала сенная бабка-смолянка в ансамбле из частичной простыни, веера и своей зрелой естественности. Я есть не мог неделю. К чему мне уточняющие аспекты? Скажите мне, что это был портрет! Портрет! Жанровый! "Психея пляшет на берегу Эврота". Я безоговорочно пойму и приму про портрет. Мне так легче!
"Вот вы, Никодим Лазаревич, поймите, что от удара веслом по башке нас отделяют мгновения. Так зачем же эти мгновения омрачать говорением эдакой жути про себя, зачем эти мгновения неумолимо, поверьте, не-у-мо-ли-мо сокращать исповедью?! Вы соврите мне про себя что-то благородное - я поверю сразу. Ибо зачем мне в тюрьму из-за вас садиться? Вы врите про себя - это не подводит тут никого! Вы лучше про губернатора чего... Всё приличней!" Так, примерно, сказал.
В эдаких беседах очень скучаешь по себе. Любителю тяжелой пищи и легких разговоров. Мои холопские эмоции - отражение чужих, барских интонаций. Я этого не стесняюсь. Только баре могут так щедро делиться: ботинки- нет, дать не могу, послушайте лучше жаркую пакость, ибо я духовно раскован и мне делать нехер!
Не надо так со мной.