Про менталитет
Наконец вспомнила, что мне напоминает текущая повестка. Вот же:
Парень смотрел разиня рот и не говорил ни слова.
Лицо его разбойникам показалось забавным.
- Слышь ты, с тобой говорят! - сказал один из них, толкая его под бок.
Парень молчал.
Разбойник толкнул его крепче.
Парень посмотрел на него так глупо, что все опять принялись хохотать.
Несколько человек подошли к нему и стали толкать его.
Парень не знал, сердиться ли ему или нет; но один толчок сильнее других вывел его из сонного хладнокровия.
- Полно вам пхаться! - сказал он, - что я вам, куль муки, что ль, дался? Перестаньте, осерчаю!
Разбойники пуще стали смеяться.
Парню и в самом деле хотелось рассердиться, только лень и природная сонливость превозмогали его гнев. Ему казалось, что не стоит сердиться из-за безделицы, а важной-то причины не было!
- Серчай же, дурень! - сказали разбойники, - что ж ты не серчаешь?
- А нут-ка, толкните-ка ящо!
- Вишь какой лакомый! На вот тебе!
- А ну-тка крепчае!
- Вот тебе!
- Ну, тяперь держитесь! - сказал парень, рассердясь наконец не на шутку.
Он засучил рукава, плюнул в кулаки и принялся катать правого и виноватого. Разбойники не ожидали такого нападения. Те, которые были поближе, в один миг опрокинулись и сшибли с ног товарищей. Вся ватага отхлынула к огню; котел упал, и щи разлились на уголья.
- Тише ты, тише, сатана! Чего расходился! Говорят тебе, тише! - кричали разбойники.
Но парень уже ничего не слыхал. Он продолжал махать кулаками вправо и влево и каждым ударом сшибал по разбойнику, а иногда и по два.
- Вишь, медведь! - говорили те, которые успевали отскочить в сторону.
Наконец парень образумился. Он перестал драться и остановился посреди опрокинутых и разбитых горшков, почесывая затылок, как будто желая сказать:
«Что же это я, в самом деле, наделал!»
Парень смотрел разиня рот и не говорил ни слова.
Лицо его разбойникам показалось забавным.
- Слышь ты, с тобой говорят! - сказал один из них, толкая его под бок.
Парень молчал.
Разбойник толкнул его крепче.
Парень посмотрел на него так глупо, что все опять принялись хохотать.
Несколько человек подошли к нему и стали толкать его.
Парень не знал, сердиться ли ему или нет; но один толчок сильнее других вывел его из сонного хладнокровия.
- Полно вам пхаться! - сказал он, - что я вам, куль муки, что ль, дался? Перестаньте, осерчаю!
Разбойники пуще стали смеяться.
Парню и в самом деле хотелось рассердиться, только лень и природная сонливость превозмогали его гнев. Ему казалось, что не стоит сердиться из-за безделицы, а важной-то причины не было!
- Серчай же, дурень! - сказали разбойники, - что ж ты не серчаешь?
- А нут-ка, толкните-ка ящо!
- Вишь какой лакомый! На вот тебе!
- А ну-тка крепчае!
- Вот тебе!
- Ну, тяперь держитесь! - сказал парень, рассердясь наконец не на шутку.
Он засучил рукава, плюнул в кулаки и принялся катать правого и виноватого. Разбойники не ожидали такого нападения. Те, которые были поближе, в один миг опрокинулись и сшибли с ног товарищей. Вся ватага отхлынула к огню; котел упал, и щи разлились на уголья.
- Тише ты, тише, сатана! Чего расходился! Говорят тебе, тише! - кричали разбойники.
Но парень уже ничего не слыхал. Он продолжал махать кулаками вправо и влево и каждым ударом сшибал по разбойнику, а иногда и по два.
- Вишь, медведь! - говорили те, которые успевали отскочить в сторону.
Наконец парень образумился. Он перестал драться и остановился посреди опрокинутых и разбитых горшков, почесывая затылок, как будто желая сказать:
«Что же это я, в самом деле, наделал!»