Deutschland
Ну что таки я могу сказать по поводу старушки Германии?
В Европе я был впервые. И да простят мне патетику, но...
Берлин показался бывалым солдатом. Прозрачный, с четкой выправкой, однозначным пониманием того, что хорошо, что плохо, конкретный и максимально прямой, он очаровывал своим ароматом и приветливостью.
Нюрнберг оказался престарелым и весьма мрачным отшельником, от которого веет легким безумием и отрешенностью от нужд мира, застывшим со своим великими местами, напоминающими о Гитлере и Дюрере, в легком нервном сне.
Мюнхен представился хитрым делюгой, встретившим ослепительной альпийской улыбкой, но очень быстро показавший свои истинные мотивы и цели, постоянно путающий в веренице улиц, все время выводящих на королевскую пивоварню или речку Изар, стремящийся содрать как можно больше денег, как можно меньше отдав взамен, но настолько очаровательно ослепительный, что держать на него зло просто не представлялось возможным.
Сама Германия с ветряными мельницами, типично немецкими домиками и кирхами, то зелеными внизу (между прочим новогоднее время) и заснеженными чуть повыше, поближе к Альпам, прямыми полями, дорогами, скоростями 200 и выше километров в час, ненависти к американским машинам, навевала то лирику, то тоску. И была то буднично-унылой, то невероятно красивой, то совершенно отвязно пьяной...
В Европе я был впервые. И да простят мне патетику, но...
Берлин показался бывалым солдатом. Прозрачный, с четкой выправкой, однозначным пониманием того, что хорошо, что плохо, конкретный и максимально прямой, он очаровывал своим ароматом и приветливостью.
Нюрнберг оказался престарелым и весьма мрачным отшельником, от которого веет легким безумием и отрешенностью от нужд мира, застывшим со своим великими местами, напоминающими о Гитлере и Дюрере, в легком нервном сне.
Мюнхен представился хитрым делюгой, встретившим ослепительной альпийской улыбкой, но очень быстро показавший свои истинные мотивы и цели, постоянно путающий в веренице улиц, все время выводящих на королевскую пивоварню или речку Изар, стремящийся содрать как можно больше денег, как можно меньше отдав взамен, но настолько очаровательно ослепительный, что держать на него зло просто не представлялось возможным.
Сама Германия с ветряными мельницами, типично немецкими домиками и кирхами, то зелеными внизу (между прочим новогоднее время) и заснеженными чуть повыше, поближе к Альпам, прямыми полями, дорогами, скоростями 200 и выше километров в час, ненависти к американским машинам, навевала то лирику, то тоску. И была то буднично-унылой, то невероятно красивой, то совершенно отвязно пьяной...