Колосок
А рыбу Колосок ловил фантастически. Он приходил на берег с единственной удочкой. Удочка всегда была самая простая - удилище из высушенного орешника, леска, поплавок, грузило, крючок. Он вставал в удалении от любителей, пришедших на реку, чтобы искупать своих дождевых червей и пофорсить безынерционными катушками, телескопическими удильниками и прочей рыболовной утварью. Местные истребители пива и более крепких жидкостей потихоньку подтягивались к месту дислокации Колоска в предвкушении занимательного действа. Подносили и Колоску. Он выпивал, говорил:
- Да потом, я сам куплю. Зараз плотки наловлю - и на махазин.
И начиналось. Заброс -клев, подсечка, плотва. Заброс - клев, подсечка, плотва.
- На махазин,-приговаривал колосок, успевая своей единственной рукой отцеплять рыбу, менять червяка, забрасывать снасть, прикуривать.-Тольки на махазин.
Прикормки он никакой не бросал, однако, рыба радостно шла на крючок его удочки. Плотва Будто чувствовала главное свое предназначение, к которому она шла (или плыла) всю свою нелегкую рыбью жизнь - вцепиться в этого червячка на крючке колосковой удочки и быть унесенной в зеркальное подводное небо.
Рыбари-пижоны потихиньку перемещались поближе к Колоску. Их душила жаба. Их попловки шумно плюхались рядом с его скромненьким попловочком из гусиного пера и пробки. Но рыба не замечала их крючки.
- На махазин,- приговаривал Колосок.-Тольки на махазин.
Завистливые неумехи тянули из колосковой банки его червей, но результат оставался неизменным, то есть никаким - у них не клевало.
За час он налавливал рыбы столько, сколько пижоны не налавливали за всю свою пижонскую жизнь. И шел он со своим уловом к магазину, и у стен его быстренько реализовывал его по дешевке. Колосок покупал выпивку и нехитрую закусь и возвращался к реке. Уже без удочки... Потом на берег приходила его жена баба Галя и уводила его домой. Спокойно и молча.
- Да потом, я сам куплю. Зараз плотки наловлю - и на махазин.
И начиналось. Заброс -клев, подсечка, плотва. Заброс - клев, подсечка, плотва.
- На махазин,-приговаривал колосок, успевая своей единственной рукой отцеплять рыбу, менять червяка, забрасывать снасть, прикуривать.-Тольки на махазин.
Прикормки он никакой не бросал, однако, рыба радостно шла на крючок его удочки. Плотва Будто чувствовала главное свое предназначение, к которому она шла (или плыла) всю свою нелегкую рыбью жизнь - вцепиться в этого червячка на крючке колосковой удочки и быть унесенной в зеркальное подводное небо.
Рыбари-пижоны потихиньку перемещались поближе к Колоску. Их душила жаба. Их попловки шумно плюхались рядом с его скромненьким попловочком из гусиного пера и пробки. Но рыба не замечала их крючки.
- На махазин,- приговаривал Колосок.-Тольки на махазин.
Завистливые неумехи тянули из колосковой банки его червей, но результат оставался неизменным, то есть никаким - у них не клевало.
За час он налавливал рыбы столько, сколько пижоны не налавливали за всю свою пижонскую жизнь. И шел он со своим уловом к магазину, и у стен его быстренько реализовывал его по дешевке. Колосок покупал выпивку и нехитрую закусь и возвращался к реке. Уже без удочки... Потом на берег приходила его жена баба Галя и уводила его домой. Спокойно и молча.