Памяти А.У.Хараша, или история одной фотографии.
Все чаще приходится писать посты-прощания. Все чаще приходится вспоминать тех, с кем столкнула судьба (спасибо ей!), с кем не договорила, недообщалась, недоблагодарила.
Не знаю, надолго ли запомнил Адольф Ульянович Хараш (я так толком и не знаю, какие хитросплетения судьбы стояли за столь странным сочетанием фамилии, имени и отчества) одинокую сутулую девочку среди веселой компании студентов и преподавателей, отправлявшихся в 1978 году на Зимнюю психологическую школу факультета психологии МГУ. Но потом он говорил, что именно увидев мою грустную фигуру на вокзале, окончательно решил сделать то, что он и предложил в первый же день.
Эти самые психологические школы были сугубо элитарным мероприятием достаточно странного "формата", как бы сейчас сказали. Они сочетали неформальное общение студентов и преподавателей, серьезные научные доклады, отдых (летние школы проводились в Пицунде, у моря) и интенсивные пьянки. Попасть туда мечтали все мало-мальски продвинутые студенты, попасть было трудно, и единственный раз мне это удалось на третьем курсе.
Зимние школы обычно проводились в подмосковном доме отдыха, но в тот раз это была Изба: обычный деревенский дом в колхозе, куда мы осенью ездили на "картошку", где в единственной комнате помещалось 17 раскладушек, а если полностью перекрыть проход, то и восемнадцатая влезала. Людей обычно было больше, несколько упорядоченных и любивших поспать девушек (и я в их числе) имели "персональные" раскладушки в уголке, и укладывались на них относительно рано; в комнате обычно в это время шла перманентная пьянка, разнообразные беседы, а иногда и танцы. Один раз я не выдержала, встала и пошла танцевать, а раскладушку мою в это время заняли; пришлось досыпать на железяках между двумя раскладушками.
В первый же день школы Хараш предложил устроить группу тренинга (тогда был в ходу термин Т-группы); впрочем, сегодня вы вряд ли поймете, что это значило в 1978 году. Ибо официальной практической психологии в то время не существовала (некоторые оазисы в рассчет не берем), а отдельные полуподпольные энтузиасты как правило никак не были связаны с академической психологической средой, где царили традиционный для академической науки уклон в теории и идеологические ограничения. И почему-то в середине 70-х чуть ли не первыми из методов практической психологии в университетскую среду стали проникать разнообразные тренинги. Несколькими годами позже это приобрело характер моды, или даже эпидемии, но тогда то, что предложил Хараш, было очень ново, малопонятно, но очень заманчиво и сулило возможность избавиться от проблем, обуревавших донельзя замученную своими комплексами отличницу.
И вот собрались в кружок восемь человек. Все для меня незнакомые. Напряженно вглядываются друг в друга. Что-то говорят. Первые полтора (или два?) часа близятся к концу. Я молчу все это время. Наконец последнее упражнение: каждый должен сказать, о чем он сейчас думает. Доходит очередь до меня, и я выпаливаю примерно следующее.
- А я думаю о том, что все сидят и думают, что это тут за дура сидит, даже двух слов сказать не может.
Реакция Хараша мгновенна.
- Посмотри каждому в глаза и скажи, кто именно из них так думает.
Я последовательно смотрю на семь пар глаз. Я читаю в них интерес, поддержку, расположение - все, что угодно, кроме того, о чем я только что сказала.
- А знаете, - говорю я изумленно, - никто.
Не могу сказать, что с этого момента, как по мановению волшебной палочки, я лишилась своих комплексов. Отнюдь. Но запомнила на всю жизнь.
Я не буду рассказывать в подробностях про группу, хотя помню на удивление много. Было много упражнений и много открытий. Помню, как мы рассказывали что-то друг о другу в парах, а потом пересказывали это в группе, и как я была недовольна, что мой собеседник все переврал, а по его реакции поняла, что и он наверное такого же мнения о моем рассказе. Помню, как мы водили друг друга попарно (один ведет, у другого глаза закрыты) и познавали друг друга и помещение наощупь. И если уж зашла речь про помещение, то про него надо сказать подробнее.
Я уже упоминала, что в избе теплая комната была одна-единственная. Поэтому было обговорено, что группа и остальные участники школы, меняясь местами, по очереди занимаются в неотапливаемых сенях. Но как-то так сложилось, что в тепле мы занимались один или два раза. Все остальное время - полтора-два часа, по два раза в день при температуре ниже нуля (зима в тот год была холодной, на улице было около 20 градусов). Поэтому каждому занятию предшествовал своеобразный ритуал. Собираясь, мы напяливали шубы потеплее (иногда с чужого плеча), потом здоровались, собравшись в кружок и обняв друг друга за плечи, а потом каждый заворачивался последовательно в два одеяла и только после этого садился.
Было непросто, и был какой-то момент, когда Хараш (как он признался задним числом) был на грани того, чтобы сказать "Все, ребята, группа окончена, расходимся, у нас ничего не получилось". Сейчас, отстраненно, с позиции немолодого человека, я могу понять, что причиной была невероятная привлекательность Хараша и соперничество девушек за его внимание. Однако те не очень понятные связи, которые соединяли нас как группу, выдержали испытание на прочность. Мы не уложились в дни работы школы, потом еще пару раз собирались в Москве, потом постепенно разлетелись в разные стороны. Хараш сказал, что я недостаточно получила от группы, и он готов взять меня в еще одну. Он был прав наполовину: я получила очень много (это я позже оценила), но в бездне моих комплексов это была лишь подтаявшая верхушка айсберга.
И еще одна группа с Харашем состоялась, правда между ними прошло почти 10 лет (но он вспомнил свое старое обещание). Про нее я помню гораздо меньше. Шла зима 1987 года, опять было кошмарно холодно (под 30), мы приходили с мороза в ДК Каучук. Это было после приезда в Москву Карла Роджерса, основателя движения Т-групп. Хараш был участником группы, которую проводил Роджерс, и после этого кардинально изменил свой способ ведения групп. Участников стало больше (нас было под 30 человек), упражнения исчезли совсем. При всем том это была очень насыщенная группа, и думаю, что как и первая, ее динамика раскручивалась в основном благодаря личности ведущего. Впрочем, лично мне она дала меньше, чем та, первая. Думаю, потому что я была уже во многом другой...
Мой рассказ затянулся больше, чем я рассчитывала. оказывается, нельзя просто рассказать о группе и о Хараше, не объяснив и то, и другое и третье. Пора закругляться, и надо сказать пару слов о фото.
Контекст, в котором сделана фотография, я не помню, могу только сказать определенно, что это была не группа, а общее для всей Школы мероприятие. Слева направо: Надя, четвертый курс, я, Хараш, Леночка, первый курс, участница группы, Алена, четвертый курс, участница группы, Саша, моя однокурсница (третий курс), Элла, четвертый курс, участница группы. Любопытно, что все четыре девушки - участницы группы - в кадре, трое мужчин остались "за кадром".
Мне в жизни везло на Учителей. И если из затурканной отличницы хоть что-то в жизни получилось, то благодаря тому, что внес в это свою немаленькую лепту и Хараш. А последний урок я получила сегодня, просматривая материалы о нем в сети. Маленькая девочка (хоть и студентка МГУ) в 1978 году страдала от одиночества и непринятости, она не оценила бы эти слова, хотя они довольно точно объясняют творившееся со мной в то время. Зато сегодня я их оценила...
Человек, который жалуется на одиночество, невольно грешит на словах против истины, ибо пользуется словом “одиночество” для того, чтобы поделиться ощущением неподтвержденности своего бытия. Если бы он постарался найти точное слово для обозначения причины своих тревог и депрессий, то это было бы вовсе не “одиночество”, а оставленность, забытость, покинутость, незамеченность, невнимание,- иначе говоря, неподтвержденность. Но это - совсем другое дело. Ибо одиночество - наше естественное состояние
Человек, назвавший себя одиноким, достоин не сострадания, а белой зависти сорадования, ибо это значит, что он пришел к осознанию реальности своего бытия и обрел безграничный простор для созревания и развития.
Спасибо, Адольф Ульянович!