О заботе.
Первые четыре месяца, что абичка сидела в стеллажах - я не клала ей туда мягкого.
Много раз останавливалась рядом и думала положить полотенца, но нет.
Милые люди из "деликатного переезда" крайне удачно составили четыре стеллажа в идеальный, компактный прямоугольник.
Я конечно планировала распределить его вдоль стен через месяц с их же помощью, но абик успел первой.
В самые дальние полки я бы с трудом смогла просунуть руку, "пугала" я её позже на внешних полках.
Там, внутри было только её пространство.
Полотенце с чужим запахом могло бы это нарушить.
По ночам она выходила наружу, спала в креслах.
Или валялась по гостевому матрасу - ложилась поперёк и каталась туда-сюда.
Когда я поняла, что мой запах её не напугает, положила два полотенца на разные полки.
Была правильно понята.
Одно до сих пор там.
Когда она вернулась из потеряться в подъезде - она поняла - это её. дом.
Через некоторое время стало ясно - детство в элитном питомнике отпустило её полностью.
Привыкнув к человеческой инерции я предположила ещё время на "подмести", но у неё свои ритмы.
За месяц до того, как она "заболела" и начала худеть, я поняла, что она нашла шаманскую дорогу с входом под ванной.
Очень мощную шаманскую дорогу - училась она с самого начала, как попала в этот дом.
Очень мощную и очень свою.
Первым моим и разумным и инстинктивным движением - было подойти ближе и сделать страховку.
Но другой инстинкт оказался глубже и намного сильнее - развернул меня в обороте.
"Не смей. Не смей этого делать."
Два года жизни в клетке.
Два первых года жизни в клетке существа созданного для охоты и бегать.
С предыдущей хозяйкой мы очень хотели верить в "вольеры".
Но нет, формат полки стеллажа воспринимался ей как привычный, "комфортный".
Пресловутая "зона комфорта", в которой нельзя даже толком поятнуться.
И что я смогла не орать по этому поводу - это отдельное моё личное достижение.
Но тут случилось интересное - формат клетки - четыре этажа открытых клеток в свободное пользование - идеально, чтобы освоить, выйти и забыть.
Для кого-то другого я бы пошла делать эту страховку, для неё нет.
Два года в клетке - и одернуть на: "Подожди, пристегнись." - могло стать жуткой ретравматизацией.
К слову, девочки подстраховались, у неё была очень хорошая страховка на Василису.
Но или рыжая ушла слишком далеко или её позвали на другой проект, такое тоже могло быть.
Может быть, если бы я завязала её на себя, она бы осталась тут в том воплощении.
Но она не смогла бы мне отказать - задержаться, притормозить, засомневаться.
И эта безумная счастливая непосредственность первого самостоятельного решения и движения была бы потеряна.
Конец мая - я не переставая рыдать иду хоронить в тихом, красивом овраге у человеческого кладбища маленький, рыжий "скафандр".
В овраге поют запоздавшие, утренние соловьи, на мои руки и на свёрток в белой рубашке падают белые лепестки поздней яблони.
На следующий день начинается полоса затяжных дождей.
Июнь, июль, я немного учусь дышать заново, потому что привыкла, что пять раз в день на меня падает счастье-жить-от-аще и "тунца", что она спит обняв мою руку.
Август.
На прогулках она сопровождает меня в качестве зверя силы и взахлёб рассказывая, где она была, что видела и как мы это однажды "поймаем вместе и съедим!!!".
Пункт про "съедим" отметает всякие сомнения в достоверности происходящего.
Конечно сьедим, гым...
Я потом посмотрю, что она видела.
Она правда совсем не заметила, что "умерла".
Совсем.
Ей не объяснил концепцию никто.
Я тоже не стала.
Много раз останавливалась рядом и думала положить полотенца, но нет.
Милые люди из "деликатного переезда" крайне удачно составили четыре стеллажа в идеальный, компактный прямоугольник.
Я конечно планировала распределить его вдоль стен через месяц с их же помощью, но абик успел первой.
В самые дальние полки я бы с трудом смогла просунуть руку, "пугала" я её позже на внешних полках.
Там, внутри было только её пространство.
Полотенце с чужим запахом могло бы это нарушить.
По ночам она выходила наружу, спала в креслах.
Или валялась по гостевому матрасу - ложилась поперёк и каталась туда-сюда.
Когда я поняла, что мой запах её не напугает, положила два полотенца на разные полки.
Была правильно понята.
Одно до сих пор там.
Когда она вернулась из потеряться в подъезде - она поняла - это её. дом.
Через некоторое время стало ясно - детство в элитном питомнике отпустило её полностью.
Привыкнув к человеческой инерции я предположила ещё время на "подмести", но у неё свои ритмы.
За месяц до того, как она "заболела" и начала худеть, я поняла, что она нашла шаманскую дорогу с входом под ванной.
Очень мощную шаманскую дорогу - училась она с самого начала, как попала в этот дом.
Очень мощную и очень свою.
Первым моим и разумным и инстинктивным движением - было подойти ближе и сделать страховку.
Но другой инстинкт оказался глубже и намного сильнее - развернул меня в обороте.
"Не смей. Не смей этого делать."
Два года жизни в клетке.
Два первых года жизни в клетке существа созданного для охоты и бегать.
С предыдущей хозяйкой мы очень хотели верить в "вольеры".
Но нет, формат полки стеллажа воспринимался ей как привычный, "комфортный".
Пресловутая "зона комфорта", в которой нельзя даже толком поятнуться.
И что я смогла не орать по этому поводу - это отдельное моё личное достижение.
Но тут случилось интересное - формат клетки - четыре этажа открытых клеток в свободное пользование - идеально, чтобы освоить, выйти и забыть.
Для кого-то другого я бы пошла делать эту страховку, для неё нет.
Два года в клетке - и одернуть на: "Подожди, пристегнись." - могло стать жуткой ретравматизацией.
К слову, девочки подстраховались, у неё была очень хорошая страховка на Василису.
Но или рыжая ушла слишком далеко или её позвали на другой проект, такое тоже могло быть.
Может быть, если бы я завязала её на себя, она бы осталась тут в том воплощении.
Но она не смогла бы мне отказать - задержаться, притормозить, засомневаться.
И эта безумная счастливая непосредственность первого самостоятельного решения и движения была бы потеряна.
Конец мая - я не переставая рыдать иду хоронить в тихом, красивом овраге у человеческого кладбища маленький, рыжий "скафандр".
В овраге поют запоздавшие, утренние соловьи, на мои руки и на свёрток в белой рубашке падают белые лепестки поздней яблони.
На следующий день начинается полоса затяжных дождей.
Июнь, июль, я немного учусь дышать заново, потому что привыкла, что пять раз в день на меня падает счастье-жить-от-аще и "тунца", что она спит обняв мою руку.
Август.
На прогулках она сопровождает меня в качестве зверя силы и взахлёб рассказывая, где она была, что видела и как мы это однажды "поймаем вместе и съедим!!!".
Пункт про "съедим" отметает всякие сомнения в достоверности происходящего.
Конечно сьедим, гым...
Я потом посмотрю, что она видела.
Она правда совсем не заметила, что "умерла".
Совсем.
Ей не объяснил концепцию никто.
Я тоже не стала.