Прогулка
Очень хочется удержать в голове память об этом вечере. Ярко-малиновые молнии в небе. Тяжелые прохладные капли. Соловьиные трели где-то совсем рядом, казалось бы, рукой подать. И полная свобода. И одиночество. Буря снаружи и тишина внутри.
С акаций вода капает в озерцо, окаймленной разводами лимонного цвета пыльцы.
И пахнет травой. Клевер под ногами. А одуванчики все облысели.
Молния! И дождь прислушивается. Ветви дерева замирают. Милое-любимое-родное дерево. Я уходила сюда, слушая арию, когда только вышла за муж. И до этого - бесконечно долго бродила вдоль берегов Яузы, отшучиваясь от предложений присесть на шашлыки - писала стихи, греясь на его корнях. Собирала тонкие стрекозиные крылья. И снова писала стихи, пыталась выплеснуть куда-то все, что внутри, а оно не выплескивалось - будто бы мир не мог вместить все целиком.
А на дорожке - вмятины от градин. Одна такая залетела ко мне в окно домой - когда я вытряхивала покрывало. Большая и красивая, будто глыба белого агата - со множеством слоев разнообразных оттенков молока.
Боги мои! Как же долго я ждала этой возможности: прикрыть дверь своего дома и уйти в ночную грозу, не оборачиваясь, просто зная, что он есть. А ещё - уйти одной. Не спрашивая разрешения, не опасаясь, что бегство мое раскроют. И ведь это самое серьезное бегство - побег навстречу себе, такой себе, какой я ещё не видела и не встречала. Точнее встречала, но забыла. Что-то вроде Вэнди, которая выросла, но всё ещё бродит ночами по Кенгсингтонскому саду.
Ну а потом можно вернуться. Вытереть ноги о коврик и оставить на нем стекать в лужи старые мокасины. Промыть собранные листья и поставить в стакан вместо вазы. Опрокинуть в горячий чай ложку рижского бальзама и, разглядывая капли на стене, пить его мелкими глотками. Пока не придет время сесть за работу, а потом ложиться спать.
Не важно, что вчера красивые капли, сегодня превратились в пыльные разводы. А мокасины, кажется, не пережили этой ночи. Главное, что этот вечер был и все о нем напоминает.
Надо бы ещё добраться - проведать любимую яблоню, под которой я готовилась ко всем экзаменам. Интересно, смогу ли я её сегодня узнать.
С акаций вода капает в озерцо, окаймленной разводами лимонного цвета пыльцы.
И пахнет травой. Клевер под ногами. А одуванчики все облысели.
Молния! И дождь прислушивается. Ветви дерева замирают. Милое-любимое-родное дерево. Я уходила сюда, слушая арию, когда только вышла за муж. И до этого - бесконечно долго бродила вдоль берегов Яузы, отшучиваясь от предложений присесть на шашлыки - писала стихи, греясь на его корнях. Собирала тонкие стрекозиные крылья. И снова писала стихи, пыталась выплеснуть куда-то все, что внутри, а оно не выплескивалось - будто бы мир не мог вместить все целиком.
А на дорожке - вмятины от градин. Одна такая залетела ко мне в окно домой - когда я вытряхивала покрывало. Большая и красивая, будто глыба белого агата - со множеством слоев разнообразных оттенков молока.
Боги мои! Как же долго я ждала этой возможности: прикрыть дверь своего дома и уйти в ночную грозу, не оборачиваясь, просто зная, что он есть. А ещё - уйти одной. Не спрашивая разрешения, не опасаясь, что бегство мое раскроют. И ведь это самое серьезное бегство - побег навстречу себе, такой себе, какой я ещё не видела и не встречала. Точнее встречала, но забыла. Что-то вроде Вэнди, которая выросла, но всё ещё бродит ночами по Кенгсингтонскому саду.
Ну а потом можно вернуться. Вытереть ноги о коврик и оставить на нем стекать в лужи старые мокасины. Промыть собранные листья и поставить в стакан вместо вазы. Опрокинуть в горячий чай ложку рижского бальзама и, разглядывая капли на стене, пить его мелкими глотками. Пока не придет время сесть за работу, а потом ложиться спать.
Не важно, что вчера красивые капли, сегодня превратились в пыльные разводы. А мокасины, кажется, не пережили этой ночи. Главное, что этот вечер был и все о нем напоминает.
Надо бы ещё добраться - проведать любимую яблоню, под которой я готовилась ко всем экзаменам. Интересно, смогу ли я её сегодня узнать.