Платоновское «припоминание» связано, прежде всего, с тем внезапным знанием, что приходит из-за границ наличного человеческого бытия, из-за границ пещеры, где люди способны видеть лишь тени на стене
[1]. Но это припоминание иного, согласно Платону, - единственное, что способно по-настоящему объяснить происходящее в наличном бытии. И само это припоминание может быть выстроено как восхождение, опирающееся на образы, - от тени на стене до истины под ярким солнцем. В сущности, именно взаимопереходящие образы создают ту лестницу, по которой рискнувший может выбраться за пределы пещеры.
Значит, прежде чем заговорить о глубине образа
[2], следовало бы определиться с его онтологией, с тем, как он приводится в бытие.
Ибо платоновское «припоминание» дает нам истинное знание лишь в силу того, что первоначальное вторжение внеположной миру истины оформило этот мир, явив то, что воистину есть, в том виде, в каком оно могло быть явлено в этом мире. Так, как являет себя ветер в надутом парусе. Так, как являет себя бегущая стремительно лапа - оставляя следы на песке. Так, как то, что динамично и вечно, являет себя в том, что статично и временно: движение гончарного круга, запечатленное в глиняном горшке.
Так то, что воистину есть, впервые стало «несокрытым»
[3]. И весь данный нам в образах мир имеет смысл лишь как запечатленная память о том, что воистину есть. Мы храним сувениры (франц. souvenir - помнить, вспоминать) - вещи, у которых есть власть напоминать нам о событиях, с которыми они связаны; вещи, которые как бы являются ключами, открывающими нам доступ к событию, отделенному от нас временем.
Данный нам в образах мир - сувенир истины…
Есть странный и даже несколько смешной миф, рассказывающий о необыкновенно красивом юноше, Нарциссе, отвергавшем любовь всех окрестных нимф и не находившем нигде достойного предмета своей любви. Это продолжалось до тех пор, пока, глядя в спокойную водную гладь, он не увидел своего собственного отражения. Он полюбил безмерно то, что предстало его глазам: прекрасную форму, отраженную водой, в точности отвечающую всем его тайным желаниям и неясным ему самому томлениям. И, устремясь к тому, что стало предметом его любви, - к себе самому, своему собственному отражению, он сгинул, утонул в воде, а на берегу, пестуемый неутешными нимфами (особенно нимфой Эхо, самой беззаветно влюбленной; и здесь кроется еще один поворот мифа - ведь Эхо - это не что иное, как то же отражение, только отражение звука…), вырос новый прекрасный цветок, известный нам под именем нарцисса.
Одно из эзотерических толкований мифа о Нарциссе говорит, что речь в нем идет о воплощении души - вольной, могучей, всезнающей, бессмертной, в тело - ограниченное во всех смыслах, смертное, тленное.
Так обретает душа единственное, что ей не дано, - мир чувственных форм, преходящих, но прекрасных.
Душа жаждет обрести свой образ, томится по нему, еще не зная его, и, завидев свое отражение в материальном мире, узрев возможность воплощения себя в веществе, увидев точное соответствие всем своим незримым свойствам в образе, - устремляется к нему неодолимо, входит в него, и - погребает себя в тленном веществе, заключает себя в клетку, в темницу тела (в оставленный ею отпечаток в материи) - вплоть до освобождения, которое несет смерть.
Так за забавной (хотя и трагичной) историей о влюбившемся в самого себя юноше встает откровение о путях человека в мироздании, о причине его рождения, о его всегда ощущаемой им самим двойственности, о том, что он есть не то, что он есть - не тело, которое мы, профаны, с наибольшей готовностью отождествляем с понятием «я»; что тело - лишь образ, но, одновременно, и могила светлого духа.
Можно сказать, что здесь идет речь о духе, вглядывающемся в глубины материи, духе свободном, великом, могучем, умном и сильном, но безмерно прельщающемся тем, что ему не дано - воплощением, и - как следствие - низвергающемся в недра материи.
Образ впервые появляется в материи, когда в нее глядится дух: дух, запечатлеваясь в материи, дает ей образ, материя этот образ воплощает.
Этот миф позволит нам разграничить образ и воплощение, определить сферы, в которых они существуют.
Области материального мира принадлежит плоть, наполнение образа, сам образ относится к миру иному, приходит из-за границ материального мира, из области духа.
Читать дальше:
http://gostinaya.net/?p=8537