Сон, который не забылся ни по пробуждении...
...ни неделю спустя, достоин записи.
Начиналось всё в точности, как мой старый кошмар: побег из концлагеря. В юности они донимали меня регулярно. Концлагерь мог быть фашистским, советским, непонятно чьим - место заключения и/или подневольной работы. Возраст, пол и прочие ТТХ беглеца - самые разные. Крайний вариант, который помню: негр, удирающий с сахарной плантации. Неизменным оставался бег из последних сил, тщетные попытки запутать следы, приближающийся топот преследователей и конечная точка маршрута - пуля в спину. Иногда сначала били, потом стреляли. Наверняка, в реале это больнее, но мне и во сне мало не казалось. Короче, полноценные кошмары, из которых вываливаешься с зашкаливающим пульсом, вцепившись в мокрую подушку, плюс мерзкое послевкусие на несколько дней. С возрастом отпустило...
На этот раз я-во-сне избрало облик доходяги мужичка в кирзачах и телогрейке. Бежал он по осенней тайге (я-наблюдатель отчасти сознавала, что смотрю сон, и даже буркнула нечто вроде: «Привет, кошмарик, столько лет не виделись!?»).
Синее небо, яркое солнце, под ногами - первый снежок вперемешку с золотой лиственничной хвоей. Сухая и светлая сибирская осень. Беглец уже изрядно выдохся, но жадно вбирал всеми фибрами души красоту вокруг. К ней и рвался напоследок, хотел насмотреться, надышаться всласть, прежде чем сдохнуть от какой-то своей неизлечимой хвори или быть убитым. Рвался - не оторвался. Один из преследователей гремел сапогами метрах в пятидесяти за спиной, упорно не отставая. Правда, не нагонял, не кричал: «Стой, стрелять буду!», не стрелял - гнал живую дичь сквозь тайгу куда-то к ближайшему горизонту.
Мужику было не до того, чтобы думать о причудах преследователя, он уже еле переставлял ноги, но вариант - остановиться и сдаться - не рассматривал. Выскочил из тайги на окраину какого-то городка, с удвоенной скоростью припустил по асфальтовой дорожке мимо длинного ряда домов-хрущовок. Дорожка узкая, пешеходная, параллельно улице. Всё пространство между домами и вокруг них засажено деревьями. Листьев на ветвях уже нет, все - ярким ковром земле, в сияющих капельках воды. В городе снег не задержался, растаял; и пахнет не морозом, а влажной прелью. Под одним из деревьев - россыпь крупных, ярких, красно-розовых яблок. Беглец слегка удивился: он был уверен, что в этих краях яблони не растут, не плодоносят. Но ему уже не до того: преследователь наступает на пятки, сейчас сшибёт и скрутит. Мужичок наддал совсем уже из последних сил, задыхаясь, сдерживая кашель. Чуть-чуть, и помрёт на бегу - а шаги за спиной вдруг стихли. Он пробежал ещё сколько-то по инерции, оглянулся - не увидел никого позади. Потом заметил вовсе несообразное: некто, очень похожий на преследователя, обогнал его на велосипеде по проезжей части и скрылся в голубой дали.
Мужичок перешёл с бега на шаг, тщетно пытаясь отдышаться. Сам не заметил, откуда ему навстречу выскочила стайка разновозрастных ребятишек. Самая младшая девчонка - настоящее солнышко: рыжая и конопатая, ростом мужику чуть повыше колена. Старшим лет по двенадцать-тринадцать. Должны уже понимать, что беглый зек - тварь опасная. Однако нет бы дать дёру от стрёмного типа и утащить маленьких - обступили и пялятся, будто на редкую невидаль. Не удержался, схулиганил. Резко наклонился, сцапал Солнышко, зарычал нарочито-страшным голосом: «Сейчас я тебя съем!» - а девчонка хохочет-заливается, совсем не испугалась. Потом дотронулась до его руки: «Ой, дяденька, чего у тебя пальцы такие холодные, тебе плохо?» Пальцы, правда, ледяные и немеют. Последний наклон был явно лишним...
Отбегался, всё! Осторожно присел, потом прилёг. Вытянулся, глядя в небо. На фоне синего, бездонного - сеть тонких веток, а на них, почему-то, молодые зелёные листья. Вроде, только что осень была? Да уже без разницы...
Дети куда-то делись, только голоса звенят неподалёку. А над еле живым беглецом вдруг наклоняется его преследователь. Садится рядом на корточки, берёт за руку, проверяет пульс. Мужик закрыл глаза, лишь бы не видеть: ни на какое сопротивление он не способен. Одно чувство - досада, что даже в последние минуты нет ему покоя. А преследователь говорит, будто размышляет вслух:
- Не думал, что ты досюда добежишь. Хотел погонять тебя до упаду и взять тёплым, а ты - совсем без оружия и без злости. Сам прошёл рубеж, и я за тобой. Только автомат пришлось спрятать. Вон оно как получилось...
Мужик собрал остаток сил, просит:
- Пожалуйста, дай помереть спокойно. Всё равно не дотащишь до зоны живым. Чувствую, минуты остались.
А преследователь улыбается как-то слишком доброжелательно для охранника, который изловил беглого зека:
- Раз ты сюда добежал, уже не помрёшь. Здесь не помирают от болезней, только от глубокой старости. Полежи, отдохни, и пойдём.
- Куда?
- Если тебя ждут на Большой земле, то назад. А захочешь остаться, покажу тебе твой новый дом, познакомлю с соседями. Надеюсь, меня самого тут ещё не забыли.
Подбегает рыженькая девчонка, обеими руками протягивает лежащему большое красно-розовое яблоко:
- Дяденька, на! Съешь скорее!
Преследователь подтверждает:
- Правильно, ешь, оно молодильное. Двадцать лет ни одна хворь не прицепится.
Трудно поверить словам, но мужик кусает поднесённое ко рту яблоко, давится сладким соком, а секунды спустя уже чувствует, как отступают боль и слабость...
В этом месте я-во-сне и я-наблюдатель так сильно удивились, что 6D кино начало резко выцветать, и тут же, для верности, кто-то из кошек решил поработать будильником. Некоторое время, в полудрёме, я ещё пыталась сочинять продолжение истории того мужичка, но фантасмагория - даже для фэнтези перебор. Хотя у Марии Семёновой в мире Волкодава были в чём-то похожие слои реальности... Короче, делать из этого сна рассказ или повесть я не собираюсь, но и забываться он тоже не хочет.
Записала, уф!
Приснится же иногда!
Начиналось всё в точности, как мой старый кошмар: побег из концлагеря. В юности они донимали меня регулярно. Концлагерь мог быть фашистским, советским, непонятно чьим - место заключения и/или подневольной работы. Возраст, пол и прочие ТТХ беглеца - самые разные. Крайний вариант, который помню: негр, удирающий с сахарной плантации. Неизменным оставался бег из последних сил, тщетные попытки запутать следы, приближающийся топот преследователей и конечная точка маршрута - пуля в спину. Иногда сначала били, потом стреляли. Наверняка, в реале это больнее, но мне и во сне мало не казалось. Короче, полноценные кошмары, из которых вываливаешься с зашкаливающим пульсом, вцепившись в мокрую подушку, плюс мерзкое послевкусие на несколько дней. С возрастом отпустило...
На этот раз я-во-сне избрало облик доходяги мужичка в кирзачах и телогрейке. Бежал он по осенней тайге (я-наблюдатель отчасти сознавала, что смотрю сон, и даже буркнула нечто вроде: «Привет, кошмарик, столько лет не виделись!?»).
Синее небо, яркое солнце, под ногами - первый снежок вперемешку с золотой лиственничной хвоей. Сухая и светлая сибирская осень. Беглец уже изрядно выдохся, но жадно вбирал всеми фибрами души красоту вокруг. К ней и рвался напоследок, хотел насмотреться, надышаться всласть, прежде чем сдохнуть от какой-то своей неизлечимой хвори или быть убитым. Рвался - не оторвался. Один из преследователей гремел сапогами метрах в пятидесяти за спиной, упорно не отставая. Правда, не нагонял, не кричал: «Стой, стрелять буду!», не стрелял - гнал живую дичь сквозь тайгу куда-то к ближайшему горизонту.
Мужику было не до того, чтобы думать о причудах преследователя, он уже еле переставлял ноги, но вариант - остановиться и сдаться - не рассматривал. Выскочил из тайги на окраину какого-то городка, с удвоенной скоростью припустил по асфальтовой дорожке мимо длинного ряда домов-хрущовок. Дорожка узкая, пешеходная, параллельно улице. Всё пространство между домами и вокруг них засажено деревьями. Листьев на ветвях уже нет, все - ярким ковром земле, в сияющих капельках воды. В городе снег не задержался, растаял; и пахнет не морозом, а влажной прелью. Под одним из деревьев - россыпь крупных, ярких, красно-розовых яблок. Беглец слегка удивился: он был уверен, что в этих краях яблони не растут, не плодоносят. Но ему уже не до того: преследователь наступает на пятки, сейчас сшибёт и скрутит. Мужичок наддал совсем уже из последних сил, задыхаясь, сдерживая кашель. Чуть-чуть, и помрёт на бегу - а шаги за спиной вдруг стихли. Он пробежал ещё сколько-то по инерции, оглянулся - не увидел никого позади. Потом заметил вовсе несообразное: некто, очень похожий на преследователя, обогнал его на велосипеде по проезжей части и скрылся в голубой дали.
Мужичок перешёл с бега на шаг, тщетно пытаясь отдышаться. Сам не заметил, откуда ему навстречу выскочила стайка разновозрастных ребятишек. Самая младшая девчонка - настоящее солнышко: рыжая и конопатая, ростом мужику чуть повыше колена. Старшим лет по двенадцать-тринадцать. Должны уже понимать, что беглый зек - тварь опасная. Однако нет бы дать дёру от стрёмного типа и утащить маленьких - обступили и пялятся, будто на редкую невидаль. Не удержался, схулиганил. Резко наклонился, сцапал Солнышко, зарычал нарочито-страшным голосом: «Сейчас я тебя съем!» - а девчонка хохочет-заливается, совсем не испугалась. Потом дотронулась до его руки: «Ой, дяденька, чего у тебя пальцы такие холодные, тебе плохо?» Пальцы, правда, ледяные и немеют. Последний наклон был явно лишним...
Отбегался, всё! Осторожно присел, потом прилёг. Вытянулся, глядя в небо. На фоне синего, бездонного - сеть тонких веток, а на них, почему-то, молодые зелёные листья. Вроде, только что осень была? Да уже без разницы...
Дети куда-то делись, только голоса звенят неподалёку. А над еле живым беглецом вдруг наклоняется его преследователь. Садится рядом на корточки, берёт за руку, проверяет пульс. Мужик закрыл глаза, лишь бы не видеть: ни на какое сопротивление он не способен. Одно чувство - досада, что даже в последние минуты нет ему покоя. А преследователь говорит, будто размышляет вслух:
- Не думал, что ты досюда добежишь. Хотел погонять тебя до упаду и взять тёплым, а ты - совсем без оружия и без злости. Сам прошёл рубеж, и я за тобой. Только автомат пришлось спрятать. Вон оно как получилось...
Мужик собрал остаток сил, просит:
- Пожалуйста, дай помереть спокойно. Всё равно не дотащишь до зоны живым. Чувствую, минуты остались.
А преследователь улыбается как-то слишком доброжелательно для охранника, который изловил беглого зека:
- Раз ты сюда добежал, уже не помрёшь. Здесь не помирают от болезней, только от глубокой старости. Полежи, отдохни, и пойдём.
- Куда?
- Если тебя ждут на Большой земле, то назад. А захочешь остаться, покажу тебе твой новый дом, познакомлю с соседями. Надеюсь, меня самого тут ещё не забыли.
Подбегает рыженькая девчонка, обеими руками протягивает лежащему большое красно-розовое яблоко:
- Дяденька, на! Съешь скорее!
Преследователь подтверждает:
- Правильно, ешь, оно молодильное. Двадцать лет ни одна хворь не прицепится.
Трудно поверить словам, но мужик кусает поднесённое ко рту яблоко, давится сладким соком, а секунды спустя уже чувствует, как отступают боль и слабость...
В этом месте я-во-сне и я-наблюдатель так сильно удивились, что 6D кино начало резко выцветать, и тут же, для верности, кто-то из кошек решил поработать будильником. Некоторое время, в полудрёме, я ещё пыталась сочинять продолжение истории того мужичка, но фантасмагория - даже для фэнтези перебор. Хотя у Марии Семёновой в мире Волкодава были в чём-то похожие слои реальности... Короче, делать из этого сна рассказ или повесть я не собираюсь, но и забываться он тоже не хочет.
Записала, уф!
Приснится же иногда!