Экономический ликбез для экс-президента
Давеча, на праздновании 95-летия Екатеринославского университета его выпускник Леонид Кучма изобразил из себя мыслителя. После выступления Днепропетровского митрополита Иринея, Данилыч изрек: "Насколько я понял владыку Иринея, нам нужно только трудиться, терпеть и учиться. Сегодня самые богатые страны в Европе - это протестантские страны, потому что там более глубоко овладевают знаниями, в то же время, я не знаю ни одной православной страны, которая процветает".
В заблуждении сем экс-президент не одинок. Компнию ему составляет сегодня такой "светоч мысли", как Познер, с упорством попугая повторяющий перестроечные мантры о немецком социологе и экономисте начала XX в. Максе Вебере, который все успехи капитализма якобы выводил из постулатов протестантизма.
Что же, придется специально для бывшего "красного директора" повторить то, что уже сообщал бывшему "красному агитатору".
А именно:
Уже в 90-х вульгарное понимание Вебера было развенчано людьми, его «Протестантскую этику и дух капитализма» действительно читавшими. Оказалось, что в данном труде речь велась не о некой «общепротестантской» этике (если таковая вообще существует), а лишь о кальвинистской.
Жан Кальвин (1509 - 1564) возродил отвергнутое церковью учение конца IV в. о т.н. предопределении - то есть о том, что судьба каждого человека была предопределена Создателем еще до Сотворения мира. Таким образом, по Кальвину один был «спасен» (по сути - «свят») уже до собственного рождения, другой как бы «по жизни» оставался виноватым и шагал прямехонько в Ад. Не удивительно, что кальвиново «прозрение» скоро выразилось в полном размывании морали («всё, чтобы я ни делал - благо, ибо я избран»). Пришлось срочно дополнять учение нравственной составляющей в виде положения о «мирском призвании». Оно гласило, что человек, конечно, не в состоянии достоверно знать свое предопределение, но некоторые знаки Свыше получать может. Так, о собственной богоизбранности кальвинистам «свидетельствовали» здоровье и зажиточность (значит, «Господь как любящий Отец тебе помогает»). Отсюда - западный культ успеха и смертельная (получается - в буквальном смысле) боязнь «лузерства» (от английского loser - «неудачник»).
Это действительно значительно стимулировало развитие капитализма. Но совсем не того, которому слагают оды современные евроинтеграторы. «Речь идет о классическом капитализме. О капитализме, который складывается в XVII-XVIII вв., существует в XIX в. и практически прекращает существование в ХХ веке, - замечал историк и религиовед Владимир Махнач. - Это капитализм (вопреки Марксу) не прибыли, а рентабельности. Однако у кальвинизма есть и своя оборотная сторона. Ни католик, ни православный не будет презирать нищего, а тем более ненавидеть его. Кальвинист будет. Потому что нищий-то явно не избран».
Таких вот - «проклятых Богом» (хотя Иисус-то в Евангелие (Мф. 25:30-46) прямо ассоциирует Себя с бродягами, узниками, больными и голодными) пасторы отлучали от причастия, от храма. Чтобы этого не случилось (а ведь в маленьком европейском городке о твоем отлучении на следующий день последняя собака знать будет), люди старались достичь коммерческого или карьерного успеха. «Эта социальная модель могла работать только в условиях тоталитарной религиозности, когда церковная община контролирует всю жизнь человека», - говорит профессор Московской духовной академии Андрей Кураев.
Дух, который несла тогдашняя протестанская этика, хорошо передан в полемике Олега Качмарского с Александром Чаленко, обнаружившим в кальвинизме ростки европейских свобод. Женева XVI века, как пишет Качмарский, «это место деятельности основателя Реформатской церкви Жана Ковена (более известного у нас как Кальвин), который за время своего господства веселый и цветущий город умудрился превратить в склеп, куда не проникал солнечный свет: были запрещены все искусства и даже за досугом горожан установлен жесткий контроль».
«Обладая выдающимися способностями организатора, - в книге „Совесть против насилия, или Кастеллио против Кальвина“ пишет Стефан Цвейг, - Кальвин сумел весь город, все государство, некогда состоявшее из тысяч свободных бюргеров, превратить в огромную машину послушания, искоренить любое проявление независимости, подавить во имя своего, ставшего монопольным, учения любое проявление свободомыслия. Все, что имеет силу в городе, в государстве, подчиняется его всемогуществу: все органы самоуправления, гражданская и духовная власть, магистрат и консистория, университет и суд, финансы и мораль, духовенство, школы, палачи, тюрьмы, каждое написанное, сказанное и даже шепотом произнесенное слово. Его учение стало законом, и того, кто решится высказать хоть малейшее возражение против этого учения, тотчас же наставят на путь истины: темница, изгнание или костер - эти аргументы любой духовной тирании блестяще разрешат все споры; в Женеве существует лишь одна правда, и Кальвин - ее пророк».
Но от такого типа религиозности западный мир ушел еще в XIX в. Как уточняет ведущий социотерапевт Вселенной Авраам Болеслав Покой, «Небо выпало из схемы, и осталась лишь нервная идея заколачивания, замешанная на ужасе перед лузерством». Уже в 1905 г. Вебер констатировал, что «Люди, преисполненные „капиталистического духа“, теперь если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви».
Однако, как показывает время, пояснения специалистов до неолиберальных интерпретаторов Вебера не доходят. Почему? Диагноз ставит тот же доктор Кураев: «Я несколько раз был на передачах Познера и могу свидетельствовать: это человек с вполне тоталитарным сознанием, не способным меняться в зависимости от предъявляемых ему контраргументов, а значит, с ненаучным мышлением. Он способен лишь озвучивать расхожие либеральные штампы».
В подтверждение обратимся к интервью 2010 года того же Познера журналу Cher Ami. В ответ на предположение о том, что если бы Александр Невский уступил крестоносцам, Русь пошла по прогрессивному пути, Владимир Владимирович отвечает: «Возможно... Я думаю, что одна из величайших трагедий для России - принятие православия... Если оттолкнуться от таких определений, как демократия, качество жизни, уровень жизни, и распределить страны именно по этим показателям, то на первом месте будут именно протестантские страны, все. Потом католические. И лишь потом такие, как Россия, Греция, Болгария и т.д. И это совершенно не случайные вещи, потому что более темной и закрытой религией является православие».
Тут уж последовал фактически официальный ответ церкви - устами председателя Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского патриархата Всеволода Чаплина:
«Итак, господин Познер обвиняет православие в том, что оно не обеспечило для России прогресса. То есть в его понимании - материального процветания. Действительно, мы беднее, чем Америка. И можно долго рассуждать, что было бы с Россией, если бы не войны и революции. Но сегодня мы и вправду беднее... Точно так же, как Познер - беднее Березовского и даже Жанны Фриске.
...Владимир Познер наверняка с возмущением отвергнет предложение поработать тамадой на олигархической вечеринке или отрекламировать сомнительный „фондец“. Хотя это может улучшить его благосостояние. То есть поспособствовать личному прогрессу в сугубо материальном понимании. Но нет, репутация - дороже. Нематериальные ценности даже для атеиста оказываются важнее, чем сумма на счету.
Такие ценности присутствуют и в жизни человека, и в жизни народа. Ни ту, ни другую жизнь нельзя измерить лишь деньгами и имуществом. Если человек или народ живет в мире с Богом, с собой и с другими, они живут счастливо и, поверьте, долго. Если деньги заработаны нечестным или недостойным образом - жди беды. И это показывают как история российского „бизнеса“ начала девяностых, так и нынешний глобальный экономический кризис.
Да, православие напоминает людям, что жить достойно важнее, чем жить богато. Лучше довольствоваться малым, чем взять грех на душу. Православные страны не создали богатств за счет выкачивания ресурсов из колоний - сами кормили и обустраивали бедные народы. Вечные тормоза прогресса? Кто-то так и скажет... Но сейчас, когда „лишние“ ресурсы давно выкачаны, а уровень потребления достиг предела, всем, в том числе Западу, придется вновь обратить внимание на ценности, позволяющие гармонично строить экономику и жизнь вообще. На самоограничение. На умеренность в потреблении. На солидарность».
Впрочем, таким ли уж «тормозом прогресса» являлась в православных странах солидарность - по отношению как к нищим, так и к «бедным народам»?
Об этом в следующей части.