Право быть еврейкой
Право быть еврейкой
30.08.2016
Алина Акушская еврейские корни, израильское гражданство
Моя бабушка родилась в еврейском местечке Теленешты на территории Королевства Румыния. Когда ей было шесть, началась война, отец ушел на фронт, а через несколько дней их дом сравняли с землей. Однажды бабушка плакала навзрыд, когда смотрела военный фильм в День Победы: вспомнила, как пыталась тащить за собой по земле погибшую при обстреле мать. Так они с четырехлетним братом попали в детдом. От пережитого ужаса и горя дети не могли назвать имен родителей и свой возраст. Даже имя брата было записано неправильно, как выяснилось позже. Потом их перевозили из детдома в детдом, вместе они пережили голодные послевоенные годы. О том, что она тогда пережила, бабушка рассказывала только когда молчать становилось невыносимо. Тогда всплывали обрывки воспоминаний: как ее везли в грязном вагоне, как воспитатели кричали и били детей. Как и у многих детдомовских детей, после были техникум, работа на целине, замужество и рождение моей мамы, а затем развод и воспитание дочери в одиночестве. Бабушку всегда окружали хорошие друзья и коллеги, но ни одного родственника - кого-то, кто мог бы рассказать о ее происхождении, корнях, предках.
Бабушка и мама - вот моя единственная связь с еврейством. И осколки информации о погибшей семье. Я никогда не осознавала, какой брешью в понимании себя и моей национальной самоидентификации, это было. Пока не отправилась в московский Красный Крест, чтобы получить справку для консульской проверки в посольстве Израиля. Я вполне могла этого не делать - уехать как жена еврея. Но мне было важно доказать именно свое право на репатриацию, потому что мои мама и бабушка еврейки. И вдруг оказалось, что моего прадедушку звали Гирш Меерович, прабабушку - Эйдола Александровна, а бабушкиного брата - вовсе не Данил, как было записано в документах, а Давид. И еще много имен своих еврейских родственников, погибших в том самом местечке, я нашла на сайте музея «Яд Вашем».
Моя национальная идентичность формировалась в русской христианской среде - в том ее православном виде, который возрождался после распада Союза. Папины родители, бабушки и дедушки, к счастью, живы и были рядом. Они много рассказывали про свою до- и послевоенную жизнь, трудности и радости, поэтому чувствовать себя их частью, их продолжением и потомком получалось неосознанно и как-то само собой. А про еврейские корни и не говорили почти - мол, что их только четверть, и то ведь почти ничего не известно.
Впервые я ощутила свое еврейство после восемнадцати лет, когда попала в Израиль по одной из молодежных программ. И задумалась уже всерьез, когда познакомилась с будущим мужем. Помню, как завидовала чувству собственного достоинства и едва уловимой национальной гордости в его семье, отсутствию разорванности в поколениях и сохранившейся связи: письма дедушкиных сестер из гетто, память о прапрадедушке-раввине. Мой муж взрослел с ощущением целостности, понимал, что он - еврей, даже если это и не подкреплялось соблюдением традиций. И совсем другая история у меня: от этих пробелов в самоидентификации я всегда чувствовала лишь растерянность и пустоту.
Визу я получила. Но все думаю о том, почему же мне понадобилась эта непростая история с доказательством своего личного права на репатриацию. Ведь это не повлияло бы ни на какие мои права. Когда консул усомнился в моей национальности, я даже заплакала от обиды. Только приехав в Израиль, поняла - мне было важно вернуть и внутренне легализовать свое право быть еврейкой. Вернуть право быть частью этого народа. Возможность, которую беспощадно отобрала у моей бабушки война.
У каждого еврея в изгнании свой путь «тшувы» - возвращения к еврейству. Для кого-то репатриация дает толчок к изучению Торы и соблюдению заповедей. А меня наполняет трепетом то, что теперь еврей это и про меня тоже.
