Можно ли надеяться на Всемилостивейшего Бога?
Gary Gutting is a professor of philosophy at the University of Notre Dame, and an
editor of Notre Dame Philosophical Reviews. He is the author of, most recently,
“Thinking the Impossible: French Philosophy since 1960,” and writes regularly for
The Stone. (Ссылку на статью прислал мне мой друг Чарльз Радд, перевод мой)
При обсуждении сущности религии, как правило, имеют ввиду Бога. Атеисты отрицают религию, поскольку не верят в существование Бога. В то же время евреи, христиане и мусульмане свою приверженность религиозным верованиям основывают именно на вере в Бога. Философ Джон Грэй, однако, утверждает, что у веры в Бога имеется немало такого, что не имеет прямого отношения к религии. Он обращает внимание на то, что во многих случаях, например, в многобожии, индуизме и буддизме, даосизме и синтоизме, в некоторых направлениях иудаизма и ряда христианских и мусульманских традиций вера, как таковая, имеет минимальное значение. Скорее имеет значение практика - ритуал, медитация, образ жизни. Это - только религиозные фундаменталисты и неосведомленные рационалисты считают, что мифы, которыми мы живем, представляют собой буквальные истины, - продолжает он. То, во что мы веруем, не является в конце концов главной причиной. Главной причиной является то, как именно мы живём.
Очевидный ответ по Грэю состоит в том, что все это зависит от того, что именно вы надеетесь найти в религии. Если вы просто нуждаетесь в руководстве и помощи в ведении земной жизни, то “способ жить” без твердых убеждений в существовании сверхъестественного существа может быть всем тем, в чем Вы нуждаетесь. Однако многие религии, включая основные версии христианства и ислама, обещают людям намного больше. Они обещают окончательное спасение. Если мы будем верить в то, чему они учат, то мы будем спасены от заключительного уничтожения после смерти и будем вечно счастливы в нашей жизни после смерти.
Если наша надежда на спасение заключена в этом, а для многих именно это и является основным моментом религиозного верования, то эта надежда зависит от того, насколько истинно религиозное учение. В частности для главных теистических религий это напрямую зависит от существования Бога, который и желает, чтобы мы были спасены, и достаточно силён, чтобы осуществить это.
Но здесь мы подходим к пункту, который вообще опускается в дебатах о теизме, сводящихся к вопросу о том, имеет ли смысл верить в Бога, воспринимаемого как нечто Всемилостивое и Всесильное. Предположим, что существование такого Бога могло бы быть однозначно установлено. Тогда мы были бы полностью уверены в том, что есть существо высшей силы и совершенства. Но какое бы это имело отношение к нашей возможности удостоиться вечного спасения?
На первый взгляд, очень малое. Конечно, мы можем знать о том, что наше спасение возможно: всесильное существо могло бы его осуществить. Но была бы у нас какая-либо причина считать, что Бог фактически осуществит это? Ну, а если Всемилостивейший не пожелает нашего спасения? Проблема состоит в том что Всемилостивейший столкнётся с необходимостью принять во внимание всю Вселенную в целом, а не только нас. Здесь становится крайне важным обсуждение проблемы зла. Для того, чтобы быть всемилостивейшим даже с максимальной властью, вероятно, придется всё же позволить значительное локальное зло ради всесторонней пользы для Вселенной; некоторое зло может быть просто необходимо с целью уклонения от еще большего зла. У нас нет способа узнать, могли ли бы мы - люди - становиться жертвами такой потребности.
Конечно, Всемилостивейший Бог предпринял бы все возможные шаги для того, чтобы минимизировать зло, жертвами которого мы являемся, но всё, что мы знаем, это то, что в этот минимум, возможно, придется включить наше уничтожение или вечное наше страдание. Мы могли бы надеяться, что любое зло, жертвой которого мы являемся, будет, по меньшей мере, возмещено равным или большим количеством пользы для нас, но здесь не может быть никакой гарантии. Как часто указывают защитники теизма, моральность может обладать огромной пользой, противостоящей признанию Богом ужасающими те или иные проступки. Возможно, Бог в его всеведении понимает, что польза от разрешения некоторому более высокому типу существ разрушить наше вечное счастье перевешивает пользу от этого самого счастья. Возможно, например, что разрушение ими нашего счастья является неизбежным шагом в моральной драме, приводящей к их спасению и к их вечному счастью.
Моя точка зрения здесь отражает обоюдоострый характер реакции религии на проблему зла. Единственный вероятный ответ на вопрос, “Как мог Всемилостивейший и Всесильный Бог позволять огромное зло? ” состоит в том, что такой Бог может знать то, что нам неведомо. Как предположил Дэвид Хьюм в своих “Диалогах о природе религии,” решение проблемы зла ограничено нашим собственным невежеством. (Существуют сильные формулировки этого подхода философами, которых назвают “скептическими теистами.”)
Такое понимание может помочь нам избежать очевидного противоречия от констатации наличия зла в мире, созданном Всемилостивейшим Богом. Но это также строго ограничивает возможность нашего понимания того, чем занимается Всемилостивейший Бог. Нам может показаться, что, если мы живем так, как должны жить в соотвествии религиозными нормами, Бог гарантирует наше спасение. Но как кажется нам с точки зрения нашего ограниченного знания, что Бог не должен был позволить такое, как Холокост или смерть невинных детей от жестоких болезней. Как только мы обращаемся к пропасти между нашими ограниченными знаниями и всеведением Бога, мы не можем устранить разницы между тем, что мы думаем о возможных действиях Бога, и тем, что Бог фактически осуществит. Таким образом, то, что нам кажется собирается сделать Всемилостивейший Бог в плане нашего спасения в загробной жизни и то, что он сделает, с учётом всех обстоятельств может не совпадать.
Отсюда следует решающий довод в пользу того, что Всемилостивейший и Всесильный Бог не сможет убедить нас в том, что мы в конечном счете находимся в безопасности. Даже если мы придерживаемся религии, которая не соответствует представлениям философа Джона Грея о том, что религия может быть не связана с верой в существование Бога, всё сказанное оставляет нас далеко от того, что мы надеемся получить от религии.
Многие верующие согласны с такой точкой зрения. Как они говорят, их уверенность в спасении, основана не из философских аргументах, а на их личных контактах с Богом, или через через индивидуальный опыт или на религиозных традиций. Но что конкретно может обеспечить подобный контакт? В лучшем случае уверенность в том, что имеется очень влиятельное существо, которое обещает спасти нас. Но может быть - и многие религии настаивают на этом - есть и очень влиятельные существа (демоны или дьяволы), которые намерены воспрепятствовать нашему спасению. Как мы могли бы установить, что сила, с которой мы находимся в контакте, не обманывает нас?
Неизбежный ответ состоит в том, что Всемилостивейший Бог не позволит разрешить такое. Но это приводит нас к вышескзанным затруднениям: нет ни малейших оснований считать, что мы в состоянии судить о том, что позволить и не позволит сделать Бог. Не исключено, Богу, вероятно, придется обмануть нас, чтобы предотвратить еще большее зло.
Мы можем, конечно, просто хотеть думать, что мы не обманываемся. Но это представляет собой слепую веру, а вовсе не гарантию надежды. Если это не удовлетворяет нас, то мы должны найти лучший ответ на проблему зла, чем то, что даёт обращение к нашему невежеству по поводу божеских намерений. Подводя итог сказанному, мы по всей вероятности должны пересмотреть идею Джона Грэя на то, что возможно существование религий с минимальной верой.
Как я полагаю, с точки зрения механизмов функционирования человеческого мышления вера является мостом над незнанием. Эти мосты над незнанием возникают по разным причинам. Например, в тех случаях, когда знание сопряжено с тяжёлыми воспоминаниями, включая острые воспоминая детства, которые лучше всего сохраняются, психическими комплексами, неразрешимыми проблемами, различными страхами и т.п. Как и различные мифы, вера, религия - это путь к спасению психики человека, который что-то недополучил или получил в опасном избытке.
Вера в спасение является мостом, позвляющим избежать вступления на почву здравого смысла, который диктует человеку даже без минимального образования, что душа конкретного человека, прибывшая для вечного успокоения в мир иной, должна отличаться от души всех умирающих на планете Земля, а следовательно включать в себя многие миллиарды различных элементов. Иначе может случиться так, что в загробной жизни вас превратят в совсем другого чеоловека, например в соседа-алкоголика, который избивает жену. Что это за элементы и в каком обособленном и агрегированном состоянии могут находиться эти миллиарды элементов, не придумал не только ни один из наиучённейших клериков всех существующих религий, но это не под силу было до сих пор даже ни одному фантасту с научно-техническим образованием и без оного. А без загробного мира любая религия выглядит по выражению А.П. Чехова, как шмуль без пейсов и мёд бе ложки.
В конце концов, если рассматривать религию как депрессант, то ведь не обязательно привлекать к делу логику. Ведь принимая депрессант, можно не иметь ни малейшего представления о деталях его химического строения.
editor of Notre Dame Philosophical Reviews. He is the author of, most recently,
“Thinking the Impossible: French Philosophy since 1960,” and writes regularly for
The Stone. (Ссылку на статью прислал мне мой друг Чарльз Радд, перевод мой)
При обсуждении сущности религии, как правило, имеют ввиду Бога. Атеисты отрицают религию, поскольку не верят в существование Бога. В то же время евреи, христиане и мусульмане свою приверженность религиозным верованиям основывают именно на вере в Бога. Философ Джон Грэй, однако, утверждает, что у веры в Бога имеется немало такого, что не имеет прямого отношения к религии. Он обращает внимание на то, что во многих случаях, например, в многобожии, индуизме и буддизме, даосизме и синтоизме, в некоторых направлениях иудаизма и ряда христианских и мусульманских традиций вера, как таковая, имеет минимальное значение. Скорее имеет значение практика - ритуал, медитация, образ жизни. Это - только религиозные фундаменталисты и неосведомленные рационалисты считают, что мифы, которыми мы живем, представляют собой буквальные истины, - продолжает он. То, во что мы веруем, не является в конце концов главной причиной. Главной причиной является то, как именно мы живём.
Очевидный ответ по Грэю состоит в том, что все это зависит от того, что именно вы надеетесь найти в религии. Если вы просто нуждаетесь в руководстве и помощи в ведении земной жизни, то “способ жить” без твердых убеждений в существовании сверхъестественного существа может быть всем тем, в чем Вы нуждаетесь. Однако многие религии, включая основные версии христианства и ислама, обещают людям намного больше. Они обещают окончательное спасение. Если мы будем верить в то, чему они учат, то мы будем спасены от заключительного уничтожения после смерти и будем вечно счастливы в нашей жизни после смерти.
Если наша надежда на спасение заключена в этом, а для многих именно это и является основным моментом религиозного верования, то эта надежда зависит от того, насколько истинно религиозное учение. В частности для главных теистических религий это напрямую зависит от существования Бога, который и желает, чтобы мы были спасены, и достаточно силён, чтобы осуществить это.
Но здесь мы подходим к пункту, который вообще опускается в дебатах о теизме, сводящихся к вопросу о том, имеет ли смысл верить в Бога, воспринимаемого как нечто Всемилостивое и Всесильное. Предположим, что существование такого Бога могло бы быть однозначно установлено. Тогда мы были бы полностью уверены в том, что есть существо высшей силы и совершенства. Но какое бы это имело отношение к нашей возможности удостоиться вечного спасения?
На первый взгляд, очень малое. Конечно, мы можем знать о том, что наше спасение возможно: всесильное существо могло бы его осуществить. Но была бы у нас какая-либо причина считать, что Бог фактически осуществит это? Ну, а если Всемилостивейший не пожелает нашего спасения? Проблема состоит в том что Всемилостивейший столкнётся с необходимостью принять во внимание всю Вселенную в целом, а не только нас. Здесь становится крайне важным обсуждение проблемы зла. Для того, чтобы быть всемилостивейшим даже с максимальной властью, вероятно, придется всё же позволить значительное локальное зло ради всесторонней пользы для Вселенной; некоторое зло может быть просто необходимо с целью уклонения от еще большего зла. У нас нет способа узнать, могли ли бы мы - люди - становиться жертвами такой потребности.
Конечно, Всемилостивейший Бог предпринял бы все возможные шаги для того, чтобы минимизировать зло, жертвами которого мы являемся, но всё, что мы знаем, это то, что в этот минимум, возможно, придется включить наше уничтожение или вечное наше страдание. Мы могли бы надеяться, что любое зло, жертвой которого мы являемся, будет, по меньшей мере, возмещено равным или большим количеством пользы для нас, но здесь не может быть никакой гарантии. Как часто указывают защитники теизма, моральность может обладать огромной пользой, противостоящей признанию Богом ужасающими те или иные проступки. Возможно, Бог в его всеведении понимает, что польза от разрешения некоторому более высокому типу существ разрушить наше вечное счастье перевешивает пользу от этого самого счастья. Возможно, например, что разрушение ими нашего счастья является неизбежным шагом в моральной драме, приводящей к их спасению и к их вечному счастью.
Моя точка зрения здесь отражает обоюдоострый характер реакции религии на проблему зла. Единственный вероятный ответ на вопрос, “Как мог Всемилостивейший и Всесильный Бог позволять огромное зло? ” состоит в том, что такой Бог может знать то, что нам неведомо. Как предположил Дэвид Хьюм в своих “Диалогах о природе религии,” решение проблемы зла ограничено нашим собственным невежеством. (Существуют сильные формулировки этого подхода философами, которых назвают “скептическими теистами.”)
Такое понимание может помочь нам избежать очевидного противоречия от констатации наличия зла в мире, созданном Всемилостивейшим Богом. Но это также строго ограничивает возможность нашего понимания того, чем занимается Всемилостивейший Бог. Нам может показаться, что, если мы живем так, как должны жить в соотвествии религиозными нормами, Бог гарантирует наше спасение. Но как кажется нам с точки зрения нашего ограниченного знания, что Бог не должен был позволить такое, как Холокост или смерть невинных детей от жестоких болезней. Как только мы обращаемся к пропасти между нашими ограниченными знаниями и всеведением Бога, мы не можем устранить разницы между тем, что мы думаем о возможных действиях Бога, и тем, что Бог фактически осуществит. Таким образом, то, что нам кажется собирается сделать Всемилостивейший Бог в плане нашего спасения в загробной жизни и то, что он сделает, с учётом всех обстоятельств может не совпадать.
Отсюда следует решающий довод в пользу того, что Всемилостивейший и Всесильный Бог не сможет убедить нас в том, что мы в конечном счете находимся в безопасности. Даже если мы придерживаемся религии, которая не соответствует представлениям философа Джона Грея о том, что религия может быть не связана с верой в существование Бога, всё сказанное оставляет нас далеко от того, что мы надеемся получить от религии.
Многие верующие согласны с такой точкой зрения. Как они говорят, их уверенность в спасении, основана не из философских аргументах, а на их личных контактах с Богом, или через через индивидуальный опыт или на религиозных традиций. Но что конкретно может обеспечить подобный контакт? В лучшем случае уверенность в том, что имеется очень влиятельное существо, которое обещает спасти нас. Но может быть - и многие религии настаивают на этом - есть и очень влиятельные существа (демоны или дьяволы), которые намерены воспрепятствовать нашему спасению. Как мы могли бы установить, что сила, с которой мы находимся в контакте, не обманывает нас?
Неизбежный ответ состоит в том, что Всемилостивейший Бог не позволит разрешить такое. Но это приводит нас к вышескзанным затруднениям: нет ни малейших оснований считать, что мы в состоянии судить о том, что позволить и не позволит сделать Бог. Не исключено, Богу, вероятно, придется обмануть нас, чтобы предотвратить еще большее зло.
Мы можем, конечно, просто хотеть думать, что мы не обманываемся. Но это представляет собой слепую веру, а вовсе не гарантию надежды. Если это не удовлетворяет нас, то мы должны найти лучший ответ на проблему зла, чем то, что даёт обращение к нашему невежеству по поводу божеских намерений. Подводя итог сказанному, мы по всей вероятности должны пересмотреть идею Джона Грэя на то, что возможно существование религий с минимальной верой.
Как я полагаю, с точки зрения механизмов функционирования человеческого мышления вера является мостом над незнанием. Эти мосты над незнанием возникают по разным причинам. Например, в тех случаях, когда знание сопряжено с тяжёлыми воспоминаниями, включая острые воспоминая детства, которые лучше всего сохраняются, психическими комплексами, неразрешимыми проблемами, различными страхами и т.п. Как и различные мифы, вера, религия - это путь к спасению психики человека, который что-то недополучил или получил в опасном избытке.
Вера в спасение является мостом, позвляющим избежать вступления на почву здравого смысла, который диктует человеку даже без минимального образования, что душа конкретного человека, прибывшая для вечного успокоения в мир иной, должна отличаться от души всех умирающих на планете Земля, а следовательно включать в себя многие миллиарды различных элементов. Иначе может случиться так, что в загробной жизни вас превратят в совсем другого чеоловека, например в соседа-алкоголика, который избивает жену. Что это за элементы и в каком обособленном и агрегированном состоянии могут находиться эти миллиарды элементов, не придумал не только ни один из наиучённейших клериков всех существующих религий, но это не под силу было до сих пор даже ни одному фантасту с научно-техническим образованием и без оного. А без загробного мира любая религия выглядит по выражению А.П. Чехова, как шмуль без пейсов и мёд бе ложки.
В конце концов, если рассматривать религию как депрессант, то ведь не обязательно привлекать к делу логику. Ведь принимая депрессант, можно не иметь ни малейшего представления о деталях его химического строения.