Карта мира
Решили повторить арт-проект с ёлкой из 20-ти метров шланга и двух баночек зелёного акрила. Куска металлической трубы в магазине ёлок не нашлось, пластиковый стебель гнется осинкой, периодически заваливает всю конструкцию на бок, бьёт драгоценные стеклянные шары. Главный и единственный технолог проекта говорит: «Ну, во всяком случае, в этот раз она у нас получилась пышнее». И то верно. Ёлка из двух мотков шланга получилась пышнее. А фотографии, которые мне вчера в срочном порядке распечатывала весёлая тётушка из фотосалона и благодарила за то, что я разбавила её одноообразно-свадебные будни «своими странными картинками», напоминают нам, что странных картинок было гораздо больше, чем могут удержать 365 дней и 20 метров гофрированного шланга.
За 10 часов до Нового года-2016 я стою на красном ковровом полу в золотом зале, выделенном под гримерку, с отбеленным лицом и в белом 3-этажном парике, и индийский мальчик, который называется менеджер проекта, говорит: «У вас будет карета и пара лошадей. Ваш кучер уже прибыл». Мой кучер прибыл, так он и сказал.
- А корона у меня будет? - спрашиваю.
- Корона?
- Ну, я же Белая Королева, может, запланирована корона?
Мальчик смотрит на меня с беспокойством.
- Ну, если ты хочешь корону…
- Да это шутка, - говорю. - Моя корона всегда при мне. Хаха.
Мальчик начинает паниковать. Иностранные люди вроде меня любят устраивать менеджерам проекта спонтанные истерики из-за короны, кучера и молодильного яблочка.
- Так у тебя есть корона? - спрашивает мальчик.
- Нет, - говорю, - это тоже шутка. Кучера и этого платья вполне достаточно. Всё хорошо, спасибо тебе.
В январе я иду мимо очередного высокого забора - на Цейлоне их много и все красивые. Каждый дом, каждое поле, каждая непонятная штука огорожена с четырех сторон. Это не Индия, где в деревнях все двери открыты настежь. Я иду по извилистой горной дороге, справа юные монахи поют своему Будде, слева заспанный торговец выползает из-под прилавка и улыбается всеми зубами так ослепительно, как только может улыбаться человек, который проснулся в пять утра и у него всё хорошо. Вдали звенит колокольчик - булочник уже вышел на работу. Мимо пролетают цветные бабочки, похожие на воробьёв, и насекомые, похожие на вертолёты, небо синее и пока не жарко. А я иду мимо высокого забора, и он пахнет, как пахла в детстве Иркутская чайразвеска через дорогу от нашего дома.
В феврале он мне говорит: «Когда я работал в Америке по work&travel, мы некоторое время жили на острове, и я так же, как здесь, каждое утро часов в шесть приходил к океану. Он был такой же бешеный, как на этом пляже, и купались в нём только сумасшедшие. К тому же, там были акулы. Но можно было прийти рано утром, сесть и сидеть, задать океану любой вопрос и он сразу же отвечал». И в этих словах нет ни капли эзотерики, фантазии или метафоры. Всё понятно, как день: спросишь, и он сразу же отвечал. В Индии таких ощущений от океана нет, кстати.
В марте лежим на бетонной крыше в абсолютной темноте - только что отключили электричество, интернета нет тоже, а фонари на нашей улице ещё не изобрели. У меня день рождения. Темнота такая, что не видно даже очертаний крыльев летучей мыши, которая наматывает круги тут же. Зато, если хорошо слушать, можно уловить шум океана, и чёртов колокольчик булочника, который звенит в голове уже второй месяц примерно 15 часов в сутки.
В апреле я еду на поезде ровно по берегу Индийского океана и вспоминаю, как в 11-ом классе на зачете по географии не смогла показать на карте мира Шри-Ланку, получила тройку (стало быть, пятерки в аттестате уже не будет) и пообещала учительнице когда-нибудь поехать на этот остров и обойтись без дурацкой карты. «Не забудь прислать нам оттуда открытку», - говорит учительница. Я выхожу из поезда на остановку позже, чем нужно, иду на почту и отправляю открытку в свою школу.
В мае мы идём по Ченнаю, жизнь отвратительна. Только что слезли самолёта. Я страшно хочу спать, меня тошнит и ломает. Из крана течёт вода грязно-рыжего цвета. В городе пылища, под ногами реки из сточных вод, все кричат «хеллоу!», предлагают тук-тук, хватают за руки и раздражают так сильно, что начинает болеть желудок. Мой телефонный интернет не работает в этом штате и это отдельная катастрофа, потому что в 10 утра по Москве от меня ждут 4 текста. Дорогой наш человек усаживает меня в каком-то полууличном заведении и уходит искать место, где можно поспать. Шесть утра, заведение только что открылось. Индийская женщина суетится у кассы, её муж таскает из тук-тука ящики с фруктами, её сын моет полы.
- Вы из Канады? - приветливо спрашивает женщина.
- Из России - говорю.
- Вы устали?
- Угу, - лежу головой на столе, очень хочется порыдать.
«Мы открываемся в 7.30, - говорит женщина. - Но я сделаю тебе кофе. И ты можешь поспать вон там в углу, никому не будет дела, сейчас тук-тук освободится от ящиков и мой муж может поехать с твоим мужем, поискать комнату. Бесплатно! Конечно, бесплатно! (она даже как-то испугалась, что я могла подумать, что нас будут катать на такси за деньги). И ты можешь взять нашу симку, вставить к себе в телефон, там есть интернет. А в восемь начнется завтрак. Идли, пури, масала-доса». Она садится за мой стол, ставит мне под нос обрезанную пластиковую бутылку с оранжевыми цветами, долго их поправляет и улыбается: «Любишь масала-досу?»
В июне я стою в самом центре Казани. Воздух слишком прозрачный и слишком легкий, на улице слишком тихо, люди красивые, некоторые из них почему-то говорят по-испански. Я стою и дороги кажутся мне пустыми, а всё, что по обочинам и плохо видно, мозг автоматически определяет как «корова». Корова идет, корова сидит, корова лежит. Пробка? Наверное, где-то уснула корова.
В июле или в августе я сижу на скамейке на рыцарском фестивале. Рядом садится маленький мальчик в историческом костюме. «Красивая рубашка, - говорю. - Мне нравится». «А где ваш костюм?» - спрашивает мальчик. «У меня нету. Я тут работаю. Вместе с ним». - Показываю на оператора, который в это время снимает людей, танцующих исторические танцы. «У вас, что ли, вообще нет костюма?» - уточняет мальчик. Нет. Мальчик сразу скучнеет и отворачивается. «Вообще-то, - говорю, - у меня один раз был костюм. Высокий парик, и карета с лошадьми, и кучер». Мальчик снова поворачивается в мою сторону и слегка улыбается.
В сентябре 2015 года на Дне рождения Ганеши сосед рассказывает нам, что если сегодня загадать желание, то ровно через год Ганеша его исполнит. Не то чтобы я увлечена индийской религией, но, кажется, божеству, которое только смеётся, танцует и ест сладости, можно доверять. Поэтому после праздника и перед тем как лечь спать я пишу на листочке, какую работу хотела бы получить. Рассказываю этому Ганеше, которого прямо сейчас под хлопушки, песни и проливной дождь, несут на набережную, чтобы отправить в реку, всё в подробностях. Что когда я говорю, что хочу писать тексты и быть при этом не привязанной к месту, то имею в виду истории живых и классных людей, а не 350 описаний китайских галош. Когда мы приезжаем в Россию, то студия, с которой я сотрудничаю, отправляет заявки на два гранта, как раз про истории и про людей, всё как я хотела, с поправкой на телевизор. В сентябре 2016 года мы получаем оба гранта.
Я всегда очень рада, что мои эпизодические появления в *настоящей журналистике* происходят именно так. В сентябре я самый счастливый человек в мире. В октябре я тоже он, но не могу уснуть, а если засыпаю, то и во сне продолжаю искать темы, разговаривать с людьми и писать тексты. В начале ноября я чувствую себя так, будто у меня 9 жизней и они все закончились сегодня. В конце ноября я как будто ползу по разбитой дороге, цепляясь зубами за асфальт. Режиссер студии позавчера сказала мне, что когда она читает все эти посты про мою работу (а она, оказывается, читает), то чувствует, будто она лично виновата в такой усталости и ей очень стыдно. Думаю, время написать, как с самого сентября я благодарна им всем за возможность прожить сразу миллион жизней за три месяца одного года.
В конце декабря мы снимали заключительную программу сезона о людях, которые занимаются тем, что исполняют желания детей с опасными для жизни заболеваниями. Как они это делают, и зачем, и почему именно это, и как много в этом деле печали и грусти - отдельная тема. Мне просто понравилась одна история. Однажды они пришли к мальчику, который провёл в больнице не один год. Пришли и спрашивают: «Чего тебе хочется? Расскажи о своих мечтах. Мы реализуем (они всегда говорят не «исполним», а «реализуем») любое твое нематериальное желание». Мальчик говорит: «Я хочу покататься на тракторе». «Ну, может, ты хочешь чего-то более значительного?» - спрашивают они. «Ну да, - говорит мальчик, - я хочу покататься на тракторе». «Но, может быть, ты хочешь чего-то по-настоящему чудесного?» - уточняют они. «Конечно, - говорит мальчик. - Я хочу покататься на тракторе».
«Понимаете, - рассказывает во время интервью представитель этого благотворительного проекта. - Он хочет просто покататься на тракторе и это мечта всей его жизни». И они везут этого мальчика в деревню и катают его на тракторе, и это большое счастье и для мальчика, и для его родителей, и для них самих. «Мы все, - говорит во время интервью представитель благотворительного проекта, - мечтаем о каких-то непонятных вещах, чаще всего о чем-то материальном и дорогом или вообще уже не мечтаем, потому что сильно заняты. Это неправильно. Нужно всегда помнить об условном тракторе». Помните о своём тракторе, ребята, и прокатитесь при первой же возможности.
С Новым годом!
За 10 часов до Нового года-2016 я стою на красном ковровом полу в золотом зале, выделенном под гримерку, с отбеленным лицом и в белом 3-этажном парике, и индийский мальчик, который называется менеджер проекта, говорит: «У вас будет карета и пара лошадей. Ваш кучер уже прибыл». Мой кучер прибыл, так он и сказал.
- А корона у меня будет? - спрашиваю.
- Корона?
- Ну, я же Белая Королева, может, запланирована корона?
Мальчик смотрит на меня с беспокойством.
- Ну, если ты хочешь корону…
- Да это шутка, - говорю. - Моя корона всегда при мне. Хаха.
Мальчик начинает паниковать. Иностранные люди вроде меня любят устраивать менеджерам проекта спонтанные истерики из-за короны, кучера и молодильного яблочка.
- Так у тебя есть корона? - спрашивает мальчик.
- Нет, - говорю, - это тоже шутка. Кучера и этого платья вполне достаточно. Всё хорошо, спасибо тебе.
В январе я иду мимо очередного высокого забора - на Цейлоне их много и все красивые. Каждый дом, каждое поле, каждая непонятная штука огорожена с четырех сторон. Это не Индия, где в деревнях все двери открыты настежь. Я иду по извилистой горной дороге, справа юные монахи поют своему Будде, слева заспанный торговец выползает из-под прилавка и улыбается всеми зубами так ослепительно, как только может улыбаться человек, который проснулся в пять утра и у него всё хорошо. Вдали звенит колокольчик - булочник уже вышел на работу. Мимо пролетают цветные бабочки, похожие на воробьёв, и насекомые, похожие на вертолёты, небо синее и пока не жарко. А я иду мимо высокого забора, и он пахнет, как пахла в детстве Иркутская чайразвеска через дорогу от нашего дома.
В феврале он мне говорит: «Когда я работал в Америке по work&travel, мы некоторое время жили на острове, и я так же, как здесь, каждое утро часов в шесть приходил к океану. Он был такой же бешеный, как на этом пляже, и купались в нём только сумасшедшие. К тому же, там были акулы. Но можно было прийти рано утром, сесть и сидеть, задать океану любой вопрос и он сразу же отвечал». И в этих словах нет ни капли эзотерики, фантазии или метафоры. Всё понятно, как день: спросишь, и он сразу же отвечал. В Индии таких ощущений от океана нет, кстати.
В марте лежим на бетонной крыше в абсолютной темноте - только что отключили электричество, интернета нет тоже, а фонари на нашей улице ещё не изобрели. У меня день рождения. Темнота такая, что не видно даже очертаний крыльев летучей мыши, которая наматывает круги тут же. Зато, если хорошо слушать, можно уловить шум океана, и чёртов колокольчик булочника, который звенит в голове уже второй месяц примерно 15 часов в сутки.
В апреле я еду на поезде ровно по берегу Индийского океана и вспоминаю, как в 11-ом классе на зачете по географии не смогла показать на карте мира Шри-Ланку, получила тройку (стало быть, пятерки в аттестате уже не будет) и пообещала учительнице когда-нибудь поехать на этот остров и обойтись без дурацкой карты. «Не забудь прислать нам оттуда открытку», - говорит учительница. Я выхожу из поезда на остановку позже, чем нужно, иду на почту и отправляю открытку в свою школу.
В мае мы идём по Ченнаю, жизнь отвратительна. Только что слезли самолёта. Я страшно хочу спать, меня тошнит и ломает. Из крана течёт вода грязно-рыжего цвета. В городе пылища, под ногами реки из сточных вод, все кричат «хеллоу!», предлагают тук-тук, хватают за руки и раздражают так сильно, что начинает болеть желудок. Мой телефонный интернет не работает в этом штате и это отдельная катастрофа, потому что в 10 утра по Москве от меня ждут 4 текста. Дорогой наш человек усаживает меня в каком-то полууличном заведении и уходит искать место, где можно поспать. Шесть утра, заведение только что открылось. Индийская женщина суетится у кассы, её муж таскает из тук-тука ящики с фруктами, её сын моет полы.
- Вы из Канады? - приветливо спрашивает женщина.
- Из России - говорю.
- Вы устали?
- Угу, - лежу головой на столе, очень хочется порыдать.
«Мы открываемся в 7.30, - говорит женщина. - Но я сделаю тебе кофе. И ты можешь поспать вон там в углу, никому не будет дела, сейчас тук-тук освободится от ящиков и мой муж может поехать с твоим мужем, поискать комнату. Бесплатно! Конечно, бесплатно! (она даже как-то испугалась, что я могла подумать, что нас будут катать на такси за деньги). И ты можешь взять нашу симку, вставить к себе в телефон, там есть интернет. А в восемь начнется завтрак. Идли, пури, масала-доса». Она садится за мой стол, ставит мне под нос обрезанную пластиковую бутылку с оранжевыми цветами, долго их поправляет и улыбается: «Любишь масала-досу?»
В июне я стою в самом центре Казани. Воздух слишком прозрачный и слишком легкий, на улице слишком тихо, люди красивые, некоторые из них почему-то говорят по-испански. Я стою и дороги кажутся мне пустыми, а всё, что по обочинам и плохо видно, мозг автоматически определяет как «корова». Корова идет, корова сидит, корова лежит. Пробка? Наверное, где-то уснула корова.
В июле или в августе я сижу на скамейке на рыцарском фестивале. Рядом садится маленький мальчик в историческом костюме. «Красивая рубашка, - говорю. - Мне нравится». «А где ваш костюм?» - спрашивает мальчик. «У меня нету. Я тут работаю. Вместе с ним». - Показываю на оператора, который в это время снимает людей, танцующих исторические танцы. «У вас, что ли, вообще нет костюма?» - уточняет мальчик. Нет. Мальчик сразу скучнеет и отворачивается. «Вообще-то, - говорю, - у меня один раз был костюм. Высокий парик, и карета с лошадьми, и кучер». Мальчик снова поворачивается в мою сторону и слегка улыбается.
В сентябре 2015 года на Дне рождения Ганеши сосед рассказывает нам, что если сегодня загадать желание, то ровно через год Ганеша его исполнит. Не то чтобы я увлечена индийской религией, но, кажется, божеству, которое только смеётся, танцует и ест сладости, можно доверять. Поэтому после праздника и перед тем как лечь спать я пишу на листочке, какую работу хотела бы получить. Рассказываю этому Ганеше, которого прямо сейчас под хлопушки, песни и проливной дождь, несут на набережную, чтобы отправить в реку, всё в подробностях. Что когда я говорю, что хочу писать тексты и быть при этом не привязанной к месту, то имею в виду истории живых и классных людей, а не 350 описаний китайских галош. Когда мы приезжаем в Россию, то студия, с которой я сотрудничаю, отправляет заявки на два гранта, как раз про истории и про людей, всё как я хотела, с поправкой на телевизор. В сентябре 2016 года мы получаем оба гранта.
Я всегда очень рада, что мои эпизодические появления в *настоящей журналистике* происходят именно так. В сентябре я самый счастливый человек в мире. В октябре я тоже он, но не могу уснуть, а если засыпаю, то и во сне продолжаю искать темы, разговаривать с людьми и писать тексты. В начале ноября я чувствую себя так, будто у меня 9 жизней и они все закончились сегодня. В конце ноября я как будто ползу по разбитой дороге, цепляясь зубами за асфальт. Режиссер студии позавчера сказала мне, что когда она читает все эти посты про мою работу (а она, оказывается, читает), то чувствует, будто она лично виновата в такой усталости и ей очень стыдно. Думаю, время написать, как с самого сентября я благодарна им всем за возможность прожить сразу миллион жизней за три месяца одного года.
В конце декабря мы снимали заключительную программу сезона о людях, которые занимаются тем, что исполняют желания детей с опасными для жизни заболеваниями. Как они это делают, и зачем, и почему именно это, и как много в этом деле печали и грусти - отдельная тема. Мне просто понравилась одна история. Однажды они пришли к мальчику, который провёл в больнице не один год. Пришли и спрашивают: «Чего тебе хочется? Расскажи о своих мечтах. Мы реализуем (они всегда говорят не «исполним», а «реализуем») любое твое нематериальное желание». Мальчик говорит: «Я хочу покататься на тракторе». «Ну, может, ты хочешь чего-то более значительного?» - спрашивают они. «Ну да, - говорит мальчик, - я хочу покататься на тракторе». «Но, может быть, ты хочешь чего-то по-настоящему чудесного?» - уточняют они. «Конечно, - говорит мальчик. - Я хочу покататься на тракторе».
«Понимаете, - рассказывает во время интервью представитель этого благотворительного проекта. - Он хочет просто покататься на тракторе и это мечта всей его жизни». И они везут этого мальчика в деревню и катают его на тракторе, и это большое счастье и для мальчика, и для его родителей, и для них самих. «Мы все, - говорит во время интервью представитель благотворительного проекта, - мечтаем о каких-то непонятных вещах, чаще всего о чем-то материальном и дорогом или вообще уже не мечтаем, потому что сильно заняты. Это неправильно. Нужно всегда помнить об условном тракторе». Помните о своём тракторе, ребята, и прокатитесь при первой же возможности.
С Новым годом!