(no subject)
Иногда мне хочется что-то написать. Я иду или еду - освобождаю голову от кучи бытовых проблем, незаконченного ремонта, двух работ, того, что готовить на ужин - и складываю в голове тексты. Наверное, хорошие. В моей голове они звучат ладно.
Редко-редко я доношу такой текст до бумаги (до компьютера сейчас, наверное, проблема именно в этом). Начинаю писать. Залпом пишу половину, две трети. И тут встревает совесть: ужин не приготовлен, а вот там в углу тумбочки скопилась пыль, а можно бы еще полчасика поработать. Или просто теряю мысль, не могу сформулировать какой-то важный кусок. У меня так всегда было, для того, чтоб написать складный текст надо было пожить с ним хотя бы 2-3 дня, оставить на ночь, чтоб утром вернуться без эмоций, но с холодной логикой. Сейчас тоже оставляю, но уже не возвращаюсь.
В итоге у меня лежит уже около десятков недописанных текстов: одни уже неактуальны, другие мне хотелось бы когда-нибудь доделать, но вдохновение упущено, а без него - «много других дел, других мыслей», более прагматичных, менее интересных, менее касталийских. И иногда меня накрывает тоска по тому периоду открытости ума, наверное, когда слова и мысли летели, были главными и нельзя было молчать. Но я не знаю, как его вернуть.
Закрываю сезон работы в парках. Начинается осень. Наступают сумерки. Город зажигает огни. А у меня, видимо, в такое переходное время обостряются чувства и мысли.
Редко-редко я доношу такой текст до бумаги (до компьютера сейчас, наверное, проблема именно в этом). Начинаю писать. Залпом пишу половину, две трети. И тут встревает совесть: ужин не приготовлен, а вот там в углу тумбочки скопилась пыль, а можно бы еще полчасика поработать. Или просто теряю мысль, не могу сформулировать какой-то важный кусок. У меня так всегда было, для того, чтоб написать складный текст надо было пожить с ним хотя бы 2-3 дня, оставить на ночь, чтоб утром вернуться без эмоций, но с холодной логикой. Сейчас тоже оставляю, но уже не возвращаюсь.
В итоге у меня лежит уже около десятков недописанных текстов: одни уже неактуальны, другие мне хотелось бы когда-нибудь доделать, но вдохновение упущено, а без него - «много других дел, других мыслей», более прагматичных, менее интересных, менее касталийских. И иногда меня накрывает тоска по тому периоду открытости ума, наверное, когда слова и мысли летели, были главными и нельзя было молчать. Но я не знаю, как его вернуть.
Закрываю сезон работы в парках. Начинается осень. Наступают сумерки. Город зажигает огни. А у меня, видимо, в такое переходное время обостряются чувства и мысли.