Валерий Иванченко. ДОРОГА В НЕБЕСНЫЙ ТОКИО » КОНТИНУУМ
http://continuum.site/articles/25-valeriy-ivanchenko-doroga-v-nebesnyy-tokio.html
Валерий Иванченко. ДОРОГА В НЕБЕСНЫЙ ТОКИО
(О романе «Крик родившихся завтра» Михаила Савеличева.)
Не всякий осилит эти записки до конца, потому сразу начну с резюме.
Во-первых, речь пойдёт о незаурядном произведении очевидно талантливого автора. Такая констатация ничего не говорит ни о литературной (или ещё какой-либо) ценности романа, ни о его оценке читателями. Знаю людей, которых роман восхищает, представляю и тех, кому он не понравится резко. Сам я от него в некоторой растерянности.
Во-вторых, произведение эклектичное и странное, причём странность здесь копится, чтобы подскочить до небес к финалу.
В-третьих, автор, не столько заботится о читателе, сколько делает то, что ему самому интересно. В любом случае, перед нами не беллетристика.
И четвёртое, что и до меня многие отмечали. В первый раз читать роман непросто. Масса поводов для раздражения. При втором чтении находишь незамеченные нюансы. А там и до третьего недалеко. У этого текста есть такая, несколько болезненная притягательность, достигаемая не только намеренными околичностями и лакунами сюжета, но и самой тканью прозы, прихотливой и хитросплетённой.
Первая часть довольно традиционна и представляет собой небольшую законченную повесть. Она написана ловким и точным отжатым стилем, там нет ничего лишнего, каждый эпизод на месте, всякая деталь работает. Умолчания легко восстанавливаются, если читать внимательно. По жанру первая часть - нуар. Мрачный, сентиментальный триллер о секретных экспериментах спецслужб, отсылающий к «Воспламеняющей взглядом», «Бессильным мира сего», к некоторым комиксам Marvel, наконец. Если смотреть ближе ко времени действия, увидим авторов, эксплуатирующих тему фашистских опытов на людях, - Насибова, Платова.
Дело происходит в альтернативном СССР 67 года, в котором до сих пор не восстановлено от послевоенной разрухи хозяйство (правда, и война только в 50-х закончилась), предельно урезаны расходы на армию, зато созданы компьютерные сети и строится на орбите корабль для полёта на Марс.
В советскую оккупационную зону Японии прилетает нейрофизиолог Наталья Бехтерева, её встречает отец - генерал, курирующий секретный проект. У Натальи многолетняя депрессия после отказа от собственного ребёнка, зачатого в научных целях необычным способом. И вот она выясняет, что в недрах оставшегося от японцев подземного бункера проходят жестокие эксперименты над девочкой-калекой с кое-какими фантастическими способностями. Девочке столько же лет, сколько должно быть её собственному ребёнку. Дальше всё как положено: страшные тайны, ужасающие открытия, боль, заговор, бегство, печальный исход.
Помню, что при первом прочтении меня не то что шокировала, а бесила местами уже первая часть. Здесь сказывался эффект обманутых ожиданий, поскольку нерадостное, но спокойное начало романа никак не настраивало на последующую чернуху. К тому же я видел, как автор пытается грубо манипулировать моими эмоциями. При втором чтении стало ясно, что вся повесть сделана ровно, ничего грубого в ней нет, и в свете того, что последует дальше, она выглядит старомодным успокаивающим сайфаем. У Савеличева есть умение неслышно подкрасться и ударить подушкой по голове. Мы уже свыклись с мыслью, что читаем производственную прозу про советских учёных, и вдруг бах! - эпизод инцестуального забора спермы. Или вот обычное казалось бы детское ля-ля-ля, и раз! - сцена девчачьего онанизма. Потом-то, задним умом, понимаешь, что ничего тут нарочитого нет, чай не Сорокин писал, вполне себе обыденные моменты в рамках заданного нарратива. Но сначала-то всё равно вздрагиваешь.
Далее роман переключается на другую историю, неявно продолжающую первую. Повествование тут совсем не похоже на предыдущую часть. Здесь уже вспоминаешь «Дом, в котором» Мариам Петросян. Рассказчик - девочка лет двенадцати, а сюжет вращается вокруг школы-интерната для необычных детей. За свои странные умения они расплачиваются прогрессирующим дебилизмом. Интернат расположен в закрытом городе Дивногорске, построенном вокруг секретных шарашек. Наука здесь достигла таких высот, что у многих здешних учёных не хватает рук или ног (у некоторых - и того, и другого). Дома украшены лозунгами: «Учёный, помни - утрата конечности, не ослабляет силу разума, а удваивает!».
Можно подумать, что тут есть есть юмор или сатира. Скорее всего, автор ни того, ни другого в уме не держал. Просто мы смотрим глазами ребёнка, которому весь мир вокруг представляется безумным цирком. Тут стоит сказать пару слов о предполагаемом жанре повествования. Один из издателей книги заметил, что для понимания романа надо знать традиции манги. Это так. Иные эпизоды (например, с наводнением, спасённым котёнком и роботом-собакой) иначе как рисованными невозможно увидеть. Да, по большому счёту, и всё остальное - слишком гротескное, чтобы представить его взаправду. Если считать роман комиксом, отпадёт масса вопросов. Проблема в том, что здесь нет наглядности комикса. Иногда рассказчица столь взволнована или скупа на слова, что приходится не раз перечитывать, чтобы догадаться, что там у неё происходит. А всякие несообразности, выпирающие здесь и там, тонкие намёки на толстые обстоятельства, аберрации восприятия, игра слов? Это всё же литература и не самая простая. У неё и с жанром непросто, они, эти жанры, могут на странице по три раза смениться.
В центре истории гениальная девочка Надежда, которая не может или не хочет говорить и поэтому общается только с подругой Верой, которая нам всё и рассказывает. Не сразу, но скоро мы догадываемся, что Веру никто, кроме Надежды, не видит и не слышит и что она либо дух, либо придуманное альтер-эго (как сказал один критик, «интерфейс для общения с миром»).
В отличие от большинства одноклассников, Надежда живёт в семье. Семейным отношениям, в которых невидимая Вера принимает деятельное участие, уделено в романе немало места. Довольно скоро выясняется, что и Маманя, и Папаня, и Дедуня, и Дядун, все они - сотрудники с допусками, одни в немалых чинах, другие при больших пистолетах. А после мы узнаем в них знакомых персонажей из первой части, понимая вместе с тем, что Надежда и есть их следующий проект и, одновременно, последний шанс.
Надежда, похоже, японка - об этом проговаривается Маманя, за что получает втык от главы семьи, да ещё в одном эпизоде безрукий учёный Кужугет называет её «землячкой». (Кужугет, как мы подозреваем, тувинец. А настоящий Дивногорск стоит на Енисее как раз пониже Тувы. Романный Дивногорск совсем не похож на географический, хотя на его речке тоже есть плотина, конечно, не сравнимая с Енисейской. Регулярно на ней открываются шлюзы, и город затапливает короткое наводнение.) Так вот, японка её подруга или нет, но Вера всё время мечтает о фантастической Японии, про которую якобы слушает по радио завиральные передачи. «Японские необыкновения» изюминками вставлены в текст тут и там, но в полную силу эта тема развернётся только в самом конце. А ещё у несуществующей Веры есть выдуманная старшая сестра, с которой можно поговорить о Японии. Да, вот так там всё сложно.
Приключения подружек - это такой «витя малеев в школе и дома» (как выразился по другому поводу рецензент премии «Новые горизонты»), на задворках у которого происходит шпионский роман. Надежда с Верой гуляют по городу, рассматривают витрины, берут, не заплатив, яблоки в магазине, а за их спинами (как в «Высоком блондине в чёрном ботинке») оттаптывают друг другу ноги агенты. Правда, временами жизнь школьницы Надежды вдруг срывается в мутный кошмар, который Вера понять не в состоянии, но читатель, наученный первой частью, почти всё понимает
«Все в нашем городе переживают метаморфоз. У кого-то он называется лепрой. У кого-то созреванием». В этих фразах, прозвучавших в третьей части романа, сформулирована нехитрая программа, под которую подстроен образный ряд. С одной стороны - запущенный, разрушающийся город с увечными учёными и нервными спецслужбистами, с другой - впадающие в слабоумие, сопливые и мычащие интернатские дети. В первом случае это символ потерпевшего поражение уходящего мира, в другом - будущее в стадии окукливания, перед тем как породить нечто принципиально иное. Насилие и вивисекция проигрывают недержанию и мастурбации. В таких образах видит автор подготовку эволюционного скачка.
В четвёртой части даётся форсаж - с хоррором, порнографией, убийствами и срыванием масок. В анамнезе саморазоблачившегося спецагента-гермафродита, вступившего с нашей героиней в связь, стоит среди прочего и такое: «Всё это казалось мрачной фантастикой, антиутопией, и никак не стыковалось с полетами в космос, Братской ГЭС, бригадами коммунистического труда, комсомолом, Майей Кристалинской…». Вот! Наилучшее определение главного посыла романа.
Автор родился в 1969 году, и с тем временем у него явно какие-то счёты. Даром, что военная и послевоенная история в описываемом мире шла по-другому, эстетика тамошней «оттепели» от нашей не отличается.
В том, что касается атмосферы 60-х, Савеличев справляется превосходно. К примеру, на трёх страничках, отведённых посещению молодёжного кафе, он даёт исчерпывающий конспект киношных представлений о том времени, после чего немедленно погружает персонажей и читателя в ад советских докторов менгеле. У него уже в первой части цитировали «Девять дней одного года» - в японском бункере, рядом с подопытной девочкой. И в целом, ход очевидный. Совместить «Мёртвый сезон» и «Ошибку резидента» с «Экспериментом доктора Абста» (все эти фильмы вышли за год до рождения автора, т.е. он появился на свет на волне шпионского бума) кажется мыслью, лежащей на поверхности. Зато поместить их в контекст фильма «Июльский дождь» не всякий бы догадался. Даже детали, вроде убийцы Дятлова, что косит под туриста с гитарой, иллюстрируя происходящее цитатами из бардовских песен, - выдают личное отношение. Зачем понадобилось выворачивать «оттепель» наизнанку - праздный вопрос. Но получилось эффектно. («Только Роберт. Только Рожденственский.» - «А где ты работаешь?» - «В ящике. Детей режу ради светлого будущего. Ха-ха-ха.» Такого диалога в романе нет, но он подразумевается).
Когда же отгремят выстрелы и шпионский сюжет придёт к разрешению, начинается чистая психоделика. Пятая и шестая части романа - один сплошной трип, поначалу сохраняющий какие-то привязки к романной реальности, но скоро полностью переходящий в область снов. Последние две части - не сюжетная проза, а бормотание под гипнозом. Или поэма, ради которой только и стоило затевать все эти секретно-патронажные эволюции. Японские необыкновения из каждого столба, токийская башня, извержение Фудзи-сан, огни ханаби, безумное соитие, прожитая в бреду жизнь и, наконец, в шестой части, воссоединение лучших в потустороннем Токио. Ну, ещё космонавт Леонов и мгновенное терраформирование Марса - под занавес.
«Это научная фантастика, здесь думать надо» - важно высказался о книге упомянутый уже здесь издатель. Согласиться с ним трудно. Хотя персонажи романа обмениваются время от времени наукообразной абракадаброй или выдают философические сентенции и даже целые лекции, как Сергей Петрович Капица, посрамлённый девочкой Надей, всё равно - ничего специально учёного в книге в общем-то нет. Ну не резонансы же Шумана, не трансперсональный ведь движок, не смешите. Единственной представленной здесь внятной идее - о неумолимости эволюции и грядущем поколении, что сметёт прежних людей с лица Земли - сто лет в обед. Где она только не обыгрывалась - от «Гадких лебедей» до недавнего хоррора про зубастых малюток с грибами в мозгах. Никакого рассудочного развития эта тема не получает, превращаясь под конец в ненужное обоснование для череды красочных галлюцинаций. Идеи интересуют Михаила Савеличева в последнюю очередь. Он всего лишь рассказывает жуткую сказку, в которую мы вольны вкладывать любой смысл. Ему важнее его фантазии, пусть даже научно-фантастические иногда. Фантазии эти живые, трогательные, и бог с ней, с эволюцией, пусть шпионы про неё рассуждают, про бамбуковые небоскрёбы куда интереснее. Что он хотел сказать этими небоскрёбами и яблонями на Марсе? Да ничего. Просто это красиво.
Нет, я мог бы пуститься в рассуждения, что, мол, показать невообразимое для человека можно лишь так, в странных образах приснившегося рая, заоблачной страны Японии, полной чудес. Но зачем? Уверен, что автор не ставил себе задач что-то там показать специально. Ему всё это приснилось, а если есть на то талант, так почему бы не транслировать свои сновидения? Девочки хороши (посмотрите на обложку, художник фишку сечёт). А всякие шпионы, вивисекции и динозавры с землеройками - всего лишь рамка, багет.
Валерий Иванченко. ДОРОГА В НЕБЕСНЫЙ ТОКИО
(О романе «Крик родившихся завтра» Михаила Савеличева.)
Не всякий осилит эти записки до конца, потому сразу начну с резюме.
Во-первых, речь пойдёт о незаурядном произведении очевидно талантливого автора. Такая констатация ничего не говорит ни о литературной (или ещё какой-либо) ценности романа, ни о его оценке читателями. Знаю людей, которых роман восхищает, представляю и тех, кому он не понравится резко. Сам я от него в некоторой растерянности.
Во-вторых, произведение эклектичное и странное, причём странность здесь копится, чтобы подскочить до небес к финалу.
В-третьих, автор, не столько заботится о читателе, сколько делает то, что ему самому интересно. В любом случае, перед нами не беллетристика.
И четвёртое, что и до меня многие отмечали. В первый раз читать роман непросто. Масса поводов для раздражения. При втором чтении находишь незамеченные нюансы. А там и до третьего недалеко. У этого текста есть такая, несколько болезненная притягательность, достигаемая не только намеренными околичностями и лакунами сюжета, но и самой тканью прозы, прихотливой и хитросплетённой.
Первая часть довольно традиционна и представляет собой небольшую законченную повесть. Она написана ловким и точным отжатым стилем, там нет ничего лишнего, каждый эпизод на месте, всякая деталь работает. Умолчания легко восстанавливаются, если читать внимательно. По жанру первая часть - нуар. Мрачный, сентиментальный триллер о секретных экспериментах спецслужб, отсылающий к «Воспламеняющей взглядом», «Бессильным мира сего», к некоторым комиксам Marvel, наконец. Если смотреть ближе ко времени действия, увидим авторов, эксплуатирующих тему фашистских опытов на людях, - Насибова, Платова.
Дело происходит в альтернативном СССР 67 года, в котором до сих пор не восстановлено от послевоенной разрухи хозяйство (правда, и война только в 50-х закончилась), предельно урезаны расходы на армию, зато созданы компьютерные сети и строится на орбите корабль для полёта на Марс.
В советскую оккупационную зону Японии прилетает нейрофизиолог Наталья Бехтерева, её встречает отец - генерал, курирующий секретный проект. У Натальи многолетняя депрессия после отказа от собственного ребёнка, зачатого в научных целях необычным способом. И вот она выясняет, что в недрах оставшегося от японцев подземного бункера проходят жестокие эксперименты над девочкой-калекой с кое-какими фантастическими способностями. Девочке столько же лет, сколько должно быть её собственному ребёнку. Дальше всё как положено: страшные тайны, ужасающие открытия, боль, заговор, бегство, печальный исход.
Помню, что при первом прочтении меня не то что шокировала, а бесила местами уже первая часть. Здесь сказывался эффект обманутых ожиданий, поскольку нерадостное, но спокойное начало романа никак не настраивало на последующую чернуху. К тому же я видел, как автор пытается грубо манипулировать моими эмоциями. При втором чтении стало ясно, что вся повесть сделана ровно, ничего грубого в ней нет, и в свете того, что последует дальше, она выглядит старомодным успокаивающим сайфаем. У Савеличева есть умение неслышно подкрасться и ударить подушкой по голове. Мы уже свыклись с мыслью, что читаем производственную прозу про советских учёных, и вдруг бах! - эпизод инцестуального забора спермы. Или вот обычное казалось бы детское ля-ля-ля, и раз! - сцена девчачьего онанизма. Потом-то, задним умом, понимаешь, что ничего тут нарочитого нет, чай не Сорокин писал, вполне себе обыденные моменты в рамках заданного нарратива. Но сначала-то всё равно вздрагиваешь.
Далее роман переключается на другую историю, неявно продолжающую первую. Повествование тут совсем не похоже на предыдущую часть. Здесь уже вспоминаешь «Дом, в котором» Мариам Петросян. Рассказчик - девочка лет двенадцати, а сюжет вращается вокруг школы-интерната для необычных детей. За свои странные умения они расплачиваются прогрессирующим дебилизмом. Интернат расположен в закрытом городе Дивногорске, построенном вокруг секретных шарашек. Наука здесь достигла таких высот, что у многих здешних учёных не хватает рук или ног (у некоторых - и того, и другого). Дома украшены лозунгами: «Учёный, помни - утрата конечности, не ослабляет силу разума, а удваивает!».
Можно подумать, что тут есть есть юмор или сатира. Скорее всего, автор ни того, ни другого в уме не держал. Просто мы смотрим глазами ребёнка, которому весь мир вокруг представляется безумным цирком. Тут стоит сказать пару слов о предполагаемом жанре повествования. Один из издателей книги заметил, что для понимания романа надо знать традиции манги. Это так. Иные эпизоды (например, с наводнением, спасённым котёнком и роботом-собакой) иначе как рисованными невозможно увидеть. Да, по большому счёту, и всё остальное - слишком гротескное, чтобы представить его взаправду. Если считать роман комиксом, отпадёт масса вопросов. Проблема в том, что здесь нет наглядности комикса. Иногда рассказчица столь взволнована или скупа на слова, что приходится не раз перечитывать, чтобы догадаться, что там у неё происходит. А всякие несообразности, выпирающие здесь и там, тонкие намёки на толстые обстоятельства, аберрации восприятия, игра слов? Это всё же литература и не самая простая. У неё и с жанром непросто, они, эти жанры, могут на странице по три раза смениться.
В центре истории гениальная девочка Надежда, которая не может или не хочет говорить и поэтому общается только с подругой Верой, которая нам всё и рассказывает. Не сразу, но скоро мы догадываемся, что Веру никто, кроме Надежды, не видит и не слышит и что она либо дух, либо придуманное альтер-эго (как сказал один критик, «интерфейс для общения с миром»).
В отличие от большинства одноклассников, Надежда живёт в семье. Семейным отношениям, в которых невидимая Вера принимает деятельное участие, уделено в романе немало места. Довольно скоро выясняется, что и Маманя, и Папаня, и Дедуня, и Дядун, все они - сотрудники с допусками, одни в немалых чинах, другие при больших пистолетах. А после мы узнаем в них знакомых персонажей из первой части, понимая вместе с тем, что Надежда и есть их следующий проект и, одновременно, последний шанс.
Надежда, похоже, японка - об этом проговаривается Маманя, за что получает втык от главы семьи, да ещё в одном эпизоде безрукий учёный Кужугет называет её «землячкой». (Кужугет, как мы подозреваем, тувинец. А настоящий Дивногорск стоит на Енисее как раз пониже Тувы. Романный Дивногорск совсем не похож на географический, хотя на его речке тоже есть плотина, конечно, не сравнимая с Енисейской. Регулярно на ней открываются шлюзы, и город затапливает короткое наводнение.) Так вот, японка её подруга или нет, но Вера всё время мечтает о фантастической Японии, про которую якобы слушает по радио завиральные передачи. «Японские необыкновения» изюминками вставлены в текст тут и там, но в полную силу эта тема развернётся только в самом конце. А ещё у несуществующей Веры есть выдуманная старшая сестра, с которой можно поговорить о Японии. Да, вот так там всё сложно.
Приключения подружек - это такой «витя малеев в школе и дома» (как выразился по другому поводу рецензент премии «Новые горизонты»), на задворках у которого происходит шпионский роман. Надежда с Верой гуляют по городу, рассматривают витрины, берут, не заплатив, яблоки в магазине, а за их спинами (как в «Высоком блондине в чёрном ботинке») оттаптывают друг другу ноги агенты. Правда, временами жизнь школьницы Надежды вдруг срывается в мутный кошмар, который Вера понять не в состоянии, но читатель, наученный первой частью, почти всё понимает
«Все в нашем городе переживают метаморфоз. У кого-то он называется лепрой. У кого-то созреванием». В этих фразах, прозвучавших в третьей части романа, сформулирована нехитрая программа, под которую подстроен образный ряд. С одной стороны - запущенный, разрушающийся город с увечными учёными и нервными спецслужбистами, с другой - впадающие в слабоумие, сопливые и мычащие интернатские дети. В первом случае это символ потерпевшего поражение уходящего мира, в другом - будущее в стадии окукливания, перед тем как породить нечто принципиально иное. Насилие и вивисекция проигрывают недержанию и мастурбации. В таких образах видит автор подготовку эволюционного скачка.
В четвёртой части даётся форсаж - с хоррором, порнографией, убийствами и срыванием масок. В анамнезе саморазоблачившегося спецагента-гермафродита, вступившего с нашей героиней в связь, стоит среди прочего и такое: «Всё это казалось мрачной фантастикой, антиутопией, и никак не стыковалось с полетами в космос, Братской ГЭС, бригадами коммунистического труда, комсомолом, Майей Кристалинской…». Вот! Наилучшее определение главного посыла романа.
Автор родился в 1969 году, и с тем временем у него явно какие-то счёты. Даром, что военная и послевоенная история в описываемом мире шла по-другому, эстетика тамошней «оттепели» от нашей не отличается.
В том, что касается атмосферы 60-х, Савеличев справляется превосходно. К примеру, на трёх страничках, отведённых посещению молодёжного кафе, он даёт исчерпывающий конспект киношных представлений о том времени, после чего немедленно погружает персонажей и читателя в ад советских докторов менгеле. У него уже в первой части цитировали «Девять дней одного года» - в японском бункере, рядом с подопытной девочкой. И в целом, ход очевидный. Совместить «Мёртвый сезон» и «Ошибку резидента» с «Экспериментом доктора Абста» (все эти фильмы вышли за год до рождения автора, т.е. он появился на свет на волне шпионского бума) кажется мыслью, лежащей на поверхности. Зато поместить их в контекст фильма «Июльский дождь» не всякий бы догадался. Даже детали, вроде убийцы Дятлова, что косит под туриста с гитарой, иллюстрируя происходящее цитатами из бардовских песен, - выдают личное отношение. Зачем понадобилось выворачивать «оттепель» наизнанку - праздный вопрос. Но получилось эффектно. («Только Роберт. Только Рожденственский.» - «А где ты работаешь?» - «В ящике. Детей режу ради светлого будущего. Ха-ха-ха.» Такого диалога в романе нет, но он подразумевается).
Когда же отгремят выстрелы и шпионский сюжет придёт к разрешению, начинается чистая психоделика. Пятая и шестая части романа - один сплошной трип, поначалу сохраняющий какие-то привязки к романной реальности, но скоро полностью переходящий в область снов. Последние две части - не сюжетная проза, а бормотание под гипнозом. Или поэма, ради которой только и стоило затевать все эти секретно-патронажные эволюции. Японские необыкновения из каждого столба, токийская башня, извержение Фудзи-сан, огни ханаби, безумное соитие, прожитая в бреду жизнь и, наконец, в шестой части, воссоединение лучших в потустороннем Токио. Ну, ещё космонавт Леонов и мгновенное терраформирование Марса - под занавес.
«Это научная фантастика, здесь думать надо» - важно высказался о книге упомянутый уже здесь издатель. Согласиться с ним трудно. Хотя персонажи романа обмениваются время от времени наукообразной абракадаброй или выдают философические сентенции и даже целые лекции, как Сергей Петрович Капица, посрамлённый девочкой Надей, всё равно - ничего специально учёного в книге в общем-то нет. Ну не резонансы же Шумана, не трансперсональный ведь движок, не смешите. Единственной представленной здесь внятной идее - о неумолимости эволюции и грядущем поколении, что сметёт прежних людей с лица Земли - сто лет в обед. Где она только не обыгрывалась - от «Гадких лебедей» до недавнего хоррора про зубастых малюток с грибами в мозгах. Никакого рассудочного развития эта тема не получает, превращаясь под конец в ненужное обоснование для череды красочных галлюцинаций. Идеи интересуют Михаила Савеличева в последнюю очередь. Он всего лишь рассказывает жуткую сказку, в которую мы вольны вкладывать любой смысл. Ему важнее его фантазии, пусть даже научно-фантастические иногда. Фантазии эти живые, трогательные, и бог с ней, с эволюцией, пусть шпионы про неё рассуждают, про бамбуковые небоскрёбы куда интереснее. Что он хотел сказать этими небоскрёбами и яблонями на Марсе? Да ничего. Просто это красиво.
Нет, я мог бы пуститься в рассуждения, что, мол, показать невообразимое для человека можно лишь так, в странных образах приснившегося рая, заоблачной страны Японии, полной чудес. Но зачем? Уверен, что автор не ставил себе задач что-то там показать специально. Ему всё это приснилось, а если есть на то талант, так почему бы не транслировать свои сновидения? Девочки хороши (посмотрите на обложку, художник фишку сечёт). А всякие шпионы, вивисекции и динозавры с землеройками - всего лишь рамка, багет.