Ноги
Сцена первая. Ноги.
Нет, не ноги, а нооооооги - такие длинные. Даже не так, а вот так нООООООги. Такие длинные и полные силы, настолько прекрасные, что даже Хомяк, которого чужие женские ноги вообще волновать не должны, и тот восхитился этой нездешней красотой.
Если бы она снималась в кино, то спасла бы любой самый провальный сценарий. Она могла бы даже не говорить ничего, просто ходить туда или сюда, иногда присаживаясь на заботливо пододвинутый стул. И все: кассовый успех фильму обеспечен, а главным злодеем, разумеется, был бы тот подозрительный тип, который стул пододвинул. Ух, как бы его ненавидела мужская половина зрительного зала!
Если бы она выступала на олимпиаде, то взяла бы золото на всех дистанциях и во всех дисциплинах, а ее соперницы тихо бы пили в углу валерьянку, за неумеренное употребление которой и были бы в итоге дисквалифицированы.
Если бы она играла в футбол, то футбол бы по-быстрому отменили во всем мире, чтобы только она не портила ноги.
Если бы она рожала в тайге, МЧС Якутии в полном составе отгонял бы от этого места не только медведей, но и каждого гнуса, слепня и комара, а также военных, полицию и сотрудников МЧС других регионов, примчавшихся помогать на чужой территории.
Женщины с такими ногами не ездят в метро.
Она сидела на крайнем месте у двери и заботливо держала на коленках бывалый туристический рюкзак, который даже не пытался соответствовать ее короткому платью.
А напротив нее сидит дед. У деда тоже ноги, но одна не гнется и выставлена по диагонали в проход. Таким вот на потолке тоннеля метро странным образом провода сошлись, что сидят они напротив друг друга и думают каждый о своем. Нездешняя нимфа чему-то улыбается и бережно придерживает длинными пальцами чумазый рюкзак. Дед с серьезным видом листает газету.
Проход между всеми перечисленными выше ногами остался совсем узкий, но это не особо кому-то мешает: час пик прошел и в вагоне относительно свободно. Пассажиры с детьми по причине каникул никуда не везут свое потомство, и по своим делам едут граждане пожилого возраста, сильно проспавшие Хомяки, курьеры, бездельники и туристы. Люди понемногу входят, совсем понемногу выходят, вагон приближается к центру и постепенно наполняется.
Сцена следующая. Про людей.
К очередной станции в вагоне осталось незанятым только одно сидячее место, к которому с двух сторон двинулись две дамы. Та дама, которая из двоих моложе, была ближе к цели и стремительней, поэтому вторая остановилась на полпути, но заметного неудовольствия не проявила. Впрочем, дама помоложе уже заметила вторую и позвала ее сесть.
Тут Хомяк умилился. В это время со скамейки напротив встал молодой человек в шлепанцах и пригласил сесть первую даму. Хомяк умилился еще больше и вообще почувствовал ощутимый подъем настроения, которое и без того плохим не было. Сидел и как дурак улыбался еще пару станций, а меж тем все сидячие места были заняты, хотя центр пока впереди.
Сцена заключительная. Она.
Столько всяких слов было написано по этому поводу, что только в самой глухой памирской деревне, куда согласно древнему запрету, высеченному на цельном куске метеорита и закопанному в полночь под самым большим камнем, никогда не проведут Интернет, пожилые леди не знают, что наверное не надо им ездить в московском метро в часы пик без особой необходимости.
Но таким уж замысловатым образом скручиваются иногда провода на потолке тоннеля, что и в остальное время свободное место для пожилой леди может не найтись. Так и получилось в этот раз. Предыдущий поезд высадил пассажиров на платформе и убежал в депо, и таким образом в нашем составе время снова стало часом пик.
Слегка раздраженные пассажиры, которые только что были выброшены в жестокий мир со своих уютных местечек, наполнили наш вагон. Она вошла тоже, заранее недовольная, и встала неподалеку от входа, там, где ноги. Встала очень неудачно в том самом месте, где между девушкой из ниотсюда и дедом все еще можно было пройти.
Слегка раздраженные пассажиры хотели пройти в середину вагона. Между ними и серединой вагона были Она и ноги, и когда пассажиры в эту самую середину все-таки прошли, Она была уже вне себя. Не понимая, почему ее все толкают, Она развернулась и уставилась на дедову прямую ногу.
- А ну убирай! - Завопила Она и, не дожидаясь реакции, пнула деда по ноге.
- А больше ничего не нужно? - На удивление спокойно переспросил дед.
Тут бабка поняла, что сделала чего-то не того. Чтобы как-то сгладить ситуацию, она перенесла свое внимание на “паренька” рядом с дедом.
- Место уступай! - властно потребовала Она. Не пнула, правда. И на том спасибо.
Тут Хомяк, конечно, сам идьёт. Еще когда Она повернулась к деду, было понятно, что бабка старая весьма, жопу можно было и поднять. Но действие развивалось стремительно, а Она вела себя так необычно, что Хомяк опешил и растерялся. Не растерялась только первая дама из предыдущей сцены, которая уже стояла и приглашала Ее сесть.
- Вам уже уступили, - только и осталось прошипеть Хомяку.
Так и сидел почти до конца поездки между ними. Выходя из вагона, Она усиленно хромала и делала вид, что ни деда, ни Хомяка на свете не существует. Дед, впрочем, никаких извинений и не ждал, похоже. На следующей станции встал на свою негнущуюся ногу и бодро зашагал по своим делам.
Оставшуюся остановку Хомяк смотрел на ту девушку, у которой ноги и размышлял о том, требовала ли Она от нее место и в каких выражениях. Но девушка все также бережно держала рюкзак и была мыслями где-то в другом месте. Ну и правильно. Женщины с такими ногами просто не могут ездить в метро.
Нет, не ноги, а нооооооги - такие длинные. Даже не так, а вот так нООООООги. Такие длинные и полные силы, настолько прекрасные, что даже Хомяк, которого чужие женские ноги вообще волновать не должны, и тот восхитился этой нездешней красотой.
Если бы она снималась в кино, то спасла бы любой самый провальный сценарий. Она могла бы даже не говорить ничего, просто ходить туда или сюда, иногда присаживаясь на заботливо пододвинутый стул. И все: кассовый успех фильму обеспечен, а главным злодеем, разумеется, был бы тот подозрительный тип, который стул пододвинул. Ух, как бы его ненавидела мужская половина зрительного зала!
Если бы она выступала на олимпиаде, то взяла бы золото на всех дистанциях и во всех дисциплинах, а ее соперницы тихо бы пили в углу валерьянку, за неумеренное употребление которой и были бы в итоге дисквалифицированы.
Если бы она играла в футбол, то футбол бы по-быстрому отменили во всем мире, чтобы только она не портила ноги.
Если бы она рожала в тайге, МЧС Якутии в полном составе отгонял бы от этого места не только медведей, но и каждого гнуса, слепня и комара, а также военных, полицию и сотрудников МЧС других регионов, примчавшихся помогать на чужой территории.
Женщины с такими ногами не ездят в метро.
Она сидела на крайнем месте у двери и заботливо держала на коленках бывалый туристический рюкзак, который даже не пытался соответствовать ее короткому платью.
А напротив нее сидит дед. У деда тоже ноги, но одна не гнется и выставлена по диагонали в проход. Таким вот на потолке тоннеля метро странным образом провода сошлись, что сидят они напротив друг друга и думают каждый о своем. Нездешняя нимфа чему-то улыбается и бережно придерживает длинными пальцами чумазый рюкзак. Дед с серьезным видом листает газету.
Проход между всеми перечисленными выше ногами остался совсем узкий, но это не особо кому-то мешает: час пик прошел и в вагоне относительно свободно. Пассажиры с детьми по причине каникул никуда не везут свое потомство, и по своим делам едут граждане пожилого возраста, сильно проспавшие Хомяки, курьеры, бездельники и туристы. Люди понемногу входят, совсем понемногу выходят, вагон приближается к центру и постепенно наполняется.
Сцена следующая. Про людей.
К очередной станции в вагоне осталось незанятым только одно сидячее место, к которому с двух сторон двинулись две дамы. Та дама, которая из двоих моложе, была ближе к цели и стремительней, поэтому вторая остановилась на полпути, но заметного неудовольствия не проявила. Впрочем, дама помоложе уже заметила вторую и позвала ее сесть.
Тут Хомяк умилился. В это время со скамейки напротив встал молодой человек в шлепанцах и пригласил сесть первую даму. Хомяк умилился еще больше и вообще почувствовал ощутимый подъем настроения, которое и без того плохим не было. Сидел и как дурак улыбался еще пару станций, а меж тем все сидячие места были заняты, хотя центр пока впереди.
Сцена заключительная. Она.
Столько всяких слов было написано по этому поводу, что только в самой глухой памирской деревне, куда согласно древнему запрету, высеченному на цельном куске метеорита и закопанному в полночь под самым большим камнем, никогда не проведут Интернет, пожилые леди не знают, что наверное не надо им ездить в московском метро в часы пик без особой необходимости.
Но таким уж замысловатым образом скручиваются иногда провода на потолке тоннеля, что и в остальное время свободное место для пожилой леди может не найтись. Так и получилось в этот раз. Предыдущий поезд высадил пассажиров на платформе и убежал в депо, и таким образом в нашем составе время снова стало часом пик.
Слегка раздраженные пассажиры, которые только что были выброшены в жестокий мир со своих уютных местечек, наполнили наш вагон. Она вошла тоже, заранее недовольная, и встала неподалеку от входа, там, где ноги. Встала очень неудачно в том самом месте, где между девушкой из ниотсюда и дедом все еще можно было пройти.
Слегка раздраженные пассажиры хотели пройти в середину вагона. Между ними и серединой вагона были Она и ноги, и когда пассажиры в эту самую середину все-таки прошли, Она была уже вне себя. Не понимая, почему ее все толкают, Она развернулась и уставилась на дедову прямую ногу.
- А ну убирай! - Завопила Она и, не дожидаясь реакции, пнула деда по ноге.
- А больше ничего не нужно? - На удивление спокойно переспросил дед.
Тут бабка поняла, что сделала чего-то не того. Чтобы как-то сгладить ситуацию, она перенесла свое внимание на “паренька” рядом с дедом.
- Место уступай! - властно потребовала Она. Не пнула, правда. И на том спасибо.
Тут Хомяк, конечно, сам идьёт. Еще когда Она повернулась к деду, было понятно, что бабка старая весьма, жопу можно было и поднять. Но действие развивалось стремительно, а Она вела себя так необычно, что Хомяк опешил и растерялся. Не растерялась только первая дама из предыдущей сцены, которая уже стояла и приглашала Ее сесть.
- Вам уже уступили, - только и осталось прошипеть Хомяку.
Так и сидел почти до конца поездки между ними. Выходя из вагона, Она усиленно хромала и делала вид, что ни деда, ни Хомяка на свете не существует. Дед, впрочем, никаких извинений и не ждал, похоже. На следующей станции встал на свою негнущуюся ногу и бодро зашагал по своим делам.
Оставшуюся остановку Хомяк смотрел на ту девушку, у которой ноги и размышлял о том, требовала ли Она от нее место и в каких выражениях. Но девушка все также бережно держала рюкзак и была мыслями где-то в другом месте. Ну и правильно. Женщины с такими ногами просто не могут ездить в метро.