Мы летали
Я постараюсь написать. Как мы с Л. истерически смеемся еще не сев в самолет, уже на ходу придумывая новых ‘персонажей’. Как волнительно лететь с кем-то в самый первый раз. Говоришь: Вот сейчас, будет это чувство … взлета, и у самой неизбежно замирает внутри. А Л. сидит себе спокойненько, только макушку головы видно выглядывающей и краешек иллюминатора. Cжимаешь крестик в руке и...прижимаешься к облакам, становишься одной большой летящей субстанцией из воздуха и света.
Выходишь из самолета, вдыхаешь лето и пропадаешь…
Падаешь в другой воздух, тыкаешься в него носом как в подушку безопасности. И если сначала выходя на балкон слегка кружится голова, то потом воздух сам набирается в легкие и заставляет все мое измотанное нутро дышать полной грудью.
Л. каждое утро бодро вопрошает: Ну что завтрак на залитой солнцем террасе? И я смеюсь в ответ. Счастье. Счастье надеть свое лучшее платье, каблуки и плевать, что это ни для кого-то особенного. Иногда очень важно быть принцессой. Просто так.
Я отвыкшая от солнца придаю ему особое значение. Оно освещает людей, делает их видимыми.
У моей Ц. есть особый человеческий талант. Именно человеческий - она обладает внутренней добротой, позволяющей видеть в каждом человеке что-то необычное.
Многие люди и я в их числе, воспринимают человека ‘целиком’, в комплексе - такая упаковка, в которую завернут каждый. Смотришь на кого-то и твое подсознание либо отталкивает, либо считает гармоничным. Меня всегда поражало как Ц. бросив короткий взгляд на человека может сказать: Надо же, какая необычная форма бровей. Иногда доходит до смешного, ‘какие аккуратные икры’ или ‘изящные запястья’. Я смеюсь, иронизирую, а потом присматриваюсь - и правда.
Такое детальное рассмотрение пусть даже внешнего вида скользит не по поверхности, а заныривает куда глубже, делая людей интереснее. ‘Глаза у всех красивые’ - хмыкает Ц. и я задумываюсь: Ведь правда. У всех.
В каждом есть история, не всегда наизнанку. Никогда наизнанку. Важно присматриваться. И не рубить с плеча. Под солнцем я старалась этому научиться. И даже немного получалось.
Небо преследовало нас даже на суше. Если меня спросить о профессии ‘борт-проводник’ я теперь смогу с гордостью поведать все, что знаю. Всех наших новых знакомых я представляла в форме, разносящими еду на высоте в сколько-то там метров и жмурилась … потому что вот они сидят рядом и я вижу просто людей, которым через час вполне возможно позвонят и скажут лететь в холодный Екатеринбург. Но в тот же вечер они снова рядом - словно и не мотались туда-обратно, и не испытывали это щемящее чувство взлета и посадки. Для них уже ставшее вполне привычным.
Ночью мы мчимся в ‘Дубаи’ и там ‘We are beautiful like diamonds in the sky’. А затем классика моего лично жанра где я закрываю дверь так, что ее нельзя открыть. И стою сгорая от стыда, пока ее пытаются выломать. А потом парень прыгает, ломая потолок (благо обвесной) и устало качает головой, смотря на меня, как на совсем безнадежную. Эй, я ведь ему даже не рассказала и части своих историй, бывало и похуже. Я не знаю что чувствовать - ужас или эйфорию, что меня только что спасли от самой себя. Абсурдно, но в момент когда кто-то прыгает, ломая потолок - немножко страшно, но круто, потому что совсем как в кино.
Мы с Л. кино изрядно пересмотрели, но мне нравится часами лежать под солнышком, сгорая от смеха (мышцы живота до сих пор болят) и играя в нам только понятные игры. Прозвища есть у всех, я лежу и думаю, а лил сис говорит вслух и заканчивает мысль. Мы пишем себе план ‘минимум’, в котором идеи похуже чем в дурдоме, но кого это волнует, наша отговорка - мы на отдыхе. На отдыхе где меня называют ласково ‘teacher’ и консультируются по-английскому, где мы с Л. Не пьянеем ни от одного коктейля, но вполне себе пьянеем от сумасшествия в наших буйных головах. Где у меня нет возможности пустить слезу, читая свою грустную книженцию, потому что Л. тут же делает любую грусть легкой. Где мы мчимся по этой пустыне, вцепившись в сидения и устало переглядываемся. Сюрреалистичность момента и незнакомые, но довольно теплые огоньки повсюду.
Я постаралась написать, но … у меня не получилось. Потому что такие вещи хороши когда происходят. Но пусть будет этот неудачной пост об очень удачной и теплой поездке. Перечитывая такое, я улыбаюсь.
Выходишь из самолета, вдыхаешь лето и пропадаешь…
Падаешь в другой воздух, тыкаешься в него носом как в подушку безопасности. И если сначала выходя на балкон слегка кружится голова, то потом воздух сам набирается в легкие и заставляет все мое измотанное нутро дышать полной грудью.
Л. каждое утро бодро вопрошает: Ну что завтрак на залитой солнцем террасе? И я смеюсь в ответ. Счастье. Счастье надеть свое лучшее платье, каблуки и плевать, что это ни для кого-то особенного. Иногда очень важно быть принцессой. Просто так.
Я отвыкшая от солнца придаю ему особое значение. Оно освещает людей, делает их видимыми.
У моей Ц. есть особый человеческий талант. Именно человеческий - она обладает внутренней добротой, позволяющей видеть в каждом человеке что-то необычное.
Многие люди и я в их числе, воспринимают человека ‘целиком’, в комплексе - такая упаковка, в которую завернут каждый. Смотришь на кого-то и твое подсознание либо отталкивает, либо считает гармоничным. Меня всегда поражало как Ц. бросив короткий взгляд на человека может сказать: Надо же, какая необычная форма бровей. Иногда доходит до смешного, ‘какие аккуратные икры’ или ‘изящные запястья’. Я смеюсь, иронизирую, а потом присматриваюсь - и правда.
Такое детальное рассмотрение пусть даже внешнего вида скользит не по поверхности, а заныривает куда глубже, делая людей интереснее. ‘Глаза у всех красивые’ - хмыкает Ц. и я задумываюсь: Ведь правда. У всех.
В каждом есть история, не всегда наизнанку. Никогда наизнанку. Важно присматриваться. И не рубить с плеча. Под солнцем я старалась этому научиться. И даже немного получалось.
Небо преследовало нас даже на суше. Если меня спросить о профессии ‘борт-проводник’ я теперь смогу с гордостью поведать все, что знаю. Всех наших новых знакомых я представляла в форме, разносящими еду на высоте в сколько-то там метров и жмурилась … потому что вот они сидят рядом и я вижу просто людей, которым через час вполне возможно позвонят и скажут лететь в холодный Екатеринбург. Но в тот же вечер они снова рядом - словно и не мотались туда-обратно, и не испытывали это щемящее чувство взлета и посадки. Для них уже ставшее вполне привычным.
Ночью мы мчимся в ‘Дубаи’ и там ‘We are beautiful like diamonds in the sky’. А затем классика моего лично жанра где я закрываю дверь так, что ее нельзя открыть. И стою сгорая от стыда, пока ее пытаются выломать. А потом парень прыгает, ломая потолок (благо обвесной) и устало качает головой, смотря на меня, как на совсем безнадежную. Эй, я ведь ему даже не рассказала и части своих историй, бывало и похуже. Я не знаю что чувствовать - ужас или эйфорию, что меня только что спасли от самой себя. Абсурдно, но в момент когда кто-то прыгает, ломая потолок - немножко страшно, но круто, потому что совсем как в кино.
Мы с Л. кино изрядно пересмотрели, но мне нравится часами лежать под солнышком, сгорая от смеха (мышцы живота до сих пор болят) и играя в нам только понятные игры. Прозвища есть у всех, я лежу и думаю, а лил сис говорит вслух и заканчивает мысль. Мы пишем себе план ‘минимум’, в котором идеи похуже чем в дурдоме, но кого это волнует, наша отговорка - мы на отдыхе. На отдыхе где меня называют ласково ‘teacher’ и консультируются по-английскому, где мы с Л. Не пьянеем ни от одного коктейля, но вполне себе пьянеем от сумасшествия в наших буйных головах. Где у меня нет возможности пустить слезу, читая свою грустную книженцию, потому что Л. тут же делает любую грусть легкой. Где мы мчимся по этой пустыне, вцепившись в сидения и устало переглядываемся. Сюрреалистичность момента и незнакомые, но довольно теплые огоньки повсюду.
Я постаралась написать, но … у меня не получилось. Потому что такие вещи хороши когда происходят. Но пусть будет этот неудачной пост об очень удачной и теплой поездке. Перечитывая такое, я улыбаюсь.