Графоманские потуги

Nov 24, 2006 09:49


История трусости и предательства.

Говорят, что нужна всего лишь минута, чтобы найти особенного человека. Час, чтобы оценить его. День, чтобы полюбить.
Но потом не хватит и целой жизни, чтобы навсегда позабыть его.

Хочешь, я расскажу тебе одну маленькую историю?

…Дверь, наконец, открыли. Мать, ворчливо сделала замечание о том, что звонок разбудил всех вокруг, а он, продолжая переживать, не превышен ли лимит времени, справился, который час. Вода лилась с него ручьем. Без четверти двенадцать, успел! Он мило улыбнулся, дабы сильнее сгладить свою вину, и пожелал матери спокойной ночи. Не спеша, он снял до шнурков промокшие ботинки, и снова погрузившись в мысли, скрылся в одинокой темноте своей маленькой уютной комнаты.

В этот вечер, впрочем, как и всегда, улыбку изображало не его лицо, а маска, которую он успел надеть, досчитывая последние ступеньки до своей двери. Нет, то была не маска лицедея, (хотя кто-то скажет, что по жизни ему приходилось им быть), то была маска любящего сына и брата, который знал, что по ту сторону двери жили самые близкие ему люди.

Третий час как беспрестанно лил дождь. В этот вечер он успел тысячу раз поблагодарить небеса за это заурядное явление природы. Когда проходил мимо до боли знакомых окон первого этажа, скрывавших за собой Причину его душевной болезни. Когда, еще чуть ранее, шел по двору, теперь так же без спросу теснящегося в его памяти, бессовестно напоминая обо всем, что было. Благодарил, когда с сожалением и досадой, обнаружил, что магазинчик уже давно закрыт, и некому сказать здравствуй, сдержав свое обещание, и прощай. Благодарил, когда шел по длинной дороге, освещаемой уличными фонарями, не замечая ни спешащих прочь от ненастья прохожих, ни глупых луж, ни с ревом проносившихся автомобилей, ни их беспощадно слепящих фар. И еще много раз - только за одно, что сквозь эти капли бесконечного дождя, стекавших с его длинной челки на лицо, нельзя было разглядеть слез. За то, что можно было плакать без оправданий просто потому, что этого хотело сердце.

Наверное, тогда, там, на мосту, под удары молний и раскаты грома, большая река услышала его беспокойное сердце. Где-то высоко над собой, сильная и свободная, всегда равнодушная к земной суете, услышала она его жалобный стон. О, как безумно велико в ту самую минуту было желание исправить эту вселенскую несправедливость и поменяться с ней местами, или хотя бы присоединиться к ней в ее неблизком путешествии.

Недвижимый стоял он, глядя вслед разбегающихся волн, которые повторяли какой-то сложный орнамент. И напрасно пытался он распознать в его узорах тайное послание, будто предостерегающее его от чего-то. В том молчаливом диалоге он разглядел в ней друга, куда более бесстрашного, верного и терпеливого, чем тот, Кто по рождению обладал правом ходить по земле и называться человеком.

Вдруг в голове всплыли воспоминания последних месяцев, любимых и ненавистных ему одновременно. Один за другим выпускал он их, словно кораблики, провожал глазами и смотрел, как уносила их бурная река, веря, что рано или поздно, они выйдут в открытое море. А там, в один из закатных вечеров, сидя на берегу, в свете заходящего солнца их увидит тот, Кто также нерешительно, но искренне, помогал их когда-то мастерить.

Холодный ветер безжалостно бил в спину. Он точно подталкивал совершить то, на что никогда не хватает смелости; мчался дальше, подхватывая печальную мелодию его пораненного сердца, и уносил ее к небу, приближая давно затаившуюся грозу, что ждала разрешения исполнить свою симфонию.

А еще, он боялся, что все это когда-нибудь пройдет: и мысли, и чувства, и боль, и дождь, и время. Но это потом, а пока, ему надо было одно - опять остаться в живых.

Он мило улыбнулся матери, попросив ее не волноваться, что бы ни случилось, и выскочил из дому, бесшумно захлопнув за собой дверь. Он уносился прочь, куда-нибудь подальше, хотя бы на короткий миг, (а может быть навсегда), не в силах больше выдерживать наедине с собой разрывающих его на части чувств в этих угрюмых четырех стенах. С решительным обыкновением, он сбросил с себя маску, стремительно пролетев два лестничных проема. Нет, то была ни маска лицедея…

Лето, 2002

sad, love, lonely

Next post
Up