Межлагерье
Олежка вернулся домой на пересменок. И едва ли не первым делом сообщил, что у него теперь есть девушка. Ксюшей зовут. Фамилия неизвестна.
Во как! А я уж думал - никогда-никогда! Бедный мальчик так и погибнет в полном одиночестве... С тех пор, как в середине марта он рассорился с очередной "своей девушкой", чего-то у него все не клеилось. Вот уж вроде и деньги на шоколадки выпрашивал, но... не получалось.
И ребенок страдал. И пел заунывную ритуальную песню "Ай-нэ-нэ, меня никто не любит!". В последний раз (незадолго до отъезда в лагерь) добавил: "Ну, кроме тебя". И сказано это было даже с некоторой обидой. Типа: "Мам-пап, ну при чем тут вы?!! Вот если б меня кто-нибудь полюбил...". (Врать не стану, мне такая интонация очень даже понравилась.)
Я, как мог, пытался поднять ребенкину самооценку. Рассказал, например, что регистраторша в поликлинике, взглянув на фото в Олежкином паспорте, сказала (вроде бы искренне): "Какой у вас красивый мальчик!". Но Олег сделал вид, что мнение "старых женщин" его не интересует.
И вот - свершилось!..
- Это та девочка, с который ты обнимался возле автобуса? - наивно поинтересовался я.
- Не-е-ет, - поморщился подросток. Это была всего лишь подруга, а с Ксюшей он попрощался вчера (надеюсь, ничего предосудительного во время прощания не случилось!).
- Теперь мы два дня не увидимся... - вздохнул Олежка (я чуть не прослезился). И, разумеется, по возвращении домой, тут же залез "В контакт", чтобы поболтать с обожаемой Ксенией.
* * *
Вечером я, как обычно, поцеловал парня в макушку и пожелал ему спокойной ночи. А ребенок в это время (извините) снимал штаны. И тут я увидел на щиколотках у Олежки странные полосы. Словно его веревкой связывали, за ноги поднимали, и на ногах остались синяки...
- Это что за полосы?- спросил я (и да, я забеспокоился!).
- А-а-а... - махнуло рукой чадо, - от носков осталось. От резинок.
И тут я подумал... Нет, подумать я не успел. Это было совершенно инстинктивное действие. Условный рефлекс. Ну, как опытный стрелок, не думая, разбирает и собирает автомат.
Я лизнул языком палец. Провел по синяку. И "синяк" размазался. А потом я поднял Олежкину ногу и взглянул на ступню...
Все-таки чего-то я не понимаю в подростках! Полчаса он валялся в ванне. Истратил всю горячую воду из водогрея. Оставил на смесителе мокрую (я проверял!) мочалку. А ноги помыть забыл?!!
- Так, Олежка, иди домывайся, - сказал я.
- Ну, за-а-автра...
Но я был тверд. Я сказал, что, конечно, можно и завтра, но в этом случае ребенку придется спать на полу, потому как на чистый диван я его с грязными ногами не пущу.
- Пипец! - возмутился Олежка. Но домываться пошел. (Дрессура, однако!)
Во как! А я уж думал - никогда-никогда! Бедный мальчик так и погибнет в полном одиночестве... С тех пор, как в середине марта он рассорился с очередной "своей девушкой", чего-то у него все не клеилось. Вот уж вроде и деньги на шоколадки выпрашивал, но... не получалось.
И ребенок страдал. И пел заунывную ритуальную песню "Ай-нэ-нэ, меня никто не любит!". В последний раз (незадолго до отъезда в лагерь) добавил: "Ну, кроме тебя". И сказано это было даже с некоторой обидой. Типа: "Мам-пап, ну при чем тут вы?!! Вот если б меня кто-нибудь полюбил...". (Врать не стану, мне такая интонация очень даже понравилась.)
Я, как мог, пытался поднять ребенкину самооценку. Рассказал, например, что регистраторша в поликлинике, взглянув на фото в Олежкином паспорте, сказала (вроде бы искренне): "Какой у вас красивый мальчик!". Но Олег сделал вид, что мнение "старых женщин" его не интересует.
И вот - свершилось!..
- Это та девочка, с который ты обнимался возле автобуса? - наивно поинтересовался я.
- Не-е-ет, - поморщился подросток. Это была всего лишь подруга, а с Ксюшей он попрощался вчера (надеюсь, ничего предосудительного во время прощания не случилось!).
- Теперь мы два дня не увидимся... - вздохнул Олежка (я чуть не прослезился). И, разумеется, по возвращении домой, тут же залез "В контакт", чтобы поболтать с обожаемой Ксенией.
* * *
Вечером я, как обычно, поцеловал парня в макушку и пожелал ему спокойной ночи. А ребенок в это время (извините) снимал штаны. И тут я увидел на щиколотках у Олежки странные полосы. Словно его веревкой связывали, за ноги поднимали, и на ногах остались синяки...
- Это что за полосы?- спросил я (и да, я забеспокоился!).
- А-а-а... - махнуло рукой чадо, - от носков осталось. От резинок.
И тут я подумал... Нет, подумать я не успел. Это было совершенно инстинктивное действие. Условный рефлекс. Ну, как опытный стрелок, не думая, разбирает и собирает автомат.
Я лизнул языком палец. Провел по синяку. И "синяк" размазался. А потом я поднял Олежкину ногу и взглянул на ступню...
Все-таки чего-то я не понимаю в подростках! Полчаса он валялся в ванне. Истратил всю горячую воду из водогрея. Оставил на смесителе мокрую (я проверял!) мочалку. А ноги помыть забыл?!!
- Так, Олежка, иди домывайся, - сказал я.
- Ну, за-а-автра...
Но я был тверд. Я сказал, что, конечно, можно и завтра, но в этом случае ребенку придется спать на полу, потому как на чистый диван я его с грязными ногами не пущу.
- Пипец! - возмутился Олежка. Но домываться пошел. (Дрессура, однако!)