ГДР
К выходу сериала "ГДР" автор пишет, что никогда не видел эту страну, хотя и прожил большую часть сознательной жизни в Берлине. У меня же воспоминания о ГДР, как о сказочном месте, где рядом с островком советской жизни военного городка раскинулись немецкие города и веси. С тех пор ко всему западному у меня именно такое отношение, что хорошо ходить в гости, но далеко не забираться. Чтобы всегда иметь возможность вернуться к любимым лесам, где русские солдаты поприветствуют и даже привлекут к какому-нибудь полезному делу, от чего все малыши были в полном восторге.
Дмитрий Петровский. Время, из которого так хотели сбежать, которое так торопились захлопнуть тогда, сегодня превратилось в заповедник теплой, ламповой ностальгии, куда уже не первый режиссер возвращается, чтобы переосмыслить и пересобрать его по-своему.
Я прожил в Берлине большую часть моей сознательной жизни, но я никогда не видел ГДР - а только то, что выросло на её обломках. Но я жил в восточной части Берлина, я пил чай в кофейнях, сделанных "под то время" и даже покупал на барахолках лампы, столы и стулья той эпохи, чтобы придать своей квартире налёт стильной богемности. Я не был в этом одинок - куча людей, моего возраста и моложе, тоже пытались воссоздать в своих жилищах страну, в которой они никогда не бывали.
То, что когда-то считалось серым и скучным, сегодня продается как стильный северный минимализм, Берлин - столица индастриала, его шлюзы и ЛЭПы и из 21-го века смотрятся почти стимпанком. На саундтреке - электроника, жужжащие синтезаторные тембры той эпохи, когда в немецкой столице жили Игги Поп и Дэвид Боуи."
Андрей Фурсов. Коммунизм - это промышленное, индустриальное, в лучшем случае - индустриально-аграрное общество. Тот факт, что в некоторых странах Азии, Африки и Латинской Америки комстрой исторически возник и развивался на аграрной, доиндустриальной основе, не меняет типологическую «модельную» суть дела. Без советского коммунизма, без СССР как военно-промышленного тыла (и центра мирового коммунистического движения и мировой коммунистической системы) аграрные, «доиндустриальные» коммунизмы не смогли бы существовать. Мировой коммунизм мог возникнуть, развиваться и противостоять капитализму («империализму») только на индустриальной основе, только находясь с ним в одной «военно-промышленной лиге». Быть аграрной, доиндустриальной могла себе позволить только коммунистическая периферия. Разумеется, индустриализация при коммунизме носит форсированный и ограниченный, «вэпэкашный» характер. Главная задача и принцип существования «исторического коммунизма» - отрицание капитализма, борьба с ним.
«Исторический коммунизм» - не просто современное, но массовое общество, что, конечно же, не является докапиталистической характеристикой. Другое дело, что, будучи массовым обществом, комстрой не стал обществом массового потребления, и в этом заключается одно из серьёзных его противоречий. Советская система, как заметил А.Л. Семёнов, умела «делать штучный товар, концентрироваться на отдельной задаче, добиваться определённой цели, заставлять мозги работать на себя. Но как только доходило до дела, где решающим звеном становился средний человек, то ничего не получалось. СССР впервые сломал зубы на массовой продукции - персональных компьютерах, автомобилях для каждого. Этот перечень можно продолжать». Прямо по И. Губерману:
Скука. Зависть. Одиночество.
Липкость вялого растления.
Потребительское общество
Без продуктов потребления.
Итак, коммунизм есть явление Капиталистической Системы и капиталистической эпохи; и если стадиально он, возможно, располагается не дальше от мира докапиталистических социумов, чем сам капитализм, т.е. является не столько «посткапитализмом», сколько «паракапитализмом».
Советское государство поглотило общество, а если говорить о «гражданском обществе», то его просто уничтожило. Но если государство уничтожает «гражданское общество», если оно поглощает общество в целом, то оно перестаёт быть государством, отмирает как государство и превращается в иную, анти- (и вне-) государственную форму власти. Что и произошло в обществах «исторического коммунизма». Сталин был прав, когда в «Вопросах ленинизма» писал, что в СССР государство отмирает не по мере и в результате постепенного ослабления его функций, как это предполагали относительно коммунистического общества Маркс и Энгельс, а путём его максимального усиления.
Есть ещё одно качественное отличие у того, что называют «идеологией» в коммунистических режимах, у «марксистско-ленинской идеологии» от идеологии. Идеология в строгом смысле этого слова, будь то консерватизм, либерализм или социализм, никогда не претендовала на монополию, на ВСЮ ИСТИНУ. И уж тем более она не претендовала на монопольное знание того, что есть справедливость. «Марксистско-ленинская идеология» претендовала на монопольное знание Истины и Справедливости в их нерасчленённости, хорошо передаваемой русским словом «правда». Монопольное обладание Абсолютной Истиной на основе того, что была осознана и понята Историческая Необходимость и оседланы Законы Истории, соответствовало монопольному обладанию Властью вообще. Это уже не идеология и не религия, а отрицание и той и другой в рамках такой целостности, где устраняется, исчезает различие между властью и идеями, знанием; между базисом и надстройкой.
Дмитрий Петровский. Время, из которого так хотели сбежать, которое так торопились захлопнуть тогда, сегодня превратилось в заповедник теплой, ламповой ностальгии, куда уже не первый режиссер возвращается, чтобы переосмыслить и пересобрать его по-своему.
Я прожил в Берлине большую часть моей сознательной жизни, но я никогда не видел ГДР - а только то, что выросло на её обломках. Но я жил в восточной части Берлина, я пил чай в кофейнях, сделанных "под то время" и даже покупал на барахолках лампы, столы и стулья той эпохи, чтобы придать своей квартире налёт стильной богемности. Я не был в этом одинок - куча людей, моего возраста и моложе, тоже пытались воссоздать в своих жилищах страну, в которой они никогда не бывали.
То, что когда-то считалось серым и скучным, сегодня продается как стильный северный минимализм, Берлин - столица индастриала, его шлюзы и ЛЭПы и из 21-го века смотрятся почти стимпанком. На саундтреке - электроника, жужжащие синтезаторные тембры той эпохи, когда в немецкой столице жили Игги Поп и Дэвид Боуи."
Андрей Фурсов. Коммунизм - это промышленное, индустриальное, в лучшем случае - индустриально-аграрное общество. Тот факт, что в некоторых странах Азии, Африки и Латинской Америки комстрой исторически возник и развивался на аграрной, доиндустриальной основе, не меняет типологическую «модельную» суть дела. Без советского коммунизма, без СССР как военно-промышленного тыла (и центра мирового коммунистического движения и мировой коммунистической системы) аграрные, «доиндустриальные» коммунизмы не смогли бы существовать. Мировой коммунизм мог возникнуть, развиваться и противостоять капитализму («империализму») только на индустриальной основе, только находясь с ним в одной «военно-промышленной лиге». Быть аграрной, доиндустриальной могла себе позволить только коммунистическая периферия. Разумеется, индустриализация при коммунизме носит форсированный и ограниченный, «вэпэкашный» характер. Главная задача и принцип существования «исторического коммунизма» - отрицание капитализма, борьба с ним.
«Исторический коммунизм» - не просто современное, но массовое общество, что, конечно же, не является докапиталистической характеристикой. Другое дело, что, будучи массовым обществом, комстрой не стал обществом массового потребления, и в этом заключается одно из серьёзных его противоречий. Советская система, как заметил А.Л. Семёнов, умела «делать штучный товар, концентрироваться на отдельной задаче, добиваться определённой цели, заставлять мозги работать на себя. Но как только доходило до дела, где решающим звеном становился средний человек, то ничего не получалось. СССР впервые сломал зубы на массовой продукции - персональных компьютерах, автомобилях для каждого. Этот перечень можно продолжать». Прямо по И. Губерману:
Скука. Зависть. Одиночество.
Липкость вялого растления.
Потребительское общество
Без продуктов потребления.
Итак, коммунизм есть явление Капиталистической Системы и капиталистической эпохи; и если стадиально он, возможно, располагается не дальше от мира докапиталистических социумов, чем сам капитализм, т.е. является не столько «посткапитализмом», сколько «паракапитализмом».
Советское государство поглотило общество, а если говорить о «гражданском обществе», то его просто уничтожило. Но если государство уничтожает «гражданское общество», если оно поглощает общество в целом, то оно перестаёт быть государством, отмирает как государство и превращается в иную, анти- (и вне-) государственную форму власти. Что и произошло в обществах «исторического коммунизма». Сталин был прав, когда в «Вопросах ленинизма» писал, что в СССР государство отмирает не по мере и в результате постепенного ослабления его функций, как это предполагали относительно коммунистического общества Маркс и Энгельс, а путём его максимального усиления.
Есть ещё одно качественное отличие у того, что называют «идеологией» в коммунистических режимах, у «марксистско-ленинской идеологии» от идеологии. Идеология в строгом смысле этого слова, будь то консерватизм, либерализм или социализм, никогда не претендовала на монополию, на ВСЮ ИСТИНУ. И уж тем более она не претендовала на монопольное знание того, что есть справедливость. «Марксистско-ленинская идеология» претендовала на монопольное знание Истины и Справедливости в их нерасчленённости, хорошо передаваемой русским словом «правда». Монопольное обладание Абсолютной Истиной на основе того, что была осознана и понята Историческая Необходимость и оседланы Законы Истории, соответствовало монопольному обладанию Властью вообще. Это уже не идеология и не религия, а отрицание и той и другой в рамках такой целостности, где устраняется, исчезает различие между властью и идеями, знанием; между базисом и надстройкой.