Монополия на Революцию. Корни англосаксонского социал-дарвинизма
"Чтобы понять логику атлантизма, включая современный, достаточно рассмотреть наглядный пример - события 1830-х годов. С 1830 по 1841 годы рычаги мирового атлантизма фактически находились в руках Пальмерстона, который имел прозвище Palm (ПАМ) - Панатлантический маг. Будучи формально лишь министром иностранных дел при подставных премьер-министрах Грее и Мельбурне (человеке и австралийском городе), Пальмерстон фактически определял всю британскую геополитику в эти 11 лет (исключая очень короткий перерыв в 1834-35 годах, когда король Вильгельм IV последний раз в истории назначил премьера, а именно Веллингтона, вопреки воле парламента, но Пальмерстон снова взял своё и заткнул короля за пояс)." Максим Медоваров.
"Пальмерстон - прямой предтеча НАТО, и созданная им система опередила своё время, столкнувшись с некоторой незрелостью тогдашней ситуации на международной арене, её неготовностью к воплощению в жизнь до конца атлантистской программы. По этой причине она не была реализована до конца при жизни Пальмерстона (абсолютно доминировавшего на британской политической арене с 1827 года до своей смерти в 1865 году).
Чтобы понять логику, в которой атлантисты действуют до сих пор, лучше всего как раз посмотреть на геополитику Пальмерстона, поскольку она была намного более ярко выраженной, чем у его не всегда последовательных и блеклых преемников. Сегодня все обсуждают проблему Гайаны-Эсекибо, которую Венесуэла расхлёбывает от Пальмерстона до наших дней уже целых 192 года. Но ведь тогда это было не единичное событие, а продуманная стратегия, цепь однотипных событий.
Логика действий Пальмерстона и его прямых предшественников и преемников была проста и незамысловата, даже груба, её мог бы понять и школьник. Удивительно, что лишь немногие из лидеров других государств поняли её и осмелились противодействовать, большинство же было застигнуто врасплох.
Действия Панатлантического мага и Ко сводились к трём основным направлениям:
1. откалывание от всех крупных континентальных государств очень маленьких по территории, но невероятно выгодных морских портов с округой и превращение их в форпосты британской морской мощи в качестве марионеточных государств (и только если сильно повезёт - раздробление самих континентальных государств на части);
2. поддержка альянса либералов и левых с целью организации революционной деятельности и ведения гражданских войн против консерваторов (иными словами, экспорт революции);
3. всё это сопровождалось совершенно скотским отношением к собственному населению и постоянным ухудшением его уровня жизни. Парадоксально, атлантизм всегда работает для выгоды узкого круга элит и никогда не для народных масс собственных стран, не получающих никакой реальной выгоды от колониальной эксплуатации остального мира.
Посмотрим теперь, где два вышеупомянутых приёма принесли атлантистам эпохи Пама оглушительный успех, а где провалились, и почему. Связь с нашим временем тут прямая: геополитическая тактика атлантистов не изменилась ни в чём существенном.
Раз за разом атлантисты в конце 20-х - начале 40-х годов XIX века проворачивали один и тот же геополитический трюк под названием «отними прибрежный кусок и сделай его форпостом Моря». Так были осуществлены следующие события:
- отщипывание британцами в ходе аргентинско-бразильских войн куска спорной территории и превращение её в марионеточное государство Уругвай (1828), впоследствии (в его приморской зоне) попавшее в зависимость от атлантистской Франции;
- отщипывание британцами от Нидерландов нового марионеточного королевства Бельгии (1830) как противовеса и Франции, и Нидерландам, и Пруссии;
- отщипывание от Османской империи нежизнеспособного куска Южной Греции, зависимого от сил Моря, последующее убийство пророссийского президента Каподистрии (1831) и превращение Греции в марионетку Лондона с одновременным продавливанием турок;
- расчленение Великой Колумбии на куски со смертью Боливара (1830-31), включая отщипывание района реки Эссекибо от неё к Британской Гвиане (Гайане);
- захват Мальвинских островов у Аргентины (1833);
- расчленение Соединённых провинций Центральной Америки после низвержения там британского ставленника на пять карликовых и слабых государств (1838-40) с одновременным повышением статуса Британского Гондураса (Белиза);
- захват британцами сферы влияния в приморских районах в ходе гражданских войн в Испании, Португалии, Уругвае;
- британские десанты к черкесам на побережье Кавказа в ходе войны против России;
- опиумная война и захват Гонконга у Китая (1839-40).
Разумеется, венцом стратегии ощипывания континента чуть позже станет любимое детище Пальмерстона - Крымская война против России, не достигшая, впрочем, своих максимальных целей ввиду русских успехов в обороне и охлаждения европейских союзников к пальмерстоновской Британии.
Во всём этом была видна чёткая стратегия Пальмерстона и его непосредственных предшественников и преемников - атлантистов. Континентальные противники же их обычно оказывались или всё понимающими, но откровенно слабыми в военном или политическом отношении, либо сильными, но ничего не понимающими в противодействии геополитическим ударам атлантистских стратегов. Если брать 1830-е годы, то на планете нашлось лишь два правителя, достаточно умных и сильных для того, чтобы Панатлантический маг сломал о них себе зубы: афганский эмир Дост-Мухаммед и парагвайский Верховный правитель, доктор Франсия. Все остальные сливались в руки атлантистам самым жалким образом.
Атлантистская стратегия, сформированная Пальмерстоном и Ко, по существу неизменна доныне. Если первый её столп - это откусывание прибрежных территорий, то второй - британская поддержка подрывных, террористических движений в других странах: в 1830-е годы чаще всего левых и либеральных, но в дело шли и кавказские горцы (миссия Уркварта), и польская и венгерская шляхта. Пальмерстон сделал важный шаг вперёд в превращении Лондона в глобальный революционный штаб, при этом жестоко подавляя любые социальные протесты и оппозицию внутри самой Британии.
Поэтому, когда Фёдор Тютчев и Фридрих Энгельс в 1848-1853 гг. солидарно противопоставляли Россию и Революцию (первый на стороне России, второй на стороне Революции), нужно иметь в виду, что именно с 1830-х годов складывается прочный альянс британской элиты (и всё более и более зависимой от неё французской) с всемирной Революцией. Так что лондонскими продажными девками с самого начала были и Маркс с Энгельсом, и Герцен с Бакуниным.
Слово Революция слишком многозначно и используется самыми разными силами в противоположных смыслах. Но специально для коммунистов нужно пояснить, что либерально-плутократический Запад склонен приписывать себе монополию на Революцию, которая трактуется как общая борьба буржуазии и леваков против традиционных институтов и ценностей за полную эмансипацию индивида от вообще всего (начали с Бога и Монарха, продолжили сословиями и церквями, закончили гендером). В последние годы идеологи атлантизма стали называть эти процессы «Атлантической революцией», противопоставляя её Консервативным революциям - континентальным если не по замыслу, то по результатам. В этом отношении опять-таки показателен пример десятков случаев, когда крупные деятели начинали в юности с левой революционности, но, с самого начала придавая ей антибуржуазный характер, вскоре приходили к консервативным, сакральным, традиционным позициям. Пожалуйста, именно в этом заключался секрет доктора Франсии и его парагвайской революции, против которой вся объединённая морская мощь Британии и Франции ничего сделать в эпоху Пальмерстона так и не смогла.
Наши коммунисты часто слишком зашорены догмой о том, что они якобы революционны, а капиталистический Запад якобы давно стал консервативен. Но это не так. С точки зрения атлантистов-глобалистов современный империализм НАТО и ЕС - это как раз революция против традиционных сил и режимов, более того - для них это продолжение старых буржуазных революций и «пролетарской» марксо-энгельсовой в том числе. Напротив, поздний СССР или арабские национальные социалистические режимы воспринимались ими как «реакционный деспотизм», прямо по Марксу и Энгельсу.
Вот почему вчерашние леваки постоянно становятся крупнейшими идеологами Запада: так было при Свинбëрне, так было и при Адорно и Хоркхаймере, так происходит и сейчас при Глюксмане и Кон-Бендите, Бернаре-Анри Леви и Жижеке. Троцкисты из окружения Лео Штрауса стали американскими неоконами и воспитали Буша. Леваки 60-70-х годов Джон Керри, Йошка Фишер, Йенс Столтенберг стали столпами американского капитализма и империализма, конечно, не случайно. Дело не только в продажности, дело в том, что изначальная левацкая идея о том, что «нужно эмансипировать индивида» и «капитализм нужно поддержать против традиционных обществ, потому что он более эмансипаторский» ни к чему другому просто не могла привести, если следовать ей буквально.
В 1830-е годы атлантисты Пальмерстона и Ко отработали технологии поощрения революций, во многом ставшие образцом для цветных революций начала XXI века - школа-то одна. Посмотрим на то, кого и как поддерживали британские либералы.
Для стран Западной Европы речь шла о сети масонских и парамасонских (карбонарских) структур типа «Молодой Италии» и прочих, по образцу которых позже будут возникать всё новые и новые клоны в Восточной Европе второй половины XIX века (а Михаил Катков в 1860-е годы будет бояться, что британцы возьмутся за организацию «Молодых Якутий» и «Молодых Мордовий»).
Судьба самих итальянских краснорубашечников, получавших финансирование от британских вигов и поддержку от британской левой интеллигенции, была незавидна: их использовали и потом кинули. Ни Гарибальди, ни Мадзини не получили реальной власти. Зато оба успели поработать наёмными войсками атлантизма и в Уругвае, и для польской шляхты, а в конце жизни и во франко-прусской войне.
Особенно постыдна была уругвайская эпопея. Там имела место гражданская война континенталистов-бланкос (белых) во главе с бывшим президентом - традиционалистом Орибе и атлантистов-колорадос (красных), запершихся в порту Монтевидео и при поддержке французского флота восемь лет сидевших в осаде (самая долгая осада города в Новое время в мире). Ради удержания в руках англо-французских капиталистов морского плацдарма Монтевидео и удушения континенталистов Орибе и Росаса европейские революционеры были пущены своими либеральными хозяевами в расход.
Классическим ходом Пальмерстона стала поддержка испанских и португальских либералов в гражданских войнах против тамошних консерваторов: карлистов и мигелистов соответственно. Кстати, именно карлисты первые стали себя называть «традиционалистами». Замысел Пальмерстона оформился в виде подписания Четверного союза подрывных сил: правительств Британии, Франции и либеральных хунт Испании и Португалии. Правда, этот союз через десять лет развалился из-за противоречий, но это уже другая история. Главное - был положен прецедент сколачиванию сил либеральной Революции в один военный блок, прототип НАТО.
Правда, Пальмерстон не учёл интернационализации конфликта. Оказалось, что в эту игру можно играть вдвоём. И если либералы-масоны поставляли оружие и контингенты для испанских и португальских либералов, то консерваторы со всей Европы (включая саму Англию) ехали добровольцами сражаться за карлистов и мигелистов. Ехали французские роялисты из Вандее, ехали на помощь карлистам прусские роялисты во главе с князем Лихновским (позже он будет убит в революцию 1848 г. толпой коммунистов, которые снова отработали как британские марионетки). Эти старания не были напрасны: хотя карлисты и не победили, а победил либеральный режим Изабеллы, но в нём вскоре произошёл внутренний переворот генерала Прима, в результате которого к власти пришли антибританские консерваторы (идеолог - Доносо Кортес), с которыми в 1848 году Пальмерстон разорвал дипломатические отношения.
Но что ещё важнее, ехали на помощь карлистам и традиционалисты из самой Англии и Шотландии. Более того, если «Молодые…» в Европе были орудием Лондона и Парижа против традиционных сил, то «Молодая Англия» (а чуть позже и «Молодая Ирландия»), наоборот, стали точкой сборки британских традиционалистов против атлантистского либерального режима в Лондоне. О причинах этого надо сказать отдельно, ибо здесь коренится третий важнейший признак атлантизма.
Третий (после откусывания островных и прибрежных территорий и искусственного поджигания революций) признак атлантизма может показаться необычным и крайне нелогичным, иррациональным, даже нелепым. Но без него атлантизм не был бы атлантизмом.
Он заключается в том, что, получая огромные прибыли от эксплуатации всего остального покорённого ими мира, атлантистские режимы ничуть не склонны тратить награбленное на развитие собственных стран. Они упорно держат народы своих же стран в чудовищных социальных условиях, не развивают доступные социальные блага, портят инфраструктуру и т. д. Всë награбленное атлантистские элиты тратят на самих себя, а не на подвластное им население, из которого они рекрутируют в свой состав лишь отдельных индивидов.
Иными словами, не случайно, а закономерно, что в своих странах (Британия, США, Франция, Австралия, Япония и т.д.) прочные атлантистские режимы десятилетиями и даже столетиями поддерживают основную массу населения в совершенно скотских условиях. Примерно нулевой уровень ЖКХ, никем не убираемые грязь и наркомания в центре мегаполисов, отсутствие здравоохранения как управляемой общенациональной системы (приведшее к его позорному коллапсу в 2020 году), хаос в образовании, умышленно разрушаемая инфраструктура железных дорог и общественного транспорта (со специальной целью навредить гражданам своей же страны)… Всё это - отнюдь не новшества XXI века. Таким атлантизм был и в «классическом» XIX веке: и в метрополиях, и даже по отношению к своим колонистам в островных и заморских колониях (то, как британское правительство обошлось с поселенцами стратегически ключевых островов Вознесения и Святой Елены - отдельная песня, а ведь были ещё всякие тихоокеанские истории). Совсем недавно Трамп верно заметил, что «США внутри - это страна третьего мира» (хотя он скромно забыл добавить, что и сам лично не делал вообще ничего для исправления этой ситуации).
Поведение атлантистских правительств, ведущих откровенно людоедскую и антисоциальную политику не только по отношению к чужим странам и народам, но и к «своим», лишний раз подчёркивает паразитический характер этих элит. Народы их стран (включая и этнических англосаксов, этнических французов и проч.) для них не «свои», а лишь расходный материал, разве что чуть более дорогой, чем народы «третьего мира». Атлантизм предельно элитарен и сословен, он доставляет баснословные прибыли лишь «кочующему» слою глобалистов-космополитов. Жители самих атлантистских стран - как сельской местности, так и городских трущоб - страдают от этих паразитов веками не меньше нашего и рассматриваются атлантистами не только как подданные, но и как опасные внутренние враги, которые ни в коем случае не должны получать ничего хорошего: ни дорог, ни коммуналки, ни зарплаты, ни здравоохранения, ни образования.
Когда мы говорим о яркости и показательности 1830-х и в чуть меньшей степени 1840-х годов для вскрытия основных трёх признаков атлантизма, то, констатируя социал-дарвинистскую, антинародную и античеловеческую направленность социально-экономической политики тогдашних атлантистских режимов (Британии прежде всего, хотя Франции и США тоже), то открывается простор для разговоров о традиционалистской оппозиции этому злу, которая как раз в данную эпоху начала активно консолидироваться."
Джорджо Агамбен. Восток и Запад
История человечества всегда имела теологическую подоплеку, и поэтому может быть поучительно взглянуть на нынешний конфликт между Востоком и Западом с точки зрения раскола, который отделил Римскую церковь от Православной много веков назад. Как известно, основой раскола стал вопрос о филиокве: римский символ веры гласил, что Святой Дух исходил от Отца и Сына (ex Patre Filioque), тогда как для Православной Церкви Святой Дух исходил только от Отца.
Если перевести язык теологии на конкретно-исторические понятия, то это означает - поскольку Сын воплощает божественное домостроительство спасения на уровне земной истории - что для греческого православного Востока духовная жизнь верующих не была непосредственно связана с историческим развитием экономики. Отрицание филиокве отделяет небесный мир от земного, теологию от истории экономики. И это - без ущерба для других факторов - может объяснить, почему Запад - особенно в его протестантской версии - обращает внимание на историческое развитие экономики, совершенно неизвестной греческому православному миру, который, кажется, игнорирует промышленную революцию и продолжает опираться на феодальные модели. В переводе на язык теологии марксистский примат экономики над духовной жизнью также прекрасно соответствует связи Святого Духа с Сыном, которая отличает Символ веры Запада.
Тем более чреват последствиями разворот, произошедший вместе с Русской революцией, когда западная модель примата исторической экономики насильно прививается к миру, духовно совершенно не готовому к ее восприятию. Опять же, с этой точки зрения, провал советской модели и очевидное повторное предложение теологических мотивов в постсоветской России можно объяснить как возвращение утраченной независимости Святого Духа, который вновь занимает ту главенствующую позицию, которую коммунистический режим не смог стереть.
Кажется тем более абсурдным, что - хотя в последние десятилетия Римская и Православная церкви сближались - Запад, не случайно под руководством протестантской страны, теперь предлагает - более или менее бессознательно во имя филиокве - беспощадную войну с православной Россией.
"Мы, греки, - говорил он <старец Паисий Святогорец>, - имеем страх Божий, а у европейцев есть обходительность, полная эгоизма. И если мы, греки, потеряем страх Божий, то, не отличаясь обходительностью, останемся ни с чем".
az118: Прогрессизм - вид социокультурного рака с психосоциальной чумой, а чума возникает в очагах с особыми условиями и потом разносится по миру, порождая эпидемии и пандемии.
в истории известны два первичных очага прогрессизма и оба в Восточном Средиземноморье - Финикия после 18 века до н.э. с колонией Карфаген, который стал независимым в 7 веке до н.э., и Афины после 9 века до н.э., где с ростом городского населения стало недостаточно пресной воды, а почва в округе была слишком бедной для пропитания горожан, но был открытый выход в море и условия для развития мелкого отгонного скотоводства, садоводства и ремесел плюс географическое положение, очень удобное для центра транзитной морской торговли, дающей богатые средства не только для выживания, но и для процветания. Однако ценой такого процветания в Карфагене и Афинах было радикальное изменение социально-политической структуры общества с военно-аристократической во главе с басилевсом, который был вождем, судьей и верх.жрецом, на торгово-олигархическую и демократическую с системным рабством как основной производительной силой. в Средневековье по этому пути пошли Венеция, Генуя и др. прибрежные торговые города Сев.Италии и Сев.Германии (транзитная торговля на Балтике - Ганзейский Союз), а также Хазария (торг.пути из варяг в персы и из франков в тюрки и китайцы), а с 17 века - кальвинистские Голландия и Британия, ее североамериканские колонии, особенно на севере, а вскоре и Франция, и там везде в 16-18 вв произошли антифеодальные революции, в 19-20 вв охватившие весь мир.
религиозное обоснование торгашества и ремесленничества было взято из Ветхого завета, он - из иудаизма, а тот - из синтеза мифологии др.шумеров 32-27 вв до н.э. (в древнейшем шумерском городе Эриду в устье Ефрата на берегу Персидского залива шумерам приходилось противостоять разрушительному действию моря, из которого рождалась суша) и западных семитов 20-11 вв до н.э. (острая потребность в пресной воде и дожде при соленом море в пустыне и полупустыне) о сотворении мира и человека из водного хаоса и договора избранных с демиургом в обмен на защиту и возвышение надо всеми. Ислам появился стараниями одного торговца в Южной Аравии только через 300 лет после легализации христианства.
в Вост.Азии 23-1 до и 0-19 вв после такого не было, хотя города и торговля в Китае появились в 23-18 (легендарное Ся), а первое достоверное государство Шан - в 17-16 вв до н.э., но был культ предков, Неба-Отца и Земли-Матери (как и везде в энеолите и Бронзовом веке), несмотря на периодические нашествия варваров с севера, распады государства, его новые собирания новыми, часто варварскими, династиями на неизменной соц-полит основе от геоклиматического положения в обширных плодородных долинах крупных рек, как и Др.Египет 30-8, Шумеро-Аккад 26-21 и Хараппа 25-16 вв до н.э.
...Старец Кирилл говорит Жану Бьесу:
- Большинство - это стадо, которое не спешит узнать и расшифровать благую весть о спасении и которое почти ничего не знающее… Один человек, да еще Бог, - вот вам и большинство!.. Церковь, которая никогда не получала обещаний земной победы, доживет до конца, даже превратившись в совсем небольшую паству… Я знаю, возлюбленные братия, что повсюду говорят, что мы, афонские старцы, сборище убогих, фанатичных невежественных монахов, а мы же здесь для того, чтобы несмотря на все наше ничтожество и наше невежество свидетельствовать о славе Всемогущего. Скоро скажут, что мы лишь секта, тогда как вся совокупность ересей, скопленных в течении 20 веков, будет считаться Истиной!.. Мы принимаем ненависть людей, так как мы навечно и нераздельно слиты с богочеловеческой любовью. Да, мы принадлежим к “остатку малому” - о чем говорит божественный апостол Павел - который никогда не преклонит колен перед Ваалом. Мы знаем вместе с Василием Великим, что “отнюдь не большинство будет спасено”, и вместе с Никифором Исповедником, что “даже если малое число остается верным православному благочестию, оно-то и составляет Церковь”.
"Пальмерстон - прямой предтеча НАТО, и созданная им система опередила своё время, столкнувшись с некоторой незрелостью тогдашней ситуации на международной арене, её неготовностью к воплощению в жизнь до конца атлантистской программы. По этой причине она не была реализована до конца при жизни Пальмерстона (абсолютно доминировавшего на британской политической арене с 1827 года до своей смерти в 1865 году).
Чтобы понять логику, в которой атлантисты действуют до сих пор, лучше всего как раз посмотреть на геополитику Пальмерстона, поскольку она была намного более ярко выраженной, чем у его не всегда последовательных и блеклых преемников. Сегодня все обсуждают проблему Гайаны-Эсекибо, которую Венесуэла расхлёбывает от Пальмерстона до наших дней уже целых 192 года. Но ведь тогда это было не единичное событие, а продуманная стратегия, цепь однотипных событий.
Логика действий Пальмерстона и его прямых предшественников и преемников была проста и незамысловата, даже груба, её мог бы понять и школьник. Удивительно, что лишь немногие из лидеров других государств поняли её и осмелились противодействовать, большинство же было застигнуто врасплох.
Действия Панатлантического мага и Ко сводились к трём основным направлениям:
1. откалывание от всех крупных континентальных государств очень маленьких по территории, но невероятно выгодных морских портов с округой и превращение их в форпосты британской морской мощи в качестве марионеточных государств (и только если сильно повезёт - раздробление самих континентальных государств на части);
2. поддержка альянса либералов и левых с целью организации революционной деятельности и ведения гражданских войн против консерваторов (иными словами, экспорт революции);
3. всё это сопровождалось совершенно скотским отношением к собственному населению и постоянным ухудшением его уровня жизни. Парадоксально, атлантизм всегда работает для выгоды узкого круга элит и никогда не для народных масс собственных стран, не получающих никакой реальной выгоды от колониальной эксплуатации остального мира.
Посмотрим теперь, где два вышеупомянутых приёма принесли атлантистам эпохи Пама оглушительный успех, а где провалились, и почему. Связь с нашим временем тут прямая: геополитическая тактика атлантистов не изменилась ни в чём существенном.
Раз за разом атлантисты в конце 20-х - начале 40-х годов XIX века проворачивали один и тот же геополитический трюк под названием «отними прибрежный кусок и сделай его форпостом Моря». Так были осуществлены следующие события:
- отщипывание британцами в ходе аргентинско-бразильских войн куска спорной территории и превращение её в марионеточное государство Уругвай (1828), впоследствии (в его приморской зоне) попавшее в зависимость от атлантистской Франции;
- отщипывание британцами от Нидерландов нового марионеточного королевства Бельгии (1830) как противовеса и Франции, и Нидерландам, и Пруссии;
- отщипывание от Османской империи нежизнеспособного куска Южной Греции, зависимого от сил Моря, последующее убийство пророссийского президента Каподистрии (1831) и превращение Греции в марионетку Лондона с одновременным продавливанием турок;
- расчленение Великой Колумбии на куски со смертью Боливара (1830-31), включая отщипывание района реки Эссекибо от неё к Британской Гвиане (Гайане);
- захват Мальвинских островов у Аргентины (1833);
- расчленение Соединённых провинций Центральной Америки после низвержения там британского ставленника на пять карликовых и слабых государств (1838-40) с одновременным повышением статуса Британского Гондураса (Белиза);
- захват британцами сферы влияния в приморских районах в ходе гражданских войн в Испании, Португалии, Уругвае;
- британские десанты к черкесам на побережье Кавказа в ходе войны против России;
- опиумная война и захват Гонконга у Китая (1839-40).
Разумеется, венцом стратегии ощипывания континента чуть позже станет любимое детище Пальмерстона - Крымская война против России, не достигшая, впрочем, своих максимальных целей ввиду русских успехов в обороне и охлаждения европейских союзников к пальмерстоновской Британии.
Во всём этом была видна чёткая стратегия Пальмерстона и его непосредственных предшественников и преемников - атлантистов. Континентальные противники же их обычно оказывались или всё понимающими, но откровенно слабыми в военном или политическом отношении, либо сильными, но ничего не понимающими в противодействии геополитическим ударам атлантистских стратегов. Если брать 1830-е годы, то на планете нашлось лишь два правителя, достаточно умных и сильных для того, чтобы Панатлантический маг сломал о них себе зубы: афганский эмир Дост-Мухаммед и парагвайский Верховный правитель, доктор Франсия. Все остальные сливались в руки атлантистам самым жалким образом.
Атлантистская стратегия, сформированная Пальмерстоном и Ко, по существу неизменна доныне. Если первый её столп - это откусывание прибрежных территорий, то второй - британская поддержка подрывных, террористических движений в других странах: в 1830-е годы чаще всего левых и либеральных, но в дело шли и кавказские горцы (миссия Уркварта), и польская и венгерская шляхта. Пальмерстон сделал важный шаг вперёд в превращении Лондона в глобальный революционный штаб, при этом жестоко подавляя любые социальные протесты и оппозицию внутри самой Британии.
Поэтому, когда Фёдор Тютчев и Фридрих Энгельс в 1848-1853 гг. солидарно противопоставляли Россию и Революцию (первый на стороне России, второй на стороне Революции), нужно иметь в виду, что именно с 1830-х годов складывается прочный альянс британской элиты (и всё более и более зависимой от неё французской) с всемирной Революцией. Так что лондонскими продажными девками с самого начала были и Маркс с Энгельсом, и Герцен с Бакуниным.
Слово Революция слишком многозначно и используется самыми разными силами в противоположных смыслах. Но специально для коммунистов нужно пояснить, что либерально-плутократический Запад склонен приписывать себе монополию на Революцию, которая трактуется как общая борьба буржуазии и леваков против традиционных институтов и ценностей за полную эмансипацию индивида от вообще всего (начали с Бога и Монарха, продолжили сословиями и церквями, закончили гендером). В последние годы идеологи атлантизма стали называть эти процессы «Атлантической революцией», противопоставляя её Консервативным революциям - континентальным если не по замыслу, то по результатам. В этом отношении опять-таки показателен пример десятков случаев, когда крупные деятели начинали в юности с левой революционности, но, с самого начала придавая ей антибуржуазный характер, вскоре приходили к консервативным, сакральным, традиционным позициям. Пожалуйста, именно в этом заключался секрет доктора Франсии и его парагвайской революции, против которой вся объединённая морская мощь Британии и Франции ничего сделать в эпоху Пальмерстона так и не смогла.
Наши коммунисты часто слишком зашорены догмой о том, что они якобы революционны, а капиталистический Запад якобы давно стал консервативен. Но это не так. С точки зрения атлантистов-глобалистов современный империализм НАТО и ЕС - это как раз революция против традиционных сил и режимов, более того - для них это продолжение старых буржуазных революций и «пролетарской» марксо-энгельсовой в том числе. Напротив, поздний СССР или арабские национальные социалистические режимы воспринимались ими как «реакционный деспотизм», прямо по Марксу и Энгельсу.
Вот почему вчерашние леваки постоянно становятся крупнейшими идеологами Запада: так было при Свинбëрне, так было и при Адорно и Хоркхаймере, так происходит и сейчас при Глюксмане и Кон-Бендите, Бернаре-Анри Леви и Жижеке. Троцкисты из окружения Лео Штрауса стали американскими неоконами и воспитали Буша. Леваки 60-70-х годов Джон Керри, Йошка Фишер, Йенс Столтенберг стали столпами американского капитализма и империализма, конечно, не случайно. Дело не только в продажности, дело в том, что изначальная левацкая идея о том, что «нужно эмансипировать индивида» и «капитализм нужно поддержать против традиционных обществ, потому что он более эмансипаторский» ни к чему другому просто не могла привести, если следовать ей буквально.
В 1830-е годы атлантисты Пальмерстона и Ко отработали технологии поощрения революций, во многом ставшие образцом для цветных революций начала XXI века - школа-то одна. Посмотрим на то, кого и как поддерживали британские либералы.
Для стран Западной Европы речь шла о сети масонских и парамасонских (карбонарских) структур типа «Молодой Италии» и прочих, по образцу которых позже будут возникать всё новые и новые клоны в Восточной Европе второй половины XIX века (а Михаил Катков в 1860-е годы будет бояться, что британцы возьмутся за организацию «Молодых Якутий» и «Молодых Мордовий»).
Судьба самих итальянских краснорубашечников, получавших финансирование от британских вигов и поддержку от британской левой интеллигенции, была незавидна: их использовали и потом кинули. Ни Гарибальди, ни Мадзини не получили реальной власти. Зато оба успели поработать наёмными войсками атлантизма и в Уругвае, и для польской шляхты, а в конце жизни и во франко-прусской войне.
Особенно постыдна была уругвайская эпопея. Там имела место гражданская война континенталистов-бланкос (белых) во главе с бывшим президентом - традиционалистом Орибе и атлантистов-колорадос (красных), запершихся в порту Монтевидео и при поддержке французского флота восемь лет сидевших в осаде (самая долгая осада города в Новое время в мире). Ради удержания в руках англо-французских капиталистов морского плацдарма Монтевидео и удушения континенталистов Орибе и Росаса европейские революционеры были пущены своими либеральными хозяевами в расход.
Классическим ходом Пальмерстона стала поддержка испанских и португальских либералов в гражданских войнах против тамошних консерваторов: карлистов и мигелистов соответственно. Кстати, именно карлисты первые стали себя называть «традиционалистами». Замысел Пальмерстона оформился в виде подписания Четверного союза подрывных сил: правительств Британии, Франции и либеральных хунт Испании и Португалии. Правда, этот союз через десять лет развалился из-за противоречий, но это уже другая история. Главное - был положен прецедент сколачиванию сил либеральной Революции в один военный блок, прототип НАТО.
Правда, Пальмерстон не учёл интернационализации конфликта. Оказалось, что в эту игру можно играть вдвоём. И если либералы-масоны поставляли оружие и контингенты для испанских и португальских либералов, то консерваторы со всей Европы (включая саму Англию) ехали добровольцами сражаться за карлистов и мигелистов. Ехали французские роялисты из Вандее, ехали на помощь карлистам прусские роялисты во главе с князем Лихновским (позже он будет убит в революцию 1848 г. толпой коммунистов, которые снова отработали как британские марионетки). Эти старания не были напрасны: хотя карлисты и не победили, а победил либеральный режим Изабеллы, но в нём вскоре произошёл внутренний переворот генерала Прима, в результате которого к власти пришли антибританские консерваторы (идеолог - Доносо Кортес), с которыми в 1848 году Пальмерстон разорвал дипломатические отношения.
Но что ещё важнее, ехали на помощь карлистам и традиционалисты из самой Англии и Шотландии. Более того, если «Молодые…» в Европе были орудием Лондона и Парижа против традиционных сил, то «Молодая Англия» (а чуть позже и «Молодая Ирландия»), наоборот, стали точкой сборки британских традиционалистов против атлантистского либерального режима в Лондоне. О причинах этого надо сказать отдельно, ибо здесь коренится третий важнейший признак атлантизма.
Третий (после откусывания островных и прибрежных территорий и искусственного поджигания революций) признак атлантизма может показаться необычным и крайне нелогичным, иррациональным, даже нелепым. Но без него атлантизм не был бы атлантизмом.
Он заключается в том, что, получая огромные прибыли от эксплуатации всего остального покорённого ими мира, атлантистские режимы ничуть не склонны тратить награбленное на развитие собственных стран. Они упорно держат народы своих же стран в чудовищных социальных условиях, не развивают доступные социальные блага, портят инфраструктуру и т. д. Всë награбленное атлантистские элиты тратят на самих себя, а не на подвластное им население, из которого они рекрутируют в свой состав лишь отдельных индивидов.
Иными словами, не случайно, а закономерно, что в своих странах (Британия, США, Франция, Австралия, Япония и т.д.) прочные атлантистские режимы десятилетиями и даже столетиями поддерживают основную массу населения в совершенно скотских условиях. Примерно нулевой уровень ЖКХ, никем не убираемые грязь и наркомания в центре мегаполисов, отсутствие здравоохранения как управляемой общенациональной системы (приведшее к его позорному коллапсу в 2020 году), хаос в образовании, умышленно разрушаемая инфраструктура железных дорог и общественного транспорта (со специальной целью навредить гражданам своей же страны)… Всё это - отнюдь не новшества XXI века. Таким атлантизм был и в «классическом» XIX веке: и в метрополиях, и даже по отношению к своим колонистам в островных и заморских колониях (то, как британское правительство обошлось с поселенцами стратегически ключевых островов Вознесения и Святой Елены - отдельная песня, а ведь были ещё всякие тихоокеанские истории). Совсем недавно Трамп верно заметил, что «США внутри - это страна третьего мира» (хотя он скромно забыл добавить, что и сам лично не делал вообще ничего для исправления этой ситуации).
Поведение атлантистских правительств, ведущих откровенно людоедскую и антисоциальную политику не только по отношению к чужим странам и народам, но и к «своим», лишний раз подчёркивает паразитический характер этих элит. Народы их стран (включая и этнических англосаксов, этнических французов и проч.) для них не «свои», а лишь расходный материал, разве что чуть более дорогой, чем народы «третьего мира». Атлантизм предельно элитарен и сословен, он доставляет баснословные прибыли лишь «кочующему» слою глобалистов-космополитов. Жители самих атлантистских стран - как сельской местности, так и городских трущоб - страдают от этих паразитов веками не меньше нашего и рассматриваются атлантистами не только как подданные, но и как опасные внутренние враги, которые ни в коем случае не должны получать ничего хорошего: ни дорог, ни коммуналки, ни зарплаты, ни здравоохранения, ни образования.
Когда мы говорим о яркости и показательности 1830-х и в чуть меньшей степени 1840-х годов для вскрытия основных трёх признаков атлантизма, то, констатируя социал-дарвинистскую, антинародную и античеловеческую направленность социально-экономической политики тогдашних атлантистских режимов (Британии прежде всего, хотя Франции и США тоже), то открывается простор для разговоров о традиционалистской оппозиции этому злу, которая как раз в данную эпоху начала активно консолидироваться."
Джорджо Агамбен. Восток и Запад
История человечества всегда имела теологическую подоплеку, и поэтому может быть поучительно взглянуть на нынешний конфликт между Востоком и Западом с точки зрения раскола, который отделил Римскую церковь от Православной много веков назад. Как известно, основой раскола стал вопрос о филиокве: римский символ веры гласил, что Святой Дух исходил от Отца и Сына (ex Patre Filioque), тогда как для Православной Церкви Святой Дух исходил только от Отца.
Если перевести язык теологии на конкретно-исторические понятия, то это означает - поскольку Сын воплощает божественное домостроительство спасения на уровне земной истории - что для греческого православного Востока духовная жизнь верующих не была непосредственно связана с историческим развитием экономики. Отрицание филиокве отделяет небесный мир от земного, теологию от истории экономики. И это - без ущерба для других факторов - может объяснить, почему Запад - особенно в его протестантской версии - обращает внимание на историческое развитие экономики, совершенно неизвестной греческому православному миру, который, кажется, игнорирует промышленную революцию и продолжает опираться на феодальные модели. В переводе на язык теологии марксистский примат экономики над духовной жизнью также прекрасно соответствует связи Святого Духа с Сыном, которая отличает Символ веры Запада.
Тем более чреват последствиями разворот, произошедший вместе с Русской революцией, когда западная модель примата исторической экономики насильно прививается к миру, духовно совершенно не готовому к ее восприятию. Опять же, с этой точки зрения, провал советской модели и очевидное повторное предложение теологических мотивов в постсоветской России можно объяснить как возвращение утраченной независимости Святого Духа, который вновь занимает ту главенствующую позицию, которую коммунистический режим не смог стереть.
Кажется тем более абсурдным, что - хотя в последние десятилетия Римская и Православная церкви сближались - Запад, не случайно под руководством протестантской страны, теперь предлагает - более или менее бессознательно во имя филиокве - беспощадную войну с православной Россией.
"Мы, греки, - говорил он <старец Паисий Святогорец>, - имеем страх Божий, а у европейцев есть обходительность, полная эгоизма. И если мы, греки, потеряем страх Божий, то, не отличаясь обходительностью, останемся ни с чем".
az118: Прогрессизм - вид социокультурного рака с психосоциальной чумой, а чума возникает в очагах с особыми условиями и потом разносится по миру, порождая эпидемии и пандемии.
в истории известны два первичных очага прогрессизма и оба в Восточном Средиземноморье - Финикия после 18 века до н.э. с колонией Карфаген, который стал независимым в 7 веке до н.э., и Афины после 9 века до н.э., где с ростом городского населения стало недостаточно пресной воды, а почва в округе была слишком бедной для пропитания горожан, но был открытый выход в море и условия для развития мелкого отгонного скотоводства, садоводства и ремесел плюс географическое положение, очень удобное для центра транзитной морской торговли, дающей богатые средства не только для выживания, но и для процветания. Однако ценой такого процветания в Карфагене и Афинах было радикальное изменение социально-политической структуры общества с военно-аристократической во главе с басилевсом, который был вождем, судьей и верх.жрецом, на торгово-олигархическую и демократическую с системным рабством как основной производительной силой. в Средневековье по этому пути пошли Венеция, Генуя и др. прибрежные торговые города Сев.Италии и Сев.Германии (транзитная торговля на Балтике - Ганзейский Союз), а также Хазария (торг.пути из варяг в персы и из франков в тюрки и китайцы), а с 17 века - кальвинистские Голландия и Британия, ее североамериканские колонии, особенно на севере, а вскоре и Франция, и там везде в 16-18 вв произошли антифеодальные революции, в 19-20 вв охватившие весь мир.
религиозное обоснование торгашества и ремесленничества было взято из Ветхого завета, он - из иудаизма, а тот - из синтеза мифологии др.шумеров 32-27 вв до н.э. (в древнейшем шумерском городе Эриду в устье Ефрата на берегу Персидского залива шумерам приходилось противостоять разрушительному действию моря, из которого рождалась суша) и западных семитов 20-11 вв до н.э. (острая потребность в пресной воде и дожде при соленом море в пустыне и полупустыне) о сотворении мира и человека из водного хаоса и договора избранных с демиургом в обмен на защиту и возвышение надо всеми. Ислам появился стараниями одного торговца в Южной Аравии только через 300 лет после легализации христианства.
в Вост.Азии 23-1 до и 0-19 вв после такого не было, хотя города и торговля в Китае появились в 23-18 (легендарное Ся), а первое достоверное государство Шан - в 17-16 вв до н.э., но был культ предков, Неба-Отца и Земли-Матери (как и везде в энеолите и Бронзовом веке), несмотря на периодические нашествия варваров с севера, распады государства, его новые собирания новыми, часто варварскими, династиями на неизменной соц-полит основе от геоклиматического положения в обширных плодородных долинах крупных рек, как и Др.Египет 30-8, Шумеро-Аккад 26-21 и Хараппа 25-16 вв до н.э.
...Старец Кирилл говорит Жану Бьесу:
- Большинство - это стадо, которое не спешит узнать и расшифровать благую весть о спасении и которое почти ничего не знающее… Один человек, да еще Бог, - вот вам и большинство!.. Церковь, которая никогда не получала обещаний земной победы, доживет до конца, даже превратившись в совсем небольшую паству… Я знаю, возлюбленные братия, что повсюду говорят, что мы, афонские старцы, сборище убогих, фанатичных невежественных монахов, а мы же здесь для того, чтобы несмотря на все наше ничтожество и наше невежество свидетельствовать о славе Всемогущего. Скоро скажут, что мы лишь секта, тогда как вся совокупность ересей, скопленных в течении 20 веков, будет считаться Истиной!.. Мы принимаем ненависть людей, так как мы навечно и нераздельно слиты с богочеловеческой любовью. Да, мы принадлежим к “остатку малому” - о чем говорит божественный апостол Павел - который никогда не преклонит колен перед Ваалом. Мы знаем вместе с Василием Великим, что “отнюдь не большинство будет спасено”, и вместе с Никифором Исповедником, что “даже если малое число остается верным православному благочестию, оно-то и составляет Церковь”.