О фильме "Брачная история"
"Главной причиной расхождений парочка считает проблему потери «личности» в брачном союзе. Пускаясь в длинные, сбивчивые речи о «моём», о забвении, поиске и реинкарнации своего Я, они очень быстро и без лишних раздумий вручают свои судьбы адвокатам, с выдохом снимая с себя ответственность и благополучно избавляясь от этого столь желанного Я. Семейные разговоры переходят в плоскость юридического языка, где живые претензии деградируют к мёртвым формулярам иска, а конкретная личность жизненных перипетий к абстрактному лицу судного процесса. Мы видим страдающее безволие: здоровый семейный уговор под давлением адвокатов превращается в договор, требующий печатного закрепления. Юридическая воля растёт, а ментальное движение разводящихся затухает, они опустошаются, превращаясь в полые куклы, игрушки в руках своих представителей." Questor.
"Нарастает холодность, формальность, чему подыгрывает безликая фигура социального работника, тестирующего по алгоритму отцовское и материнское поведение. Жутковатый в своей отстранённости арбитр, не вникающий в конкретную жизнь семьи, но проверяющий работу программных приложений «мама/папа». Герои предельно отстраняются от самих себя, они не властны над самими собой и юридической сценой, играющей ими, они просто следуют некоему року процесса, от причастности к которому, также стараются всячески уклониться.
Контролируя театральные сцены в качестве режиссёра и актрисы, они не желают контролировать сцену своей брачной жизни в роли супругов, возможно, не только брачной, но жизни как таковой. Абсолютное самоустранение в принципиальной неспособности понять и принять экономику семейного союза. Ведь даже пресловутое «моё» оценивается примитивно, как исключительное Я, вплоть до снимающей какой-либо союз атомарности, что закономерно трансформируется в частную собственность, в либеральное право с претензией на власть над ребёнком, имуществом, капиталом.
Это «моё», оказывается, вовсе не следовало какому-то зову пробуждения личности (тогда бы с браком всё было в порядке), а продолжало оставаться неразвитым требованием приватности, сатисфакции по частным счетам. Моё - это половина премии, половина времени ребёнка, просторный дом (один из аргументов разрыва и переезда в качестве комичного лейтмотива), калькуляция творческих инвестиций, мыслей, идей, какие из них были твои, какие мои и т. д. Делёж настолько мелочный, что супруги не чурались даже грязной игры, безвольно выдавая юристам даже свои маленькие нелицеприятные секреты, вырывая рядовые детали из невинного контекста и прикрепляя к делу в контексте обвинения.
Николь (Йоханссон) кажется более активной только потому, что запускает разрыв и настойчивее вверяет себя в цепкие руки своего виртуозного адвоката. Специалист по бракоразводным процессам Нора (Лора Дерн) эффектно демонстрирует болезненную картину самоутраты в представительности, регистрируя насущное социальное положение в Америке, в частности - проблему исчезновения Отца. И с этой точки зрения, и пожалуй только с этой, история Баумбака представляет некоторый интерес, как ревизия предшествующих бракоразводных фильмов в связи с новыми социальными условиями."
"Нарастает холодность, формальность, чему подыгрывает безликая фигура социального работника, тестирующего по алгоритму отцовское и материнское поведение. Жутковатый в своей отстранённости арбитр, не вникающий в конкретную жизнь семьи, но проверяющий работу программных приложений «мама/папа». Герои предельно отстраняются от самих себя, они не властны над самими собой и юридической сценой, играющей ими, они просто следуют некоему року процесса, от причастности к которому, также стараются всячески уклониться.
Контролируя театральные сцены в качестве режиссёра и актрисы, они не желают контролировать сцену своей брачной жизни в роли супругов, возможно, не только брачной, но жизни как таковой. Абсолютное самоустранение в принципиальной неспособности понять и принять экономику семейного союза. Ведь даже пресловутое «моё» оценивается примитивно, как исключительное Я, вплоть до снимающей какой-либо союз атомарности, что закономерно трансформируется в частную собственность, в либеральное право с претензией на власть над ребёнком, имуществом, капиталом.
Это «моё», оказывается, вовсе не следовало какому-то зову пробуждения личности (тогда бы с браком всё было в порядке), а продолжало оставаться неразвитым требованием приватности, сатисфакции по частным счетам. Моё - это половина премии, половина времени ребёнка, просторный дом (один из аргументов разрыва и переезда в качестве комичного лейтмотива), калькуляция творческих инвестиций, мыслей, идей, какие из них были твои, какие мои и т. д. Делёж настолько мелочный, что супруги не чурались даже грязной игры, безвольно выдавая юристам даже свои маленькие нелицеприятные секреты, вырывая рядовые детали из невинного контекста и прикрепляя к делу в контексте обвинения.
Николь (Йоханссон) кажется более активной только потому, что запускает разрыв и настойчивее вверяет себя в цепкие руки своего виртуозного адвоката. Специалист по бракоразводным процессам Нора (Лора Дерн) эффектно демонстрирует болезненную картину самоутраты в представительности, регистрируя насущное социальное положение в Америке, в частности - проблему исчезновения Отца. И с этой точки зрения, и пожалуй только с этой, история Баумбака представляет некоторый интерес, как ревизия предшествующих бракоразводных фильмов в связи с новыми социальными условиями."