Готхард Хейнрици. Россия это не наша Европа, а другой континент
Originally posted by colonelcassad at Готхард Хейнрици. Война на уничтожение
В общем и целом создается впечатление, что русский отводит свои силы на восток. Но если доходит до боя, то сражается он стойко. Он куда сильнее, чем французский солдат. Предельно выносливый, хитрый и коварный.
Некоторые из наших потерь вызваны тем, что русские стреляют в спину нашим бойцам.
Война в России неслыханно кровава. Враг понес потери, невиданные до того в этой войне. Русским солдатам их командиры сказали, что все они будут нами расстреляны. Вместо сдачи в плен они стреляют каждому немцу в спину. Это, конечно, вызывает контрмеры с нашей стороны, достаточно жестокие. И так обе стороны ожесточаются, в результате чего уйма людей теряет свои жизни. Да к тому же плохо просматриваемая местность: повсюду леса, болота, поля со спрятавшимися в них русскими, - короче говоря, тут не слишком приятно.
Необъятные леса до сих пор полны солдат из разбитых дивизий и беженцев, некоторые из них не вооружены, некоторые вооружены, и они невероятно опасны. Даже когда мы направляем дивизии прочесывать эти леса, десятки тысяч умудряются избежать пленения, прячась на непроходимой территории.
Сталин отдал отступающим войскам приказ уничтожать всё, что мы могли бы использовать. Так что опять всё сжигается дотла как во времена Наполеона и в какой-то мере как в 1915 г.
Сегодня нам пришлось казнить коммунистку, которая выхаживала раненых русских, оставшихся в нашем тылу, и всеми средствами боролась против нас. Такая тут война.
Русский очень силен и дерется отчаянно, наущаемый своими комиссарами. Сражения в лесополосе особенно тяжелы. Внезапно, откуда ни возьмись, появляется русский и открывает огонь, атакует колонны, отдельных бойцов или машины со связными. По любым стандартам война тут очень тяжелая. Прежде всего невообразимые транспортные трудности, огромнейшие пространства, бесконечные леса, трудности с языком и тому подобное. Все предыдущие кампании были, скорее, детской игрой по сравнению с нынешними боями. Наши потери значительны, а у русских очень, очень велики.
Всё это крайне изнурительно, ничего подобного не было ни в одной прежней кампании. Кроме того, никто не знает, как долго еще продлится поход. Покамест конца не видно, несмотря на все достигнутые успехи. Хочется надеяться, что русское сопротивление в один прекрасный день сойдет на нет, ведь создавшаяся для них ситуация далека от желаемой. Напротив, она крайне плоха. Уже второй раз их оборона прорвана в нескольких местах. Но отрезанные войска сражаются
упорно и не создается впечатления, что русская воля к сопротивлению была в целом сломлена или что народ возжелал избавиться от своих большевистских вождей. Пока есть ощущение, что война, даже в случае захвата Москвы, продолжится где-нибудь в глубине этой бесконечной страны.
Мы недооценили русского. Всегда говорилось, что им скверно командуют. Проверка их текущих способностей к командованию показывает, что наши операции временно затормозились, а наши бойцы боятся русского коварства. Но мы ежедневно видим, что около 100 человек перебегают на нашу сторону. Может, однажды, когда простые солдаты больше не захотят сражаться, вся лавочка разом рухнет. Пока они рассказывают, что не хотят воевать, но их принуждают комиссары. Это всё как-то сбивает с толку. Чудовищная энергия беспощадно мобилизует все силы и без сожаления посылает солдат в бой. Так русские достигли успехов, которые не дались нашим прежним противникам. Значительны и наши потери. Кампания против России забрала как минимум столько же жизней, сколько все прочие кампании, вместе взятые. Пока что совершенно неясно, чем здесь закончится дело. Нет ощущения, что русский однажды захочет сдаться, как это сделал француз. Возможно, что зимой нас ждет позиционная война в глубине России. Одна мысль об этом дико радует каждого.
Поразительно, как же упорно сражается русский. Его соединения наполовину уничтожены, но он наполняет их свежими бойцами и снова идет в атаку. Как русские этого добиваются, я не понимаю. Пленные настаивают, что всему виной давление комиссаров, которые расстреливают любого, кто не подчиняется. Но такими средствами невозможно постоянно держать войска в боевой готовности. Наше стремительное наступление превратилось в медленное ковыляние. Невозможно предсказать, как далеко внутрь России мы пройдем, пока сопротивление будет столь же упорным. Может, однажды оно и прекратится. Пока же тем не менее сохраняется неопределенность. [...]
Иногда мы думаем, что нам принесет зима. Наверняка нам придется остаться в России. Кажется маловероятным, что большевики пойдут на мировую или вовсе прогонят Сталина. Так что мы встретим зиму в позиционных боях по всей огромной линии фронта. Хорошенькая перспектива.
Русский, несмотря на все его поражения, демонстрирует удивительную сопротивляемость. Вчера читал допрос одного пленного русского командующего армией, который сказал, что они будут продолжать сражаться, даже если Москва падет. Полагаю, он прав. Изменения настанут только тогда, когда система в России обвалится изнутри. Я сомневаюсь, что условия для этого уже сложились. Похоже, что ужасная русская система террора сейчас не допускает никакого альтернативного мнения. Можно представить, что, после того как мы так неожиданно напали на Россию, многие русские, даже инакомыслящие, встали из любви к Родине на сторону Сталина.
Я убежден, что эта война затянется надолго. В этом году она не кончится. Русский возлагает надежды на зиму. За это время он реорганизует свою потрепанную армию и весной снова пойдет в наступление по команде британцев или по собственному желанию. Британцы и американцы счастливы, что национал-социалисты и большевики ослабляют друг друга, и надеются, что ни те, ни другие больше не будут представлять опасности. В любом случае, нам нужно готовиться к еще одному году войны.
Им абсолютно всё равно, сколько из них простится с жизнью. К тому же они совершенно непредсказуемы, осуществляют самые сумасбродные планы против всех правил военного искусства, и именно благодаря этому мы оказываемся в пренеприятнейших ситуациях.
Нам, немцам, в особенности не нравится русский коварный стиль ведения боя. Русского редко увидишь на открытом пространстве, а даже если и так, то он прячется в колосьях. Куда чаще он ползет через лес, через кусты и через болота. Русский нападает из засад, со спины, эти люди вцепились в непроходимую местность как вши и нельзя от них избавиться, даже если дважды прочесать территорию.
Решающий час еще не пробил. В верхах сильно просчитались насчет России. Мы можем надеяться лишь на то, что грядущие события пойдут так, что можно будет сказать: Россия практически нейтрализована. Однако даже в этом случае не стоит питать иллюзий, что внутрироссийская ситуация изменится и страна выйдет из войны. Британия точно пришла в себя за это лето. Америке не терпится вступить в войну. Кульминация войны еще впереди. Это значит, что всё затянется.
Наш переводчик [Бейтелышпахер] утверждает, что Украина может прокормить всю Европу. Без нее в России наступит голод. Меня это устраивает.
Никто из тех, кто узнал Россию, не хочет и в следующем году воевать тут так, как в нынешнем. Каждому немцу, столкнувшемуся с большевизмом, его уже хватило.
Вот это всё и называется Великороссией. Вот мы где. Перед нами безбрежные леса. Говорят, волки тут вроде домашних животных. Ходит слух, что кого-то уже укусила бешеная волчица. Такое тут вполне возможно, не только же вшам и клопам кусаться. О них уже и не говорят.
Мы не видели более убогих деревень, чем эти. Приземистые, они размазаны по лощинам. Все домишки из толстого бруса, даже внутри. Чувствуешь себя охотником на Диком Западе.
Мы накануне решающего сражения в России. Можно быть уверенным, что нас вновь ждет большой успех. Пока неясно, достигнет ли он тех масштабов, что были под Киевом. И всё же дальнейшее развитие общей ситуации на Востоке зависит от наших ближайших достижений. Говорят, что в Киеве ситуация не очень благоприятная, поскольку русские перед отходом оставили и спрятали огромное количество мин и взрывчатки, которая теперь взлетает на воздух. Такое ведение боевых действий, свидетелями которого мы являемся, не имеет ничего общего с войной в рамках приличий.
Но в целом надо сказать, что противник уже повержен и что теперь он потеряет оставшееся ядро своей армии, которое должно защищать Москву. К концу месяца у него не останется ни его столицы, ни знаменитого промышленного региона в Донецком бассейне, а армия будет чудовищно ослаблена. Нелегко будет русскому восполнить эти потери. Но мы не можем предполагать, что война заканчивается. Пока что каждый военнопленный заявлял: «Да даже если вы отбросите нас к уральским горам, не будет мира между вами и нами. Большевик не может заключить мир с национал-социалистом. Соглашение невозможно. Да, мы сильно потрепаны, но не побеждены.
Сегодня читал, что Лондон боится сепаратного мира между Россией и нами. Я и представить не могу, чтобы Гитлер согласился заключить мир с большевиками, - нет, только с иной системой, дружественной национал-социализму. - Только что услышал сообщение, что пала Одесса. Наша передовая дивизия стоит всего лишь в 73 километрах от Москвы! Думаю, что среди нас нет никого, кто бы не желал, чтобы тем самым эта война и наше пребывание в России кончились бы. Но никто не верит, что так произойдет.
Этот народ нельзя мерить нашими мерками! Я думаю, к нему можно относиться действительно сообразно лишь в том случае, если приплывешь сюда на корабле как на чужой континент, причем, едва подняв якорь в нашем порту, нужно порвать всякую связь с тем, что нам привычно.
Не ломай голову насчет рождественских подарков из Москвы. Пока что русский защищается с огромным ожесточением. Много крови прольется, пока мы туда дойдем, но мы ее возьмем.
Поглядим, может, пойдем прямиком в это коммунистическое гнездышко или позволим им вымереть от голода и холода, вместо того чтобы вести яростные уличные бои. Раньше все войны решались за одну такую кампанию. Почему сегодня всё должно тянуться годы!
Мы застряли прямо у ворот Москвы. Ближние к ней дивизии всего в 60 километрах от города, это три дня небольших переходов. Длань, так сказать, уже простерта над цитаделью коммунизма. У нас явное превосходство сил! И вот, десять дней назад бегун, что почти победил, застрял в грязи и не может вытащить из нее ноги!
Партизанская активность под Лихвином заметно растет. Бейтельшпахер только б-го числа поймал 60 человек, из них 40 красноармейцев, 20 он сумел осудить и прикончить. Одного молодого парня они повесили в городе, то есть они освобождают полевых жандармов от этой безрадостной работы и сами ее выполняют. Бальцен с интересом наблюдал за зрелищем. Все впечатлены партизанской силой духа. Ни один ничего не выдает, все молчат и идут на смерть. Я сказал Бейтельшпахеру, чтобы он не вешал партизан ближе, чем в ста метрах от моего окна. Не самый приятный вид с утра.
Наши солдаты спрашивают, когда же это всё кончится? Я могу только пожать плечами и сказать, что не знаю. Другие спрашивают, когда же они поедут в отпуск, на что в нынешней ситуации можно только улыбнуться. [...] Многие простудились из-за мерзкой погоды, и среди солдат из-за обовшивления всё больше распространяется чесотка. Неделями невозможно было помыться. Одежда и обувь в войсках затерты до дыр и почти разваливаются. Русские одеты лучше нас. Но главное то, что они всё равно проиграют в войне.
Почти всегда партизаны встречают смерть со стоическим хладнокровием. Они никого не выдают и ни о чем не рассказывают. На многочасовых допросах они повторяют лишь: «Я выполнял приказ». 18-летний парень, назвавшийся командиром партизан-кавалеристов, сам накинул на себя петлю, крикнул «Я умираю за коммунизм» и спрыгнул вниз. И таких фанатичных борцов за коммунизм тут множество.
На данный момент мы находимся в отчаянном положении. Противник как бешеный атакует наши недавно занятые позиции. Наши ребята крайне измождены. К тому же около -20° и ледяной северный ветер, что гоняет по земле клубы снега. Ситуация как никогда плохая, и мы со страхом ожидаем самых неприятных последствий. Опасность ситуации прежде всего в том, что наши люди находятся на пределе своих сил.
День нам обошелся в 250 убитых и раненых и 850 обмороженных. 17-й пехотный полк переформирован в три усиленные роты, в каждой по 10 унтер-офицеров и 38 солдат!!, к этому еще пять тяжелых пулеметных расчетов. Вот с такими силами, без каких-либо резервов мы держим наши позиции!
Так армия не смогла достичь желаемого успеха. В особенности ситуацию ухудшило то, что численность имеющихся частей упала до смехотворных величин и что за пять месяцев наступательных действий они были морально и физически вымотаны, в то время как русский посылал против нас всё новые и новые силы. Не важно, откуда они их там выцарапали, они всё равно были - хорошо одетые, хорошо накормленные, прогретые алкоголем и с немалым пополнением. У нас ничего этого нет. Медленно, но верно мы тут допобеждались до полного истощения наших сил. Горькая концовка.
Но подчиняться законам зимы должны обе воюющие стороны. Не знаю, спрашивали ли об этом русского. Пока что он к этому не склонен, а напротив, яростно атакует на разных направлениях. Прибыли сибиряки. Привыкшие к холоду и хорошо одетые, им эти температуры кажутся умеренными.
Остается только поражаться всей мощи описания у Толстого и четкости, с которой он выписывает характеры. Прочитав его, разрешил для себя загадку, почему же в России всё настолько отсталое и заброшенное. Его рассказ «Утро помещика» рисует крестьян, которых мы видим ежедневно: добродушных, послушных, но без всякой инициативы, сами они ни за что не берутся, даже наоборот, отвергают всё благое, если оно мешает полюбившемуся порядку вещей. И знать не хотят о каких-либо улучшениях. С такими людьми прогресса не достигнешь. С учетом такого положения вещей мой переводчик говорит: два немецких протектората уже образованы. Они станут хорошими колониями. Остаток России распадется на самостоятельные республики. Советское правительство само уже это подготовило. До Байкала они будут зависимы от Германии, а дальше - от Японии. Тем самым проблема России будет решена.
С большим беспокойством пишу тебе о развитии событий здесь. Русский в нескольких местах проделал такие крупные дыры в нашем тоненьком фронте, что заставил нас отступить. Всё происходит в тех же условиях, которые были в 1812 г.: глубокий снег, почти непроходимые дороги, поземка, вьюга и мороз. Что из этого выйдет, я не знаю, сейчас можно лишь надеяться на то, что нам удастся остановить противника. Но в нашем кругу не кажется слишком ясным, как это сделать.
В будущем будет много вопросов относительно причин столь внезапного поворота, который сбросил нас с высочайшей, казалось, вершины в самую пропасть.Русского совершенно недооценили. 3 декабря группа армий передала телеграмму, что, мол, осталось в последний раз напрячься и противник будет сломлен. Резервов у него больше не осталось. Зато у него еще осталась сибирская армия, у него остались бесконечные пополнения, которые снова и снова вливаются в его потрепанные войска.
У нас же с конца июня почти не было пополнений, с октября больше нечего было есть, поэтому пришлось снабжать себя самим с окружающей территории - в случае если что-то удавалось найти. Наши части давно потеряли своих лучших командиров и солдат, и они стояли посреди русской зимы, не имея должного зимнего обмундирования. Приходится лишь изумляться, чего же достигли эти вымотанные, малочисленные, завшивленные и обессиленные люди. Так-то. Теперь русские массы их попросту окружат и раздавят. Пиф-паф - тут зайчику и конец.
Сегодня у нас -35°, а некоторые говорят и о -42°. Русский, похоже, этого не чувствует. Раз за разом он атакует, да и должен атаковать в столь благоприятной для него ситуации. Он надеется уничтожить нашу армию и поэтому не может останавливаться. Как тут всё обернется, я не знаю. Лишь один Бог тут может помочь.
Зима и атаки противника продолжаются. Всё время та же картина, всё время те же события. Всё так же мы не избавились от давления, заставляющего не просто сражаться, а бороться за свою жизнь. В этой борьбе мы стали чуточку сильнее, что не отменяет факта того, что она тяжела, ответственна и полна огорчений. Если бы напряжение наконец ослабло! Когда же прекратится этот исступленный навал! Мы в корне заблуждались относительно численности, возможностей и упорства русских. То же касается и организационных возможностей, и помощи, предоставляемой им.
Приходится признать: хотя русскому и не удалось выдавить нас с его территории, нашу армию он сильно проредил. Господи, до чего же скукожились наши войска, как же плохи дела с офицерами и вооружением. В таком состоянии каждая потеря вдвое или втрое тяжелее.
Если у противника убивает или ранит 1000 солдат, он вводит пополнение или свежие дивизии и продолжает свои попытки. В конце концов, когда видишь, что эта человеческая мясорубка работает день и ночь, без перерыва, это действует на нервы. Атаки можно отбить десять раз, но на одиннадцатый или двенадцатый раз русский всё же достигает некоторого успеха и медленно продирается вперед. Наконец, совершенно неясно, где же нам взять новых солдат, чтобы восполнить потери, возникающие в ужасающих масштабах. Мы возлагали свои надежду на весну. С позавчерашнего дня начало таять, но улучшений не чувствуется.
Атака 98-й пехотной дивизии на Павлово провалилась. Вчера я приехал домой с последнего совещания с чувством: всё, что было в человеческих силах, сделано. Тем не менее - неудача.
Повсюду царит исключительная депрессия. Я тоже могу сказать, что потрясен. Из 850 атаковавших потеряли 12 офицеров и 458 бойцов и ничего не добились.
В войсках исчезающе мало осталось тех, кто протянул с 22 июня до сегодняшнего дня. Но и в высоких штабах люди знают, что было сделано. Для многих, как и для меня, всё это время с начала кампании и до настоящего дня было одной непрерывной бесконечной битвой, без увольнений, без отпуска, без покоя. В Первую мировую войну ничего подобного не происходило. И тогда мы не бывали в подобных сегодняшним кризисных ситуациях, которые сейчас стали почти нормой и с которыми мы всегда, как по волшебству, справляемся.
На данный момент почта у нас работает из рук вон плохо. В тылу партизаны совершили налет на мост, перебили охрану и подорвали его. Железнодорожное сообщение там встало на неделю. Вероятно, поэтому полевая почта и не доходит. В других тыловых районах в этом смысле ситуация тоже всё еще безрадостная. На огромных пространствах и в гигантских лесах этим бандам есть где укрыться от нападения. Они снабжают себя за счет местных жителей, у которых отбирают всё. Так что в этом отношении ситуация напоминает Тридцатилетнюю войну.
Сражения на Кавказе, особенно под Сталинградом, под Ржевом - повсюду крайне тяжелые. Сталинград, похоже, стал практически новым Верденом, так же как и Ржев, только с обратным знаком. От Хартмута очень давно никаких вестей. Да хранит его Господь. К сожалению, стало ясно, что моя надежда на разгром русского как основного противника этим летом не воплотится в жизнь. После осенней паузы, зимой он точно будет атаковать дальше. Он держится, и у него есть как люди, так и ресурсы, чтобы выстоять до следующей весны, когда еще раз попытаются открыть второй фронт на западе.
Весьма интересно, что профессор Зилла в недавнем докладе отстаивал точку зрения на русских, совпадающую с нашей: лишь вместе с ними, а не против их воли следует завоевывать Россию. Кто владеет народом, тот владеет Россией. Но я думаю, что это трудно осуществить. Конечно, здесь много людей, которые, будучи врагами большевизма, не принимают нынешней России. Но всё же больше тех русских, которые, несмотря ни на что, остаются убежденными противниками Германии и немцев.
Когда тот, кто дрался тут год назад, сравнивает те времена с нынешними, то видит, что в прошлом октябре право первого хода было у нас в руках. Мы атаковали и повсюду отбрасывали русского назад, убежденные, что нам это по плечу. Сегодня инициатива опять в руках русского. Мы ожидаем его атаки, причем силами, превосходящими наши.
Но всё же кажется, что и на той стороне не всё в порядке. Новый призыв Сталина открыть второй фронт и упразднение института комиссаров, которых теперь переобучают в офицеры, говорят о том, что дела там не выглядят радужно. Утрата территорий и людские потери имеют сильный эффект и с точки зрения экономики, и с точки зрения резервов. Но до весны русский, конечно, продержится и самое позднее атакует тогда, когда на западе или в Норвегии будет открыт второй фронт. Может, он сделает это на нашем участке и раньше, а именно зимой. Нам точно пойдет на пользу, если она будет очень снежной, так как это усложнит любое нападение.
На оккупированных территориях общее настроение кажется в целом безрадостным. Сейчас все действительно переносят невзгоды. Все надеются на победу наших противников. Настроения не в нашу пользу.
Второй фронт открыли на нашем слабейшем направлении - итальянском. Наши противники надеются выбить Италию из числа держав Оси. С Муссолини в качестве премьер-министра им будет трудно это сделать. Но возможно, что и он падет.
Африка являлась продолжением новой Европы. На сегодня я не вижу возможностей отбить ее назад, если она будет потеряна.
Учитывая эти обстоятельства, правильно ли было начинать русскую кампанию? Я до сих пор склоняюсь к отрицательному ответу. Надо было сделать из них союзников, пусть даже ценой проливов, Дарданелл, - эта война в России поглотила столько немецких сил и сковывает их большую часть.
Чуждая, отсталая, средневековая культура России - нет, это не наша Европа, а буквально другой континент. Если бы не кровавая и жуткая серьезность войны за всем этим, то, даже несмотря на большевизм, красотами природы можно было бы любоваться. Такой вот ноябрь, с сухим холодом и светящим солнцем, куда лучше, чем пасмурный и промозглый ноябрь в Берлине или Кёнигсберге.
Пока у нас тут всё спокойно, на юге разыгрываются впечатляющие события. Русский прорвал фланкировавшие Сталинград с обеих сторон позиции румынских войск и широко - на 70 километров - углубился в тыл. Очевидно, его приготовления к наступлению не были замечены, потому создается впечатление, что этот удар столь же внезапен, как и высадка во французской Африке. Согласно приходящим сообщениям, на сегодняшний вечер ситуация такова, что б-я армия Паулюса окружена под Сталинградом. Это уже не просто неприятно, а весьма скверно. Поскольку не похоже, чтобы в нашем распоряжении были достаточные резервы, с помощью которых ее удалось бы быстро вытащить из окружения.
Когда я 3 января по дороге из отпуска остановился в Берлине у генерал-полковника Фромма, то он мне сказал: «В каких же фантазиях живут эти люди! На этом стуле 12 декабря сидел генерал-фельдмаршал Кейтель и говорил: “Русский более не способен на ведение наступательных действий, имеющих оперативное значение!"» - Похоже, на самом верху желаемое принимается за действительное; конечно, оптимистичный взгляд на вещи неплох, но он не должен полностью затенять реальную ситуацию. Я боюсь, что всё обусловливается фюрером, перед которым никто не хочет показаться колеблющимся. У нас было полно примеров, когда руководящие инстанции ложно оценивали Россию.
Недооценка русского вооружения и способностей русских вооруженных сил. Во время последнего совещания в Варшаве, незадолго до начала кампании, бывшего военного атташе в Москве попросили дать оценку состоянию Красной армии, и он тогда сказал относительно их офицерского корпуса: «Он на уровне унтер-офицеров из самой худшей немецкой роты».
Речь фюрера по случаю начала кампании Зимней помощи в 1941 г.: «Русская армия потеряла 11 (кажется, называлась эта цифра) миллионов убитыми, ранеными и пленными. Такие потери не может выдержать и самая сильная армия, значит и русская тоже».
Заявление шефа прессы рейха Дитриха в конце октября или начале ноября 1941 г.: «Исход войны в России ясен». (Тут играли роль и политические причины, желание сподвигнуть Японию вступить в войну.)
Нас, бывших тогда на фронте, просто ошеломило, когда мы услышали это высказывание и сравнили с тем, что переживали мы.
Оценка состояния противника перед Вяземским сражением (2 октября 1941 г.). ОКХ заявляло, что русский располагает лишь 10-12 дивизиями оперативного резерва. Стоит их уничтожить, и всё закончится.
Постоянно озвучиваемое ожидание, что военный потенциал России будет значительно ослаблен, если удастся достичь несколько удаленных целей, что и было сделано во время наступления на юге в 1942 г. (При этом вообще не упоминая о танках и самолетах, ОКХ недавно признало, что Россия смогла восполнить свои невероятные потери в артиллерии за 1941 г.)
В этой связи я хочу еще вспомнить одно высказывание фельдмаршала Кейтеля, сделанное во время переговоров о перемирии во Франции в 1940 г. или чуть позже: «Война выиграна. Теперь осталось только ее завершить».
Вероятно, руководствуясь подобным подходом, и двинулись против России, предполагали, что и этот поход тоже будет окончен в несколько недель. Мне известно, что уже были заранее назначены гауляйтеры Москвы и Тифлиса. Говорят, что в Берлине до сих пор сидит комиссия, ждущая своей отправки туда.
Из-за этого же своего внутреннего убеждения наше руководство не видело доводов против того, чтобы отправить на - вероятно, крепкий летом - Донской фронт практически исключительно венгров, итальянцев и румын, растянув их на сотни километров фронта. Они решили, что русские, вероятно, исчерпали свой наступательный потенциал. Теперь же последние разгромили первых за несколько часов, разорвали их там, где не было немецких дивизий.
Надо сделать всё, что в наших силах. Но одно ясно, хотя я всегда одинок в этом мнении: война против России была неправильной затеей. Если боялись их вооружения и их совершенно точно втайне вынашиваемых планов, то нужно было обратиться к искусству политики и искоренить эти угрозы, но не создавать себе нового сверхсильного врага вдобавок к уже имеющимся. В феврале 1941 г.я писал Отто Коглеру в ответ на его вопрос: не могу себе представить, что такого противника можно дополнительно повесить себе на шею, если уже воюешь против половины мира. То же самое несколько дней спустя я высказал в Нанси полковнику Рёрихту. И всё же это произошло, и мне кажется, до добра это нас не доведет. Но не стоит видеть мир в черном цвете, и я надеюсь, что многое, как и прошлой зимой, еще встанет на свои места.
Теперь прорыв коснулся и 2-й армии. Так болезнь пожирает тело, которое теперь уже наполовину в ее власти. Сталинград всё еще защищается. Но, по-видимому, теперь уже недолго осталось. Изуродованное тело бьется в конвульсиях. Ситуация теперь становится ясна и широким массам. Ее не утаить, хотя большинство вообще не представляет, насколько далеко всё зашло.
Мыльный пузырь, столь тонкий и столь растянувшийся, теперь лопнул. Опубликованный сегодня закон о всеобщей трудовой повинности показывает всем, какие трудности испытывает верховное руководство с людскими резервами. Стоило ли в такой ситуации рисковать армией у Сталинграда?
Недооценка противника, переоценка собственных сил, как и желание одурачить других блефом и таким образом добиться успеха, - всё это способствовало возникновению нынешней ситуации. С психологической точки зрения любопытно, что никто не посмел высказаться против этого блефа, ведь ранее он столь часто приносил успех. Столь часто приносил успех вопреки всем вероятностям. Никто не хотел показаться пессимистом и выступить против его использования.
Русский многому научился у нас по части ведения боев. Он командует лучше и целеустремленнее, чем в 1942 г.
Когда я на днях ездил на охоту, мне бросилась в глаза та первозданность, которая проявляется во всей жизни этой гигантской страны. Здесь, на голой земле, нет ничего воображаемого или притворного. Здесь властвует еще не прирученная природа. Ее напору могут противостоять лишь здоровые и сильные. Здесь люди еще слиты с ней так, что живут не рядом с природой, а внутри ее. Поэтому понятно, что русский солдат превосходит немецкого во многих практических вещах и в своей закаленности по отношению к явлениям природы.
Повсюду в нашем тылу до самой Польши в лесах засели банды, которые пытаются взрывать дороги, нападать на немцев, изымать в свое владение скот и провиант, грабить крестьян, не позволять им сдавать нам продукты, и - благодаря своей власти - препятствовать сельскохозяйственному и лесохозяйственному освоению территорий.
Против них приходится вести настоящие военные походы. С упорством и выдержкой они, будучи преследуемы, пробиваются из леса в лес и представляют из себя - при снабжении по воздуху - довольно подлого врага. Бои ведутся безо всякой пощады с обеих сторон.
Они знают, что тысячи схвачены и расстреляны. Но остальные тем не менее продолжают борьбу. Снова и снова в Смоленске, в Орле, в Рославле организации заговорщиков разоблачаются и несут заслуженное наказание. Но возникают новые.
Как моментально рушится всё то, на что люди молились и что они почитали с 1933 г. Внезапно люди осознают, что с Богом шутки плохи и Он один сидит на своем небесном троне.
Дела движутся так, как движутся. Серьезные решения - как обычно - в такое время не принимаются. Все верят, надеются, ждут до тех пор, пока ситуация не станет нестерпимой. А она таковой в один прекрасный день станет.
С каждым местом соединены воспоминания о тяжелых днях. Чаще всего после нашего отступления дома пожирали языки пламени. Другие люди, следовавшие за нами, разрушали их. Война здесь приняла формы, далеко превосходящие формы Тридцатилетней войны. Несмотря на все старания как-то сдерживать такое развитие, которое мне не по душе, часто чувствуешь себя бессильным. Солдатское ремесло более не приносит удовлетворения.
Над многими корпусами Манштейна на юге нависла серьезнейшая угроза. Вероятно, это будет стоить нам Крыма. Это означает опасность воздушных налетов для Румынии и месторождений нефти. Положение выглядит неудовлетворительным в крайней степени. И как должны в нем произойти перемены? Политическим путем? Но мы ни с кем не можем вести политические переговоры. Все беспредельно ненавидят нас. Мы хозяйничаем в таких странах, что не дай Бог! Наши люди еще воображают, что их действия достойны похвалы, если они всё уничтожат. Но из-за этого немецкий народ ждут лишь позор и возмездие. Но они как будто умалишенные. Я пытался под Смоленском управлять этим, противостоять. Но было невозможно остановить людей. Каждая тыловая крыса назначила себя поджигателем во исполнение приказа фюрера. На такое и смотреть-то омерзительно.
Предателям-итальянцам я желаю всего наихудшего. Но нет ничего хорошего в том, что и эта страна теперь так разворовывается и опустошается. Одна из безрадостных глав этой войны повествует о том, какие невероятные ценности были бессмысленно разрушены. Часто кажется, что человечество уже не понимает, что делает. В [Первую] мировую войну ничего подобного не было. Тогда страдали города и деревни, лежавшие в зоне боевых действий. Но это были ограниченные территории. Сейчас же большая часть Европы состоит наполовину из груд развалин. Я постоянно злюсь из-за разрушений здесь, в России. Прежде командование не приказывало, что всё должно быть уничтожено. Мне подобное не по душе, раньше нас воспитывали иначе.
Фоссштрассе была перекрыта, повсюду шла работа над расчисткой улиц от обломков. Проехав по Лейпцигерштрассе, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, вдоль Тиргартена и по Кайзераллее, я еще раз получил возможность детально рассмотреть все случившиеся там разрушения. То, что я уже сказал в Глоттербаде, снова пришло мне на ум: эпоха Вильгельма, в которую я вырос, погребена под развалинами не только внутренне, но сейчас и в ее внешних проявлениях. Она более не вернется.
Надо прямо сказать, что обстановка в нашем Отечестве просто невероятная. Никто не чувствует, что его жизнь в безопасности, один город за другим превращаются в развалины и пепел. Мы заварили такую кашу, что не в силах ее расхлебать. Каким образом? Из-за того что наше руководство утратило чувство меры и потеряло из виду цель, переоценило собственные силы и способности, то, что оно освободило человека ото всех нравственных оков, которые ему предписаны, - причина, по которой старый Фриц написал своего Анти-Макиавелли. Ведь основой наших действий стали именно принципы Макиавелли. Сейчас нам пришлось оккупировать Венгрию, так как эта страна устремилась к другому берегу. [...] Да, мы были вынуждены это сделать, но именно эта вынужденность - лучший показатель того, каково на самом деле наше положение. На юге Восточного фронта наши неудачи столь велики, что объяснить их можно лишь тем, что войска из-за потерь в живой силе и технике утратили способность сопротивляться. Там, где враг наступает, наша оборона рушится. Кажется, что скоро будет достигнут момент, когда там всё будет кончено.
С большим напряжением и участием мы следим за нашим наступлением на западе. Наконец-то нам удалось застать врасплох и врагов и друзей. Я догадывался об этом уже шесть недель назад, не зная никаких подробностей. Мы опасались, что прорыв в Эльзасе лишит нас войск, предназначенных для наступления. Но верховное командование проявило большую внутреннюю стойкость, выдержав удар. Огромной радостью наполнила нас картина того, как противник, вроде бы гарцевавший на красивом коне, внезапно рухнул под копыта. Во всех своих публикациях господин Эйзенхауэр уже представлял себя полным диктатором Германии. Мы желали ему от всего сердца того, чтобы его дешевые успехи, которых он столь легко добился из-за превосходства в технике и огромных людских резервах, обернулись поражением. Этим людям, которые годами вели войну так, будто им ничего не угрожает, придется сейчас познать то, через что пришлось пройти нам. И они теперь должны увидеть, что означает оказаться в окружении и иметь в собственном тылу вражеские танки. Надеюсь, в этой ситуации они насладятся всеми возможными удовольствиями.
Я не могу даже выразить, насколько сильно я потрясен всем происходящим в Германии. Каково сейчас приходится родственникам в Кёнигсберге, знает только Бог. А ведь еще совсем недавно дядя Отто рассказывал о своей домашней идиллии. Сегодня на улицах Кёнигсберга бушует ярость войны.
Твой пессимистично настроенный муж в итоге оказался прав: он предвидел наступление конца, и этот конец пришел. Божий суд жесток и ужасен. Но он только начался. Кто знает, что плохого случится еще.
В последние три недели я пережил кошмары внутренних потрясений, душевных мук, сомнений и битв. Долг, повиновение, совесть и собственные убеждения боролись внутри меня. Никаких путей для отступления не было, не было возможности уйти от судьбы, если не считать смерти. Но самому стремиться к ней было бы мерзким кощунством. И так, когда меня терзали страшнейшие угрызения совести, когда требования громоздились на требования и не означали ничего иного, как бессмысленно жертвовать немецкими жизнями, когда случился сильнейший конфликт с Кейтелем, настаивавшем на том, чтобы я повиновался, мне пришлось подчиниться ему, но одновременно я подал в отставку. Я объяснил ему, что требования собственной совести ставлю выше всех прочих обязательств. Я отошел в сторону и сказал, что не могу больше идти вместе с ним! Наконец мне удалось вырваться из этой сети обязанностей и обязательств, в которую я угодил. После этого он снял меня с моего поста. Уже пять дней как я без должности и убегаю от врага.
Хейнрици оставался на службе в течение всей Второй мировой войны. Как и в Первой мировой, он принимал участие в боях и на Восточном, и на Западном фронтах. Во время войны он заслужил репутацию одного из лучших оборонительных тактиков вермахта, за что получил от коллег и подчиненных прозвище «наш ядовитый гном» (нем. Unser Giftzwerg).
В общем и целом создается впечатление, что русский отводит свои силы на восток. Но если доходит до боя, то сражается он стойко. Он куда сильнее, чем французский солдат. Предельно выносливый, хитрый и коварный.
Некоторые из наших потерь вызваны тем, что русские стреляют в спину нашим бойцам.
Война в России неслыханно кровава. Враг понес потери, невиданные до того в этой войне. Русским солдатам их командиры сказали, что все они будут нами расстреляны. Вместо сдачи в плен они стреляют каждому немцу в спину. Это, конечно, вызывает контрмеры с нашей стороны, достаточно жестокие. И так обе стороны ожесточаются, в результате чего уйма людей теряет свои жизни. Да к тому же плохо просматриваемая местность: повсюду леса, болота, поля со спрятавшимися в них русскими, - короче говоря, тут не слишком приятно.
Необъятные леса до сих пор полны солдат из разбитых дивизий и беженцев, некоторые из них не вооружены, некоторые вооружены, и они невероятно опасны. Даже когда мы направляем дивизии прочесывать эти леса, десятки тысяч умудряются избежать пленения, прячась на непроходимой территории.
Сталин отдал отступающим войскам приказ уничтожать всё, что мы могли бы использовать. Так что опять всё сжигается дотла как во времена Наполеона и в какой-то мере как в 1915 г.
Сегодня нам пришлось казнить коммунистку, которая выхаживала раненых русских, оставшихся в нашем тылу, и всеми средствами боролась против нас. Такая тут война.
Русский очень силен и дерется отчаянно, наущаемый своими комиссарами. Сражения в лесополосе особенно тяжелы. Внезапно, откуда ни возьмись, появляется русский и открывает огонь, атакует колонны, отдельных бойцов или машины со связными. По любым стандартам война тут очень тяжелая. Прежде всего невообразимые транспортные трудности, огромнейшие пространства, бесконечные леса, трудности с языком и тому подобное. Все предыдущие кампании были, скорее, детской игрой по сравнению с нынешними боями. Наши потери значительны, а у русских очень, очень велики.
Всё это крайне изнурительно, ничего подобного не было ни в одной прежней кампании. Кроме того, никто не знает, как долго еще продлится поход. Покамест конца не видно, несмотря на все достигнутые успехи. Хочется надеяться, что русское сопротивление в один прекрасный день сойдет на нет, ведь создавшаяся для них ситуация далека от желаемой. Напротив, она крайне плоха. Уже второй раз их оборона прорвана в нескольких местах. Но отрезанные войска сражаются
упорно и не создается впечатления, что русская воля к сопротивлению была в целом сломлена или что народ возжелал избавиться от своих большевистских вождей. Пока есть ощущение, что война, даже в случае захвата Москвы, продолжится где-нибудь в глубине этой бесконечной страны.
Мы недооценили русского. Всегда говорилось, что им скверно командуют. Проверка их текущих способностей к командованию показывает, что наши операции временно затормозились, а наши бойцы боятся русского коварства. Но мы ежедневно видим, что около 100 человек перебегают на нашу сторону. Может, однажды, когда простые солдаты больше не захотят сражаться, вся лавочка разом рухнет. Пока они рассказывают, что не хотят воевать, но их принуждают комиссары. Это всё как-то сбивает с толку. Чудовищная энергия беспощадно мобилизует все силы и без сожаления посылает солдат в бой. Так русские достигли успехов, которые не дались нашим прежним противникам. Значительны и наши потери. Кампания против России забрала как минимум столько же жизней, сколько все прочие кампании, вместе взятые. Пока что совершенно неясно, чем здесь закончится дело. Нет ощущения, что русский однажды захочет сдаться, как это сделал француз. Возможно, что зимой нас ждет позиционная война в глубине России. Одна мысль об этом дико радует каждого.
Поразительно, как же упорно сражается русский. Его соединения наполовину уничтожены, но он наполняет их свежими бойцами и снова идет в атаку. Как русские этого добиваются, я не понимаю. Пленные настаивают, что всему виной давление комиссаров, которые расстреливают любого, кто не подчиняется. Но такими средствами невозможно постоянно держать войска в боевой готовности. Наше стремительное наступление превратилось в медленное ковыляние. Невозможно предсказать, как далеко внутрь России мы пройдем, пока сопротивление будет столь же упорным. Может, однажды оно и прекратится. Пока же тем не менее сохраняется неопределенность. [...]
Иногда мы думаем, что нам принесет зима. Наверняка нам придется остаться в России. Кажется маловероятным, что большевики пойдут на мировую или вовсе прогонят Сталина. Так что мы встретим зиму в позиционных боях по всей огромной линии фронта. Хорошенькая перспектива.
Русский, несмотря на все его поражения, демонстрирует удивительную сопротивляемость. Вчера читал допрос одного пленного русского командующего армией, который сказал, что они будут продолжать сражаться, даже если Москва падет. Полагаю, он прав. Изменения настанут только тогда, когда система в России обвалится изнутри. Я сомневаюсь, что условия для этого уже сложились. Похоже, что ужасная русская система террора сейчас не допускает никакого альтернативного мнения. Можно представить, что, после того как мы так неожиданно напали на Россию, многие русские, даже инакомыслящие, встали из любви к Родине на сторону Сталина.
Я убежден, что эта война затянется надолго. В этом году она не кончится. Русский возлагает надежды на зиму. За это время он реорганизует свою потрепанную армию и весной снова пойдет в наступление по команде британцев или по собственному желанию. Британцы и американцы счастливы, что национал-социалисты и большевики ослабляют друг друга, и надеются, что ни те, ни другие больше не будут представлять опасности. В любом случае, нам нужно готовиться к еще одному году войны.
Им абсолютно всё равно, сколько из них простится с жизнью. К тому же они совершенно непредсказуемы, осуществляют самые сумасбродные планы против всех правил военного искусства, и именно благодаря этому мы оказываемся в пренеприятнейших ситуациях.
Нам, немцам, в особенности не нравится русский коварный стиль ведения боя. Русского редко увидишь на открытом пространстве, а даже если и так, то он прячется в колосьях. Куда чаще он ползет через лес, через кусты и через болота. Русский нападает из засад, со спины, эти люди вцепились в непроходимую местность как вши и нельзя от них избавиться, даже если дважды прочесать территорию.
Решающий час еще не пробил. В верхах сильно просчитались насчет России. Мы можем надеяться лишь на то, что грядущие события пойдут так, что можно будет сказать: Россия практически нейтрализована. Однако даже в этом случае не стоит питать иллюзий, что внутрироссийская ситуация изменится и страна выйдет из войны. Британия точно пришла в себя за это лето. Америке не терпится вступить в войну. Кульминация войны еще впереди. Это значит, что всё затянется.
Наш переводчик [Бейтелышпахер] утверждает, что Украина может прокормить всю Европу. Без нее в России наступит голод. Меня это устраивает.
Никто из тех, кто узнал Россию, не хочет и в следующем году воевать тут так, как в нынешнем. Каждому немцу, столкнувшемуся с большевизмом, его уже хватило.
Вот это всё и называется Великороссией. Вот мы где. Перед нами безбрежные леса. Говорят, волки тут вроде домашних животных. Ходит слух, что кого-то уже укусила бешеная волчица. Такое тут вполне возможно, не только же вшам и клопам кусаться. О них уже и не говорят.
Мы не видели более убогих деревень, чем эти. Приземистые, они размазаны по лощинам. Все домишки из толстого бруса, даже внутри. Чувствуешь себя охотником на Диком Западе.
Мы накануне решающего сражения в России. Можно быть уверенным, что нас вновь ждет большой успех. Пока неясно, достигнет ли он тех масштабов, что были под Киевом. И всё же дальнейшее развитие общей ситуации на Востоке зависит от наших ближайших достижений. Говорят, что в Киеве ситуация не очень благоприятная, поскольку русские перед отходом оставили и спрятали огромное количество мин и взрывчатки, которая теперь взлетает на воздух. Такое ведение боевых действий, свидетелями которого мы являемся, не имеет ничего общего с войной в рамках приличий.
Но в целом надо сказать, что противник уже повержен и что теперь он потеряет оставшееся ядро своей армии, которое должно защищать Москву. К концу месяца у него не останется ни его столицы, ни знаменитого промышленного региона в Донецком бассейне, а армия будет чудовищно ослаблена. Нелегко будет русскому восполнить эти потери. Но мы не можем предполагать, что война заканчивается. Пока что каждый военнопленный заявлял: «Да даже если вы отбросите нас к уральским горам, не будет мира между вами и нами. Большевик не может заключить мир с национал-социалистом. Соглашение невозможно. Да, мы сильно потрепаны, но не побеждены.
Сегодня читал, что Лондон боится сепаратного мира между Россией и нами. Я и представить не могу, чтобы Гитлер согласился заключить мир с большевиками, - нет, только с иной системой, дружественной национал-социализму. - Только что услышал сообщение, что пала Одесса. Наша передовая дивизия стоит всего лишь в 73 километрах от Москвы! Думаю, что среди нас нет никого, кто бы не желал, чтобы тем самым эта война и наше пребывание в России кончились бы. Но никто не верит, что так произойдет.
Этот народ нельзя мерить нашими мерками! Я думаю, к нему можно относиться действительно сообразно лишь в том случае, если приплывешь сюда на корабле как на чужой континент, причем, едва подняв якорь в нашем порту, нужно порвать всякую связь с тем, что нам привычно.
Не ломай голову насчет рождественских подарков из Москвы. Пока что русский защищается с огромным ожесточением. Много крови прольется, пока мы туда дойдем, но мы ее возьмем.
Поглядим, может, пойдем прямиком в это коммунистическое гнездышко или позволим им вымереть от голода и холода, вместо того чтобы вести яростные уличные бои. Раньше все войны решались за одну такую кампанию. Почему сегодня всё должно тянуться годы!
Мы застряли прямо у ворот Москвы. Ближние к ней дивизии всего в 60 километрах от города, это три дня небольших переходов. Длань, так сказать, уже простерта над цитаделью коммунизма. У нас явное превосходство сил! И вот, десять дней назад бегун, что почти победил, застрял в грязи и не может вытащить из нее ноги!
Партизанская активность под Лихвином заметно растет. Бейтельшпахер только б-го числа поймал 60 человек, из них 40 красноармейцев, 20 он сумел осудить и прикончить. Одного молодого парня они повесили в городе, то есть они освобождают полевых жандармов от этой безрадостной работы и сами ее выполняют. Бальцен с интересом наблюдал за зрелищем. Все впечатлены партизанской силой духа. Ни один ничего не выдает, все молчат и идут на смерть. Я сказал Бейтельшпахеру, чтобы он не вешал партизан ближе, чем в ста метрах от моего окна. Не самый приятный вид с утра.
Наши солдаты спрашивают, когда же это всё кончится? Я могу только пожать плечами и сказать, что не знаю. Другие спрашивают, когда же они поедут в отпуск, на что в нынешней ситуации можно только улыбнуться. [...] Многие простудились из-за мерзкой погоды, и среди солдат из-за обовшивления всё больше распространяется чесотка. Неделями невозможно было помыться. Одежда и обувь в войсках затерты до дыр и почти разваливаются. Русские одеты лучше нас. Но главное то, что они всё равно проиграют в войне.
Почти всегда партизаны встречают смерть со стоическим хладнокровием. Они никого не выдают и ни о чем не рассказывают. На многочасовых допросах они повторяют лишь: «Я выполнял приказ». 18-летний парень, назвавшийся командиром партизан-кавалеристов, сам накинул на себя петлю, крикнул «Я умираю за коммунизм» и спрыгнул вниз. И таких фанатичных борцов за коммунизм тут множество.
На данный момент мы находимся в отчаянном положении. Противник как бешеный атакует наши недавно занятые позиции. Наши ребята крайне измождены. К тому же около -20° и ледяной северный ветер, что гоняет по земле клубы снега. Ситуация как никогда плохая, и мы со страхом ожидаем самых неприятных последствий. Опасность ситуации прежде всего в том, что наши люди находятся на пределе своих сил.
День нам обошелся в 250 убитых и раненых и 850 обмороженных. 17-й пехотный полк переформирован в три усиленные роты, в каждой по 10 унтер-офицеров и 38 солдат!!, к этому еще пять тяжелых пулеметных расчетов. Вот с такими силами, без каких-либо резервов мы держим наши позиции!
Так армия не смогла достичь желаемого успеха. В особенности ситуацию ухудшило то, что численность имеющихся частей упала до смехотворных величин и что за пять месяцев наступательных действий они были морально и физически вымотаны, в то время как русский посылал против нас всё новые и новые силы. Не важно, откуда они их там выцарапали, они всё равно были - хорошо одетые, хорошо накормленные, прогретые алкоголем и с немалым пополнением. У нас ничего этого нет. Медленно, но верно мы тут допобеждались до полного истощения наших сил. Горькая концовка.
Но подчиняться законам зимы должны обе воюющие стороны. Не знаю, спрашивали ли об этом русского. Пока что он к этому не склонен, а напротив, яростно атакует на разных направлениях. Прибыли сибиряки. Привыкшие к холоду и хорошо одетые, им эти температуры кажутся умеренными.
Остается только поражаться всей мощи описания у Толстого и четкости, с которой он выписывает характеры. Прочитав его, разрешил для себя загадку, почему же в России всё настолько отсталое и заброшенное. Его рассказ «Утро помещика» рисует крестьян, которых мы видим ежедневно: добродушных, послушных, но без всякой инициативы, сами они ни за что не берутся, даже наоборот, отвергают всё благое, если оно мешает полюбившемуся порядку вещей. И знать не хотят о каких-либо улучшениях. С такими людьми прогресса не достигнешь. С учетом такого положения вещей мой переводчик говорит: два немецких протектората уже образованы. Они станут хорошими колониями. Остаток России распадется на самостоятельные республики. Советское правительство само уже это подготовило. До Байкала они будут зависимы от Германии, а дальше - от Японии. Тем самым проблема России будет решена.
С большим беспокойством пишу тебе о развитии событий здесь. Русский в нескольких местах проделал такие крупные дыры в нашем тоненьком фронте, что заставил нас отступить. Всё происходит в тех же условиях, которые были в 1812 г.: глубокий снег, почти непроходимые дороги, поземка, вьюга и мороз. Что из этого выйдет, я не знаю, сейчас можно лишь надеяться на то, что нам удастся остановить противника. Но в нашем кругу не кажется слишком ясным, как это сделать.
В будущем будет много вопросов относительно причин столь внезапного поворота, который сбросил нас с высочайшей, казалось, вершины в самую пропасть.Русского совершенно недооценили. 3 декабря группа армий передала телеграмму, что, мол, осталось в последний раз напрячься и противник будет сломлен. Резервов у него больше не осталось. Зато у него еще осталась сибирская армия, у него остались бесконечные пополнения, которые снова и снова вливаются в его потрепанные войска.
У нас же с конца июня почти не было пополнений, с октября больше нечего было есть, поэтому пришлось снабжать себя самим с окружающей территории - в случае если что-то удавалось найти. Наши части давно потеряли своих лучших командиров и солдат, и они стояли посреди русской зимы, не имея должного зимнего обмундирования. Приходится лишь изумляться, чего же достигли эти вымотанные, малочисленные, завшивленные и обессиленные люди. Так-то. Теперь русские массы их попросту окружат и раздавят. Пиф-паф - тут зайчику и конец.
Сегодня у нас -35°, а некоторые говорят и о -42°. Русский, похоже, этого не чувствует. Раз за разом он атакует, да и должен атаковать в столь благоприятной для него ситуации. Он надеется уничтожить нашу армию и поэтому не может останавливаться. Как тут всё обернется, я не знаю. Лишь один Бог тут может помочь.
Зима и атаки противника продолжаются. Всё время та же картина, всё время те же события. Всё так же мы не избавились от давления, заставляющего не просто сражаться, а бороться за свою жизнь. В этой борьбе мы стали чуточку сильнее, что не отменяет факта того, что она тяжела, ответственна и полна огорчений. Если бы напряжение наконец ослабло! Когда же прекратится этот исступленный навал! Мы в корне заблуждались относительно численности, возможностей и упорства русских. То же касается и организационных возможностей, и помощи, предоставляемой им.
Приходится признать: хотя русскому и не удалось выдавить нас с его территории, нашу армию он сильно проредил. Господи, до чего же скукожились наши войска, как же плохи дела с офицерами и вооружением. В таком состоянии каждая потеря вдвое или втрое тяжелее.
Если у противника убивает или ранит 1000 солдат, он вводит пополнение или свежие дивизии и продолжает свои попытки. В конце концов, когда видишь, что эта человеческая мясорубка работает день и ночь, без перерыва, это действует на нервы. Атаки можно отбить десять раз, но на одиннадцатый или двенадцатый раз русский всё же достигает некоторого успеха и медленно продирается вперед. Наконец, совершенно неясно, где же нам взять новых солдат, чтобы восполнить потери, возникающие в ужасающих масштабах. Мы возлагали свои надежду на весну. С позавчерашнего дня начало таять, но улучшений не чувствуется.
Атака 98-й пехотной дивизии на Павлово провалилась. Вчера я приехал домой с последнего совещания с чувством: всё, что было в человеческих силах, сделано. Тем не менее - неудача.
Повсюду царит исключительная депрессия. Я тоже могу сказать, что потрясен. Из 850 атаковавших потеряли 12 офицеров и 458 бойцов и ничего не добились.
В войсках исчезающе мало осталось тех, кто протянул с 22 июня до сегодняшнего дня. Но и в высоких штабах люди знают, что было сделано. Для многих, как и для меня, всё это время с начала кампании и до настоящего дня было одной непрерывной бесконечной битвой, без увольнений, без отпуска, без покоя. В Первую мировую войну ничего подобного не происходило. И тогда мы не бывали в подобных сегодняшним кризисных ситуациях, которые сейчас стали почти нормой и с которыми мы всегда, как по волшебству, справляемся.
На данный момент почта у нас работает из рук вон плохо. В тылу партизаны совершили налет на мост, перебили охрану и подорвали его. Железнодорожное сообщение там встало на неделю. Вероятно, поэтому полевая почта и не доходит. В других тыловых районах в этом смысле ситуация тоже всё еще безрадостная. На огромных пространствах и в гигантских лесах этим бандам есть где укрыться от нападения. Они снабжают себя за счет местных жителей, у которых отбирают всё. Так что в этом отношении ситуация напоминает Тридцатилетнюю войну.
Сражения на Кавказе, особенно под Сталинградом, под Ржевом - повсюду крайне тяжелые. Сталинград, похоже, стал практически новым Верденом, так же как и Ржев, только с обратным знаком. От Хартмута очень давно никаких вестей. Да хранит его Господь. К сожалению, стало ясно, что моя надежда на разгром русского как основного противника этим летом не воплотится в жизнь. После осенней паузы, зимой он точно будет атаковать дальше. Он держится, и у него есть как люди, так и ресурсы, чтобы выстоять до следующей весны, когда еще раз попытаются открыть второй фронт на западе.
Весьма интересно, что профессор Зилла в недавнем докладе отстаивал точку зрения на русских, совпадающую с нашей: лишь вместе с ними, а не против их воли следует завоевывать Россию. Кто владеет народом, тот владеет Россией. Но я думаю, что это трудно осуществить. Конечно, здесь много людей, которые, будучи врагами большевизма, не принимают нынешней России. Но всё же больше тех русских, которые, несмотря ни на что, остаются убежденными противниками Германии и немцев.
Когда тот, кто дрался тут год назад, сравнивает те времена с нынешними, то видит, что в прошлом октябре право первого хода было у нас в руках. Мы атаковали и повсюду отбрасывали русского назад, убежденные, что нам это по плечу. Сегодня инициатива опять в руках русского. Мы ожидаем его атаки, причем силами, превосходящими наши.
Но всё же кажется, что и на той стороне не всё в порядке. Новый призыв Сталина открыть второй фронт и упразднение института комиссаров, которых теперь переобучают в офицеры, говорят о том, что дела там не выглядят радужно. Утрата территорий и людские потери имеют сильный эффект и с точки зрения экономики, и с точки зрения резервов. Но до весны русский, конечно, продержится и самое позднее атакует тогда, когда на западе или в Норвегии будет открыт второй фронт. Может, он сделает это на нашем участке и раньше, а именно зимой. Нам точно пойдет на пользу, если она будет очень снежной, так как это усложнит любое нападение.
На оккупированных территориях общее настроение кажется в целом безрадостным. Сейчас все действительно переносят невзгоды. Все надеются на победу наших противников. Настроения не в нашу пользу.
Второй фронт открыли на нашем слабейшем направлении - итальянском. Наши противники надеются выбить Италию из числа держав Оси. С Муссолини в качестве премьер-министра им будет трудно это сделать. Но возможно, что и он падет.
Африка являлась продолжением новой Европы. На сегодня я не вижу возможностей отбить ее назад, если она будет потеряна.
Учитывая эти обстоятельства, правильно ли было начинать русскую кампанию? Я до сих пор склоняюсь к отрицательному ответу. Надо было сделать из них союзников, пусть даже ценой проливов, Дарданелл, - эта война в России поглотила столько немецких сил и сковывает их большую часть.
Чуждая, отсталая, средневековая культура России - нет, это не наша Европа, а буквально другой континент. Если бы не кровавая и жуткая серьезность войны за всем этим, то, даже несмотря на большевизм, красотами природы можно было бы любоваться. Такой вот ноябрь, с сухим холодом и светящим солнцем, куда лучше, чем пасмурный и промозглый ноябрь в Берлине или Кёнигсберге.
Пока у нас тут всё спокойно, на юге разыгрываются впечатляющие события. Русский прорвал фланкировавшие Сталинград с обеих сторон позиции румынских войск и широко - на 70 километров - углубился в тыл. Очевидно, его приготовления к наступлению не были замечены, потому создается впечатление, что этот удар столь же внезапен, как и высадка во французской Африке. Согласно приходящим сообщениям, на сегодняшний вечер ситуация такова, что б-я армия Паулюса окружена под Сталинградом. Это уже не просто неприятно, а весьма скверно. Поскольку не похоже, чтобы в нашем распоряжении были достаточные резервы, с помощью которых ее удалось бы быстро вытащить из окружения.
Когда я 3 января по дороге из отпуска остановился в Берлине у генерал-полковника Фромма, то он мне сказал: «В каких же фантазиях живут эти люди! На этом стуле 12 декабря сидел генерал-фельдмаршал Кейтель и говорил: “Русский более не способен на ведение наступательных действий, имеющих оперативное значение!"» - Похоже, на самом верху желаемое принимается за действительное; конечно, оптимистичный взгляд на вещи неплох, но он не должен полностью затенять реальную ситуацию. Я боюсь, что всё обусловливается фюрером, перед которым никто не хочет показаться колеблющимся. У нас было полно примеров, когда руководящие инстанции ложно оценивали Россию.
Недооценка русского вооружения и способностей русских вооруженных сил. Во время последнего совещания в Варшаве, незадолго до начала кампании, бывшего военного атташе в Москве попросили дать оценку состоянию Красной армии, и он тогда сказал относительно их офицерского корпуса: «Он на уровне унтер-офицеров из самой худшей немецкой роты».
Речь фюрера по случаю начала кампании Зимней помощи в 1941 г.: «Русская армия потеряла 11 (кажется, называлась эта цифра) миллионов убитыми, ранеными и пленными. Такие потери не может выдержать и самая сильная армия, значит и русская тоже».
Заявление шефа прессы рейха Дитриха в конце октября или начале ноября 1941 г.: «Исход войны в России ясен». (Тут играли роль и политические причины, желание сподвигнуть Японию вступить в войну.)
Нас, бывших тогда на фронте, просто ошеломило, когда мы услышали это высказывание и сравнили с тем, что переживали мы.
Оценка состояния противника перед Вяземским сражением (2 октября 1941 г.). ОКХ заявляло, что русский располагает лишь 10-12 дивизиями оперативного резерва. Стоит их уничтожить, и всё закончится.
Постоянно озвучиваемое ожидание, что военный потенциал России будет значительно ослаблен, если удастся достичь несколько удаленных целей, что и было сделано во время наступления на юге в 1942 г. (При этом вообще не упоминая о танках и самолетах, ОКХ недавно признало, что Россия смогла восполнить свои невероятные потери в артиллерии за 1941 г.)
В этой связи я хочу еще вспомнить одно высказывание фельдмаршала Кейтеля, сделанное во время переговоров о перемирии во Франции в 1940 г. или чуть позже: «Война выиграна. Теперь осталось только ее завершить».
Вероятно, руководствуясь подобным подходом, и двинулись против России, предполагали, что и этот поход тоже будет окончен в несколько недель. Мне известно, что уже были заранее назначены гауляйтеры Москвы и Тифлиса. Говорят, что в Берлине до сих пор сидит комиссия, ждущая своей отправки туда.
Из-за этого же своего внутреннего убеждения наше руководство не видело доводов против того, чтобы отправить на - вероятно, крепкий летом - Донской фронт практически исключительно венгров, итальянцев и румын, растянув их на сотни километров фронта. Они решили, что русские, вероятно, исчерпали свой наступательный потенциал. Теперь же последние разгромили первых за несколько часов, разорвали их там, где не было немецких дивизий.
Надо сделать всё, что в наших силах. Но одно ясно, хотя я всегда одинок в этом мнении: война против России была неправильной затеей. Если боялись их вооружения и их совершенно точно втайне вынашиваемых планов, то нужно было обратиться к искусству политики и искоренить эти угрозы, но не создавать себе нового сверхсильного врага вдобавок к уже имеющимся. В феврале 1941 г.я писал Отто Коглеру в ответ на его вопрос: не могу себе представить, что такого противника можно дополнительно повесить себе на шею, если уже воюешь против половины мира. То же самое несколько дней спустя я высказал в Нанси полковнику Рёрихту. И всё же это произошло, и мне кажется, до добра это нас не доведет. Но не стоит видеть мир в черном цвете, и я надеюсь, что многое, как и прошлой зимой, еще встанет на свои места.
Теперь прорыв коснулся и 2-й армии. Так болезнь пожирает тело, которое теперь уже наполовину в ее власти. Сталинград всё еще защищается. Но, по-видимому, теперь уже недолго осталось. Изуродованное тело бьется в конвульсиях. Ситуация теперь становится ясна и широким массам. Ее не утаить, хотя большинство вообще не представляет, насколько далеко всё зашло.
Мыльный пузырь, столь тонкий и столь растянувшийся, теперь лопнул. Опубликованный сегодня закон о всеобщей трудовой повинности показывает всем, какие трудности испытывает верховное руководство с людскими резервами. Стоило ли в такой ситуации рисковать армией у Сталинграда?
Недооценка противника, переоценка собственных сил, как и желание одурачить других блефом и таким образом добиться успеха, - всё это способствовало возникновению нынешней ситуации. С психологической точки зрения любопытно, что никто не посмел высказаться против этого блефа, ведь ранее он столь часто приносил успех. Столь часто приносил успех вопреки всем вероятностям. Никто не хотел показаться пессимистом и выступить против его использования.
Русский многому научился у нас по части ведения боев. Он командует лучше и целеустремленнее, чем в 1942 г.
Когда я на днях ездил на охоту, мне бросилась в глаза та первозданность, которая проявляется во всей жизни этой гигантской страны. Здесь, на голой земле, нет ничего воображаемого или притворного. Здесь властвует еще не прирученная природа. Ее напору могут противостоять лишь здоровые и сильные. Здесь люди еще слиты с ней так, что живут не рядом с природой, а внутри ее. Поэтому понятно, что русский солдат превосходит немецкого во многих практических вещах и в своей закаленности по отношению к явлениям природы.
Повсюду в нашем тылу до самой Польши в лесах засели банды, которые пытаются взрывать дороги, нападать на немцев, изымать в свое владение скот и провиант, грабить крестьян, не позволять им сдавать нам продукты, и - благодаря своей власти - препятствовать сельскохозяйственному и лесохозяйственному освоению территорий.
Против них приходится вести настоящие военные походы. С упорством и выдержкой они, будучи преследуемы, пробиваются из леса в лес и представляют из себя - при снабжении по воздуху - довольно подлого врага. Бои ведутся безо всякой пощады с обеих сторон.
Они знают, что тысячи схвачены и расстреляны. Но остальные тем не менее продолжают борьбу. Снова и снова в Смоленске, в Орле, в Рославле организации заговорщиков разоблачаются и несут заслуженное наказание. Но возникают новые.
Как моментально рушится всё то, на что люди молились и что они почитали с 1933 г. Внезапно люди осознают, что с Богом шутки плохи и Он один сидит на своем небесном троне.
Дела движутся так, как движутся. Серьезные решения - как обычно - в такое время не принимаются. Все верят, надеются, ждут до тех пор, пока ситуация не станет нестерпимой. А она таковой в один прекрасный день станет.
С каждым местом соединены воспоминания о тяжелых днях. Чаще всего после нашего отступления дома пожирали языки пламени. Другие люди, следовавшие за нами, разрушали их. Война здесь приняла формы, далеко превосходящие формы Тридцатилетней войны. Несмотря на все старания как-то сдерживать такое развитие, которое мне не по душе, часто чувствуешь себя бессильным. Солдатское ремесло более не приносит удовлетворения.
Над многими корпусами Манштейна на юге нависла серьезнейшая угроза. Вероятно, это будет стоить нам Крыма. Это означает опасность воздушных налетов для Румынии и месторождений нефти. Положение выглядит неудовлетворительным в крайней степени. И как должны в нем произойти перемены? Политическим путем? Но мы ни с кем не можем вести политические переговоры. Все беспредельно ненавидят нас. Мы хозяйничаем в таких странах, что не дай Бог! Наши люди еще воображают, что их действия достойны похвалы, если они всё уничтожат. Но из-за этого немецкий народ ждут лишь позор и возмездие. Но они как будто умалишенные. Я пытался под Смоленском управлять этим, противостоять. Но было невозможно остановить людей. Каждая тыловая крыса назначила себя поджигателем во исполнение приказа фюрера. На такое и смотреть-то омерзительно.
Предателям-итальянцам я желаю всего наихудшего. Но нет ничего хорошего в том, что и эта страна теперь так разворовывается и опустошается. Одна из безрадостных глав этой войны повествует о том, какие невероятные ценности были бессмысленно разрушены. Часто кажется, что человечество уже не понимает, что делает. В [Первую] мировую войну ничего подобного не было. Тогда страдали города и деревни, лежавшие в зоне боевых действий. Но это были ограниченные территории. Сейчас же большая часть Европы состоит наполовину из груд развалин. Я постоянно злюсь из-за разрушений здесь, в России. Прежде командование не приказывало, что всё должно быть уничтожено. Мне подобное не по душе, раньше нас воспитывали иначе.
Фоссштрассе была перекрыта, повсюду шла работа над расчисткой улиц от обломков. Проехав по Лейпцигерштрассе, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, вдоль Тиргартена и по Кайзераллее, я еще раз получил возможность детально рассмотреть все случившиеся там разрушения. То, что я уже сказал в Глоттербаде, снова пришло мне на ум: эпоха Вильгельма, в которую я вырос, погребена под развалинами не только внутренне, но сейчас и в ее внешних проявлениях. Она более не вернется.
Надо прямо сказать, что обстановка в нашем Отечестве просто невероятная. Никто не чувствует, что его жизнь в безопасности, один город за другим превращаются в развалины и пепел. Мы заварили такую кашу, что не в силах ее расхлебать. Каким образом? Из-за того что наше руководство утратило чувство меры и потеряло из виду цель, переоценило собственные силы и способности, то, что оно освободило человека ото всех нравственных оков, которые ему предписаны, - причина, по которой старый Фриц написал своего Анти-Макиавелли. Ведь основой наших действий стали именно принципы Макиавелли. Сейчас нам пришлось оккупировать Венгрию, так как эта страна устремилась к другому берегу. [...] Да, мы были вынуждены это сделать, но именно эта вынужденность - лучший показатель того, каково на самом деле наше положение. На юге Восточного фронта наши неудачи столь велики, что объяснить их можно лишь тем, что войска из-за потерь в живой силе и технике утратили способность сопротивляться. Там, где враг наступает, наша оборона рушится. Кажется, что скоро будет достигнут момент, когда там всё будет кончено.
С большим напряжением и участием мы следим за нашим наступлением на западе. Наконец-то нам удалось застать врасплох и врагов и друзей. Я догадывался об этом уже шесть недель назад, не зная никаких подробностей. Мы опасались, что прорыв в Эльзасе лишит нас войск, предназначенных для наступления. Но верховное командование проявило большую внутреннюю стойкость, выдержав удар. Огромной радостью наполнила нас картина того, как противник, вроде бы гарцевавший на красивом коне, внезапно рухнул под копыта. Во всех своих публикациях господин Эйзенхауэр уже представлял себя полным диктатором Германии. Мы желали ему от всего сердца того, чтобы его дешевые успехи, которых он столь легко добился из-за превосходства в технике и огромных людских резервах, обернулись поражением. Этим людям, которые годами вели войну так, будто им ничего не угрожает, придется сейчас познать то, через что пришлось пройти нам. И они теперь должны увидеть, что означает оказаться в окружении и иметь в собственном тылу вражеские танки. Надеюсь, в этой ситуации они насладятся всеми возможными удовольствиями.
Я не могу даже выразить, насколько сильно я потрясен всем происходящим в Германии. Каково сейчас приходится родственникам в Кёнигсберге, знает только Бог. А ведь еще совсем недавно дядя Отто рассказывал о своей домашней идиллии. Сегодня на улицах Кёнигсберга бушует ярость войны.
Твой пессимистично настроенный муж в итоге оказался прав: он предвидел наступление конца, и этот конец пришел. Божий суд жесток и ужасен. Но он только начался. Кто знает, что плохого случится еще.
В последние три недели я пережил кошмары внутренних потрясений, душевных мук, сомнений и битв. Долг, повиновение, совесть и собственные убеждения боролись внутри меня. Никаких путей для отступления не было, не было возможности уйти от судьбы, если не считать смерти. Но самому стремиться к ней было бы мерзким кощунством. И так, когда меня терзали страшнейшие угрызения совести, когда требования громоздились на требования и не означали ничего иного, как бессмысленно жертвовать немецкими жизнями, когда случился сильнейший конфликт с Кейтелем, настаивавшем на том, чтобы я повиновался, мне пришлось подчиниться ему, но одновременно я подал в отставку. Я объяснил ему, что требования собственной совести ставлю выше всех прочих обязательств. Я отошел в сторону и сказал, что не могу больше идти вместе с ним! Наконец мне удалось вырваться из этой сети обязанностей и обязательств, в которую я угодил. После этого он снял меня с моего поста. Уже пять дней как я без должности и убегаю от врага.
Хейнрици оставался на службе в течение всей Второй мировой войны. Как и в Первой мировой, он принимал участие в боях и на Восточном, и на Западном фронтах. Во время войны он заслужил репутацию одного из лучших оборонительных тактиков вермахта, за что получил от коллег и подчиненных прозвище «наш ядовитый гном» (нем. Unser Giftzwerg).