СВЯТИТЕЛЬ ИННОКЕНТИЙ (ВЕНИАМИНОВ), . Просветитель на далеких Алеутских островах, Аляске, Камчатке
Оригинал взят у ruponia в СВЯТИТЕЛЬ ИННОКЕНТИЙ (ВЕНИАМИНОВ), . Просветитель на далеких Алеутских островах, Аляске, Камчатке
Жизнь великого миссионера святого Иннокентия поражает своей многогранностью. Неутомимый благовестник Евангелия на далеких Алеутских островах, Аляске, Камчатке и Дальнем Востоке; талантливый переводчик Евангелия и богослужебных книг на наречия обращаемых племен; ученый-самородок, чьи исследования в области географии, этнографии, лингвистики и метеорологии до сих пор не потеряли своего научного значения; талантливый механик, сумевший передать свои навыки множеству северных народов. Святитель Иннокентий явил миру удивительно гармоничную и цельную личность, сочетавшую в себе жизнерадостность и любвеобилие с полной преданностью воле Божией, сознанием своего высокого пастырского призвания.
"Русскому народу святитель напоминает о необходимости активного миссионерства, проповеди "во время и не во время" Христовой благой вести во всей ее жизнеутверждающей и жизнесозидательной силе".
До сих пор наиболее фундаментальным исследованием жизни и подвигов митрополита Иннокентия остается работа его биографа И. Барсукова "Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский по его сочинениям, письмам и рассказам современников", которая послужила основой для множества более популярных работ, посвященных святителю. Несомненной научной заслугой И. Барсукова, кроме указанной монографии, явился и труд по составлению и изданию проповедей, писем, статей, и путевых дневников святителя, которые в общей сложности составляют шесть томов и служат основным фундаментом для всякого исследования личности и трудов выдающегося миссионера.
В ряду монографий, содержащих обширный эпистолярный и мемуарный материал, хотелось бы отметить работу выпускника Казанской духовной академии Б. Фиалкина, написанную в начале нашего столетия, но опубликованную только в 1979 году в "Журнале Московской Патриархии", однако не утратившую до сего дня свою научную ценность. В этот ряд можно поставить и труды выпускников нашей Академии: иромонахов Максима (Рыжова) и Мефодия (Кухар).
Знаменательно, что неподдельный интерес со стороны светской науки к личности и трудам великого миссионера сохранялся даже в неблагоприятные для Церкви годы господства в нашей стране атеистической идеологии, о чем свидетельствует раздел, посвященный святителю в книге акад. А. П. Окладникова "Первопроходцы".
Особым почитанием личность святителя окружена в Американской Православной Автокефальной Церкви, ученые-богословы которой до сего дня продолжают исследования и архивные изыскания, посвященные трудам великого архипастыря на Североамериканском континенте. В этой связи хочется отметить появившуюся не столь давно работу профессора-протоиерея Димитрия Григорьева.
Будущий святитель Православной Церкви, митрополит Московский Иннокентий родился 26 августа 1796 года в селе Ангинском Верхоленского уезда Иркутской губернии в семье бедного пономаря Евсевия Попова, который умер, когда мальчику было шесть лет. После смерти отца юного Ивана взял к себе под опеку его дядя диакон Димитрий Попов, которому святитель обязан своим начальным образованием. Через несколько лет о. Димитрий Попов определил способного мальчика в Иркутскую духовную семинарию. В семинарии Ваня Попов был одним из лучших учеников, и семинарское начальство в знак своего к нему благоволения дало ему фамилию Вениаминов по имени незадолго перед тем скончавшегося Иркутского Владыки Вениамина. Уже в эти годы молодой Иван Вениаминов проявил острый интерес к изучению прикладных ремесел, вполне освоился с часовым мастерством и достиг успехов в механике и плотницком деле. Эти навыки весьма пригодились ему в последующем миссионерском служении.
"Со столь разнообразными качествами Вениаминов вошел в зрелую жизнь, и никто не подозревал, что впоследствии он станет столь полезным человеком, будет сообщать свои знания и умения людям, не знавшим еще цивилизации".
Закончив семинарию первым учеником, Иван Вениаминов должен был продолжить свое образование в Духовной академии, но Богу было угодно, чтобы его жизнь устроилась совершенно иначе. За год до окончания семинарии он женился на дочери священника и был рукоположен во диакона к Иркутской Благовещенской церкви. По словам проф. И. Корсунского, то, что юный семинарист не поехал учиться в академию имело промыслительное значение:
"Но без сомнения этим обстоятельством исключительным в своем роде Господь хотел в Своем избраннике показать, как и в некнижных апостолах (Деян. 4,13) показал большую Свою славу, сделав его орудием несравнимо более достохвальных деяний, какие совершаемы были многими людьми, получившими высшее богословское образование, и с таким образованием стоявшие на престолах святительских".
Через четыре года диакон Иван Вениаминов был рукоположен во священника в той же церкви.
"Теперь открылось более широкое поле деятельности для молодого пастыря, и он оказался вполне достойным носителем своего звания".
На молодого священника было возложено послушание преподавания в приходском училище и проведение занятий по Закону Божию и христианской нравственности с детьми по воскресным дням.
Чинность богослужения, вдохновенные проповеди, внимание к духовным нуждам своих прихожан и, особенно, регулярные беседы с пасомыми во внебогослужебное время, снискали любовь жителей Иркутска к молодому пастырю. Прихожане любили молиться в Благовещенской церкви, где "благоговейное служение отца Иоанна было образцом священнического служения".
Но промысел Божий уготовил отцу Иоанну служение не только за пределами Иркутской епархии, но и России.
В начале 1823 года Иркутский Преосвященный Михаил (Бурдуков) получил указ Святейшего Синода, в котором предписывалось послать в Америку, на остров Уналашка священника.
Преосвященный обратился с воззванием ко всем священникам Иркутска изъявить свое согласие на эту командировку, но желающих не оказалось. Большинство священнослужителей мотивировало свои отказы бедностью, старостью, болезнями и т.д. Отказался и отец Иоанн Вениаминов не смотря на то, что в это время в его приходе пребывал, находившийся по торговым делам в Иркутске, Федор Крюков, живший среди алеутов более 40 лет и не перестававший советовать отцу Иоанну ехать на Уналашку. Однако, как писал впоследствии сам святитель:
"... Я был глух ко всем его рассказам и никакие убеждения его меня не трогали. Да и в самом деле, мог ли я, или был ли мне какой расчет, судя по-человечески, ехать Бог знает куда, - когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный свой дом, получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке".
Однако, будущий святитель чувствовал, что Господь указывает ему путь, к которому он призван.
И "... когда этот же выходец (И. Крюков) - уже простившийся со мною совсем и на прощание еще убеждавший меня ехать в Уналашку (это я живо помню) - в тот же самый день, при прощании своем с Преосвященным (у которого мне случилось быть в то время, и даже в гостиной, что было со мною в первый раз), стал рассказывать об усердии Алеутов к молитве и слышанию Слова Божия (что, без сомнения, я слышал от него и прежде и, может быть, не однажды): то - да будет благословенно имя Господне! - я вдруг и, можно сказать, весь загорелся желанием ехать к таким людям...
Могу ли же после этого я, говоря по всей справедливости, вменить себе в заслугу, или считать за какой-нибудь подвиг то, что я поехал в Америку?".
Вскоре отец Иоанн объявил о своем желании ехать изумленному архиерею, который, дорожа им как образцовым пастырем в Иркутске, долго колебался, прежде чем отпустить молодого священника в далекое путешествие.
"Пусть мой пример, - писал позднее святитель, - будет новым доказательством той истины, что от Господа исправляются человеку пути его, и что все мы, служители Церкви Его, ничто иное, как орудие в руках Его. Ему угодно было назначить мне поприще служения в Америке, - и это исполнилось, несмотря даже на противление воли моей".
Около двух месяцев продолжались сборы отца Иоанна. Учитывая всю сложность предстоящего пути, необходимо было запастись всем необходимым провиантом и одеждой. Перед дальней дорогой пастырь посетил свое родное село Ангинское, где отслужил благодарственный молебен и поклонился родным местам. Седьмое мая 1823 года стало днем отправления святителя на "славные полустолетние апостольские подвиги!".
В те годы Аляска и прилежащие к ней острова принадлежали Российской Империи и управлялись Русско-Американской кампанией. Присутствие Русской Православной Церкви в Северной Америке отсчитывается от 1794 года, когда восемь монахов с северо-запада России составили первую православную миссию на этом континенте. Четверо из них были в священном сане. В первый же год миссионерами на острове Кадьяк было крещено около 7000 местных жителей. Но год спустя один из подвижников, отец Ювеналий, был убит на Аляске в местными жителями.
Позднее глава миссии, архимандрит Иосаф, был возведен во епископа Кадьякского, но не смог послужить своей епархии в архиерейском сане, т. к. корабль, на котором он добирался до Аляски, потерпел крушение у берегов Уналашки. Вместе с епископом Иосафом на корабле были также иеромонах Макарий, иподиакон Стефан и 70 пассажиров.
После этого трагического случая более сорока лет на Аляске не было своего епископа. В эти же годы одним из самых известных миссионеров на Аляске был старец Герман, причисленный к лику святых Православной Церковью в Америке в 1970 году. В течении 44-х лет он нес свое миссионерское служение. Сначала блаженный старец жил возле храма миссии на острове Кадьяк, а затем переселился на остров Еловый, который он называл "Новым Валаамом".
Со времени перенесения главного управления русских колоний на Аляске из Кадьяка в Ново-Архангельск (теперь город Ситка) в 1816 году в этом месте не было православных священников.
Священник Лавров, назначенный в Ново-Архангельск, остался на Камчатке, а преклонные возрастом старцы из первой миссии не решались предпринимать опасных морских путешествий, чтобы добраться до Ново-Архангельска. Между тем новая колония значительно расширялась. На службу в Русско-Американскую кампанию приезжало много нового православного народа, как из России, так и из других поселений, но они все были лишены должного пастырского окормления. Например, крещения, погребения и другие требы исполнял служащий Российско-Американской кампании мирянин Беляев, которого правление кампании уговаривало принять священство, но его кандидатуру отклонил Святейший Синод.
В 1821 году Императором были возобновлены дарованные кампании привилегии и права, но при этом ей было вменено в обязанность иметь в колониях священнослужителей. Поэтому из Иркутска было направлено трое священников: на остров Уналашку - отец Иоанн Вениаминов, на остров Кадьяк - отец Фрументий Мордовский и в Атку - отец Иаков Нецветов.
Русско-Американская кампания взяла на себя содержание церквей и священников и все расходы по их миссионерским поездкам. А в церковно-административном подчинении новообразованные приходы находились у Иркутского архиерея.
С отцом Иоанном на Уналашку прибыла его матушка и новорожденный сын Иннокентий, мать-вдова и девятнадцатилетний брат Стефан, который был псаломщиком и чтецом до своего возвращения в Иркутск восемь лет спустя.
"На острове Уналашка отец Иоанн Вениаминов проживал с семьею своей сначала в землянке, а потом уже в деревянном, скромном домике, построенном собственными руками, и его же руками была сделана вся домашняя утварь и даже были сооружены им стенные часы...".
На острове отец Иоанн нашел обширное поприще для миссионерства. На Уналашке жило около пятисот человек, большинство из которых были алеуты. Хотя большинство жителей Уналашки было крещено еще одним из первых миссионеров - иеромонахом Макарием, но с тех пор прошло более двадцати лет. За это время выросло новое поколение, почти не знающее о христианстве, а старшее поколение успело забыть то, чему их учил отец Макарий, поэтому алеуты, по слову самого отца Иннокентия, молились в прямом смысле "неведомому Богу". Как писал сам святитель:
"Алеуты, хотя охотно и скоро приняли Христианскую веру и молились Богу, как были научены; но надобно сказать по истине, что они до времени постоянного у них пребывания священника веровали и молились точно неведомому Богу: потому что отец Макарий, сколько за краткостию времени столько и за неимением хороших толмачей, не мог передать им истин Христианских кроме общих понятий о Боге, Его всемогуществе, благости и проч., при всем том Алеуты остались Христианами или, по крайней мере, они тотчас по крещении не только совершенно оставили шаманство и уничтожили все личины и маски, употреблявшиеся на игрищах и шаманствах, но даже и самые песни, которые хотя сколько-нибудь могли напоминать им прежнюю веру, так что по прибытии моем к ним я, как ни старался (из собственного моего любопытства), но не мог найти ничего такого".
На острове не было храма, только старая полуразвалившаяся часовня. И отец Иоанн принялся строить храм своими силами при помощи своих прихожан. Здесь ему неоценимую помощь оказало знакомство со многими ремеслами, с которыми он знакомил наиболее способных алеутов. Под его наблюдением и руководством в один год храм был выстроен и освящен в 1826 году во имя Вознесения Господня.
"Жители островов скоро оценили апостольскую ревность своего пастыря: как на праздник они всегда выходили к нему навстречу, бросали все дела, с удивительным вниманием слушали его беседы, с удивительным благоговением стояли в храме, не сводя с него глаз: "отец, отец наш" - было ему имя на их языке!".
Сам святитель свидетельствовал об этом:
"Но из всех добрых качеств Алеутов ничто столько не радовало и не услаждало моего сердца, как их усердие, или правильнее сказать, жажда к слышанию слова Божия, так, что скорее утомится самый неутомимый проповедник, чем ослабнет их внимание и усердие к слышанию Слова. Поясним это примерами: по приезде моем в какое-либо селение, все и каждый, совершенно оставляя все свои дела и занятия, как бы они ни были важны в отношении к ним, по первому моему призыву тотчас собирались слушать мои поучения, и все и каждый с удивительным вниманием слушали их, не развлекаясь, не сводя глаз, и даже можно сказать самые нежные матери в это время делались как-бы безчувственны к плачу детей своих, которых и не приводили с собою, если дети не в состоянии понимать".
"В церкви на молитве они стоят удивительно твердо. Во все время продолжения службы, хотя бы то было и 4 часа, как напр. в первые дни Страстной недели, всякий из них и даже самые дети стоят, не переступая с ноги на ногу, так что по выходе их из церкви можно даже перечесть, сколько их было, смотря на их места, где они стояли. Во время служения или чтения, которое из них очень немногие понимают, они ни по каким причинам не оглянутся ни назад, ни на стороны, и всегда смотрят или на образ, или к небу, или на иконы. Такое твердое стояние в церкви тем более стоит похвалы, что они, многое перенимая от Русских и худого и доброго, отнюдь не хотят перенять от них этой иногда слишком неумеренной движимости".
Посвящая пастырским путешествиям значительную часть года, отец Иоанн подвергал себя опасностям и всякого рода лишениям. Плавая по океанским волнам в утлых челноках, в байдарках, сделанных из тюленьей кожи, на деревянных или костяных каркасах, бывших до того узкими, что ноги можно было держать только вытянутыми, ему нередко приходилось по пятнадцать часов кряду проводить в ледяной воде. Бесстрашие и ловкость пастыря изумляли как местных жителей, так и русских колонистов. Но после десятилетнего пребывания на островах у святителя развилась болезнь ног, причинявшая ему постоянные боли на протяжении всей жизни.
Но, совершая переезды с острова на остров и являясь со словом проповеди к алеутам, отец Иоанн на горьком опыте "... понял, как, с одной стороны трудно вести было просвещение через переводчика, а с другой - найти для этой цели подходящее лицо, то есть истинно верующего человека, ревностного к своему делу. И вот он сам с неистощимым терпением берется за изучение алеутского языка и, не смотря на его трудность (особенно по произношению), в несколько лет достигает желаемых результатов».
Отец Иоанн принялся за непростую задачу изучения речи алеутов и создания их национальной письменности, которой к тому времени не существовало. Используя кириллицу им был составлен алфавит алеутско-лисьевского языка, на основе которого отец Иоанн стал обучать детей алеутов чтению и письму, "... тем самым способствуя развитию самосознания этого народа. В свободное время он перевел на алеутско-лисьевский язык Катехизис, сократив некоторые статьи и расширив другие. К 1830 году он уже был в состоянии проповедовать на местном языке без толмача, а затем перевел на алеутский язык Божественную Литургию (кроме тайных молитв), Евангелие от Матфея и некоторые другие молитвы".
Как подчеркивалось в статье о святителе в "Православной Богословской Энциклопедии, он "... скоро начал очень бойко говорить на шести наречиях тамошних племен, составил азбуку наиболее распространенных наречий, перевел Евангелие от Матфея, молитвы и песнопения, к которым так искусно сумел приучить народ, что вскоре были вытеснены шаманские песни. Особенно трудно было бороться с сильно развитым у туземцев пьянством и полигамией, - но миссионер скоро победил и эти трудности".
Накапливая свои наблюдения над речью алеутов, отец Иоанн составил грамматику алеутско-лисьевского языка, а также словарь из 1200 слов. Со смирением священник писал: "Я считаю написание алеутско-лисьевской грамматики почти что бесполезной задачей. Алеутом она не нужна. Они вполне в состоянии общаться между собой и без такой грамматики. Не нужна она и иностранцам. Однако, отметив рвение и неустанность многих ученых в собирании всевозможных сведений и то, как их любопытство возбуждается даже малейшими находками, я решил представить по крайней мере некоторые законы алеутского языка взамен полной грамматики, предполагая, что кто-нибудь сумеет использовать их в рассуждениях о происхождении этого языка или в исторических предположениях".
Но в действительности эта работа святителя в области языкознания получила высокую оценку у российских и зарубежных ученых. Не получив профессионального филологического образования, отец Иоанн справился с поставленной перед собой задачей лучше, чем его современники-лингвисты. Позднее, просвещая индейцев-колош миссионером также была написана лингвистическая работа "Некоторые замечания о колошском и кадьякских языках", в которой рассматривались, кроме означенных, множество других диалектов, бытовавших в русско-американских владениях.
Дар просветителя органически сочетался в личности святителя с несомненным научным талантом. Неутомимый и пытливый наблюдатель отец Иоанн Вениаминов сразу по прибытии на место своего миссионерского служения стал вести дневник, в который он заносил различные географические, этнографические, метеорологические описания. В полярные зимы, когда прекращалось сообщение между островами, он разбирал свои записи, объединял и систематизировал. Эти заметки были собраны в трехтомном труде, озаглавленном "Записки об островах Уналашкинского отдела". За свои научные изыскания священник Иоанн Вениаминов был избран членом-корреспондентом Российской Академии Наук.
Жизнь великого миссионера святого Иннокентия поражает своей многогранностью. Неутомимый благовестник Евангелия на далеких Алеутских островах, Аляске, Камчатке и Дальнем Востоке; талантливый переводчик Евангелия и богослужебных книг на наречия обращаемых племен; ученый-самородок, чьи исследования в области географии, этнографии, лингвистики и метеорологии до сих пор не потеряли своего научного значения; талантливый механик, сумевший передать свои навыки множеству северных народов. Святитель Иннокентий явил миру удивительно гармоничную и цельную личность, сочетавшую в себе жизнерадостность и любвеобилие с полной преданностью воле Божией, сознанием своего высокого пастырского призвания.
"Русскому народу святитель напоминает о необходимости активного миссионерства, проповеди "во время и не во время" Христовой благой вести во всей ее жизнеутверждающей и жизнесозидательной силе".
До сих пор наиболее фундаментальным исследованием жизни и подвигов митрополита Иннокентия остается работа его биографа И. Барсукова "Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский по его сочинениям, письмам и рассказам современников", которая послужила основой для множества более популярных работ, посвященных святителю. Несомненной научной заслугой И. Барсукова, кроме указанной монографии, явился и труд по составлению и изданию проповедей, писем, статей, и путевых дневников святителя, которые в общей сложности составляют шесть томов и служат основным фундаментом для всякого исследования личности и трудов выдающегося миссионера.
В ряду монографий, содержащих обширный эпистолярный и мемуарный материал, хотелось бы отметить работу выпускника Казанской духовной академии Б. Фиалкина, написанную в начале нашего столетия, но опубликованную только в 1979 году в "Журнале Московской Патриархии", однако не утратившую до сего дня свою научную ценность. В этот ряд можно поставить и труды выпускников нашей Академии: иромонахов Максима (Рыжова) и Мефодия (Кухар).
Знаменательно, что неподдельный интерес со стороны светской науки к личности и трудам великого миссионера сохранялся даже в неблагоприятные для Церкви годы господства в нашей стране атеистической идеологии, о чем свидетельствует раздел, посвященный святителю в книге акад. А. П. Окладникова "Первопроходцы".
Особым почитанием личность святителя окружена в Американской Православной Автокефальной Церкви, ученые-богословы которой до сего дня продолжают исследования и архивные изыскания, посвященные трудам великого архипастыря на Североамериканском континенте. В этой связи хочется отметить появившуюся не столь давно работу профессора-протоиерея Димитрия Григорьева.
Будущий святитель Православной Церкви, митрополит Московский Иннокентий родился 26 августа 1796 года в селе Ангинском Верхоленского уезда Иркутской губернии в семье бедного пономаря Евсевия Попова, который умер, когда мальчику было шесть лет. После смерти отца юного Ивана взял к себе под опеку его дядя диакон Димитрий Попов, которому святитель обязан своим начальным образованием. Через несколько лет о. Димитрий Попов определил способного мальчика в Иркутскую духовную семинарию. В семинарии Ваня Попов был одним из лучших учеников, и семинарское начальство в знак своего к нему благоволения дало ему фамилию Вениаминов по имени незадолго перед тем скончавшегося Иркутского Владыки Вениамина. Уже в эти годы молодой Иван Вениаминов проявил острый интерес к изучению прикладных ремесел, вполне освоился с часовым мастерством и достиг успехов в механике и плотницком деле. Эти навыки весьма пригодились ему в последующем миссионерском служении.
"Со столь разнообразными качествами Вениаминов вошел в зрелую жизнь, и никто не подозревал, что впоследствии он станет столь полезным человеком, будет сообщать свои знания и умения людям, не знавшим еще цивилизации".
Закончив семинарию первым учеником, Иван Вениаминов должен был продолжить свое образование в Духовной академии, но Богу было угодно, чтобы его жизнь устроилась совершенно иначе. За год до окончания семинарии он женился на дочери священника и был рукоположен во диакона к Иркутской Благовещенской церкви. По словам проф. И. Корсунского, то, что юный семинарист не поехал учиться в академию имело промыслительное значение:
"Но без сомнения этим обстоятельством исключительным в своем роде Господь хотел в Своем избраннике показать, как и в некнижных апостолах (Деян. 4,13) показал большую Свою славу, сделав его орудием несравнимо более достохвальных деяний, какие совершаемы были многими людьми, получившими высшее богословское образование, и с таким образованием стоявшие на престолах святительских".
Через четыре года диакон Иван Вениаминов был рукоположен во священника в той же церкви.
"Теперь открылось более широкое поле деятельности для молодого пастыря, и он оказался вполне достойным носителем своего звания".
На молодого священника было возложено послушание преподавания в приходском училище и проведение занятий по Закону Божию и христианской нравственности с детьми по воскресным дням.
Чинность богослужения, вдохновенные проповеди, внимание к духовным нуждам своих прихожан и, особенно, регулярные беседы с пасомыми во внебогослужебное время, снискали любовь жителей Иркутска к молодому пастырю. Прихожане любили молиться в Благовещенской церкви, где "благоговейное служение отца Иоанна было образцом священнического служения".
Но промысел Божий уготовил отцу Иоанну служение не только за пределами Иркутской епархии, но и России.
В начале 1823 года Иркутский Преосвященный Михаил (Бурдуков) получил указ Святейшего Синода, в котором предписывалось послать в Америку, на остров Уналашка священника.
Преосвященный обратился с воззванием ко всем священникам Иркутска изъявить свое согласие на эту командировку, но желающих не оказалось. Большинство священнослужителей мотивировало свои отказы бедностью, старостью, болезнями и т.д. Отказался и отец Иоанн Вениаминов не смотря на то, что в это время в его приходе пребывал, находившийся по торговым делам в Иркутске, Федор Крюков, живший среди алеутов более 40 лет и не перестававший советовать отцу Иоанну ехать на Уналашку. Однако, как писал впоследствии сам святитель:
"... Я был глух ко всем его рассказам и никакие убеждения его меня не трогали. Да и в самом деле, мог ли я, или был ли мне какой расчет, судя по-человечески, ехать Бог знает куда, - когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный свой дом, получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке".
Однако, будущий святитель чувствовал, что Господь указывает ему путь, к которому он призван.
И "... когда этот же выходец (И. Крюков) - уже простившийся со мною совсем и на прощание еще убеждавший меня ехать в Уналашку (это я живо помню) - в тот же самый день, при прощании своем с Преосвященным (у которого мне случилось быть в то время, и даже в гостиной, что было со мною в первый раз), стал рассказывать об усердии Алеутов к молитве и слышанию Слова Божия (что, без сомнения, я слышал от него и прежде и, может быть, не однажды): то - да будет благословенно имя Господне! - я вдруг и, можно сказать, весь загорелся желанием ехать к таким людям...
Могу ли же после этого я, говоря по всей справедливости, вменить себе в заслугу, или считать за какой-нибудь подвиг то, что я поехал в Америку?".
Вскоре отец Иоанн объявил о своем желании ехать изумленному архиерею, который, дорожа им как образцовым пастырем в Иркутске, долго колебался, прежде чем отпустить молодого священника в далекое путешествие.
"Пусть мой пример, - писал позднее святитель, - будет новым доказательством той истины, что от Господа исправляются человеку пути его, и что все мы, служители Церкви Его, ничто иное, как орудие в руках Его. Ему угодно было назначить мне поприще служения в Америке, - и это исполнилось, несмотря даже на противление воли моей".
Около двух месяцев продолжались сборы отца Иоанна. Учитывая всю сложность предстоящего пути, необходимо было запастись всем необходимым провиантом и одеждой. Перед дальней дорогой пастырь посетил свое родное село Ангинское, где отслужил благодарственный молебен и поклонился родным местам. Седьмое мая 1823 года стало днем отправления святителя на "славные полустолетние апостольские подвиги!".
В те годы Аляска и прилежащие к ней острова принадлежали Российской Империи и управлялись Русско-Американской кампанией. Присутствие Русской Православной Церкви в Северной Америке отсчитывается от 1794 года, когда восемь монахов с северо-запада России составили первую православную миссию на этом континенте. Четверо из них были в священном сане. В первый же год миссионерами на острове Кадьяк было крещено около 7000 местных жителей. Но год спустя один из подвижников, отец Ювеналий, был убит на Аляске в местными жителями.
Позднее глава миссии, архимандрит Иосаф, был возведен во епископа Кадьякского, но не смог послужить своей епархии в архиерейском сане, т. к. корабль, на котором он добирался до Аляски, потерпел крушение у берегов Уналашки. Вместе с епископом Иосафом на корабле были также иеромонах Макарий, иподиакон Стефан и 70 пассажиров.
После этого трагического случая более сорока лет на Аляске не было своего епископа. В эти же годы одним из самых известных миссионеров на Аляске был старец Герман, причисленный к лику святых Православной Церковью в Америке в 1970 году. В течении 44-х лет он нес свое миссионерское служение. Сначала блаженный старец жил возле храма миссии на острове Кадьяк, а затем переселился на остров Еловый, который он называл "Новым Валаамом".
Со времени перенесения главного управления русских колоний на Аляске из Кадьяка в Ново-Архангельск (теперь город Ситка) в 1816 году в этом месте не было православных священников.
Священник Лавров, назначенный в Ново-Архангельск, остался на Камчатке, а преклонные возрастом старцы из первой миссии не решались предпринимать опасных морских путешествий, чтобы добраться до Ново-Архангельска. Между тем новая колония значительно расширялась. На службу в Русско-Американскую кампанию приезжало много нового православного народа, как из России, так и из других поселений, но они все были лишены должного пастырского окормления. Например, крещения, погребения и другие требы исполнял служащий Российско-Американской кампании мирянин Беляев, которого правление кампании уговаривало принять священство, но его кандидатуру отклонил Святейший Синод.
В 1821 году Императором были возобновлены дарованные кампании привилегии и права, но при этом ей было вменено в обязанность иметь в колониях священнослужителей. Поэтому из Иркутска было направлено трое священников: на остров Уналашку - отец Иоанн Вениаминов, на остров Кадьяк - отец Фрументий Мордовский и в Атку - отец Иаков Нецветов.
Русско-Американская кампания взяла на себя содержание церквей и священников и все расходы по их миссионерским поездкам. А в церковно-административном подчинении новообразованные приходы находились у Иркутского архиерея.
С отцом Иоанном на Уналашку прибыла его матушка и новорожденный сын Иннокентий, мать-вдова и девятнадцатилетний брат Стефан, который был псаломщиком и чтецом до своего возвращения в Иркутск восемь лет спустя.
"На острове Уналашка отец Иоанн Вениаминов проживал с семьею своей сначала в землянке, а потом уже в деревянном, скромном домике, построенном собственными руками, и его же руками была сделана вся домашняя утварь и даже были сооружены им стенные часы...".
На острове отец Иоанн нашел обширное поприще для миссионерства. На Уналашке жило около пятисот человек, большинство из которых были алеуты. Хотя большинство жителей Уналашки было крещено еще одним из первых миссионеров - иеромонахом Макарием, но с тех пор прошло более двадцати лет. За это время выросло новое поколение, почти не знающее о христианстве, а старшее поколение успело забыть то, чему их учил отец Макарий, поэтому алеуты, по слову самого отца Иннокентия, молились в прямом смысле "неведомому Богу". Как писал сам святитель:
"Алеуты, хотя охотно и скоро приняли Христианскую веру и молились Богу, как были научены; но надобно сказать по истине, что они до времени постоянного у них пребывания священника веровали и молились точно неведомому Богу: потому что отец Макарий, сколько за краткостию времени столько и за неимением хороших толмачей, не мог передать им истин Христианских кроме общих понятий о Боге, Его всемогуществе, благости и проч., при всем том Алеуты остались Христианами или, по крайней мере, они тотчас по крещении не только совершенно оставили шаманство и уничтожили все личины и маски, употреблявшиеся на игрищах и шаманствах, но даже и самые песни, которые хотя сколько-нибудь могли напоминать им прежнюю веру, так что по прибытии моем к ним я, как ни старался (из собственного моего любопытства), но не мог найти ничего такого".
На острове не было храма, только старая полуразвалившаяся часовня. И отец Иоанн принялся строить храм своими силами при помощи своих прихожан. Здесь ему неоценимую помощь оказало знакомство со многими ремеслами, с которыми он знакомил наиболее способных алеутов. Под его наблюдением и руководством в один год храм был выстроен и освящен в 1826 году во имя Вознесения Господня.
"Жители островов скоро оценили апостольскую ревность своего пастыря: как на праздник они всегда выходили к нему навстречу, бросали все дела, с удивительным вниманием слушали его беседы, с удивительным благоговением стояли в храме, не сводя с него глаз: "отец, отец наш" - было ему имя на их языке!".
Сам святитель свидетельствовал об этом:
"Но из всех добрых качеств Алеутов ничто столько не радовало и не услаждало моего сердца, как их усердие, или правильнее сказать, жажда к слышанию слова Божия, так, что скорее утомится самый неутомимый проповедник, чем ослабнет их внимание и усердие к слышанию Слова. Поясним это примерами: по приезде моем в какое-либо селение, все и каждый, совершенно оставляя все свои дела и занятия, как бы они ни были важны в отношении к ним, по первому моему призыву тотчас собирались слушать мои поучения, и все и каждый с удивительным вниманием слушали их, не развлекаясь, не сводя глаз, и даже можно сказать самые нежные матери в это время делались как-бы безчувственны к плачу детей своих, которых и не приводили с собою, если дети не в состоянии понимать".
"В церкви на молитве они стоят удивительно твердо. Во все время продолжения службы, хотя бы то было и 4 часа, как напр. в первые дни Страстной недели, всякий из них и даже самые дети стоят, не переступая с ноги на ногу, так что по выходе их из церкви можно даже перечесть, сколько их было, смотря на их места, где они стояли. Во время служения или чтения, которое из них очень немногие понимают, они ни по каким причинам не оглянутся ни назад, ни на стороны, и всегда смотрят или на образ, или к небу, или на иконы. Такое твердое стояние в церкви тем более стоит похвалы, что они, многое перенимая от Русских и худого и доброго, отнюдь не хотят перенять от них этой иногда слишком неумеренной движимости".
Посвящая пастырским путешествиям значительную часть года, отец Иоанн подвергал себя опасностям и всякого рода лишениям. Плавая по океанским волнам в утлых челноках, в байдарках, сделанных из тюленьей кожи, на деревянных или костяных каркасах, бывших до того узкими, что ноги можно было держать только вытянутыми, ему нередко приходилось по пятнадцать часов кряду проводить в ледяной воде. Бесстрашие и ловкость пастыря изумляли как местных жителей, так и русских колонистов. Но после десятилетнего пребывания на островах у святителя развилась болезнь ног, причинявшая ему постоянные боли на протяжении всей жизни.
Но, совершая переезды с острова на остров и являясь со словом проповеди к алеутам, отец Иоанн на горьком опыте "... понял, как, с одной стороны трудно вести было просвещение через переводчика, а с другой - найти для этой цели подходящее лицо, то есть истинно верующего человека, ревностного к своему делу. И вот он сам с неистощимым терпением берется за изучение алеутского языка и, не смотря на его трудность (особенно по произношению), в несколько лет достигает желаемых результатов».
Отец Иоанн принялся за непростую задачу изучения речи алеутов и создания их национальной письменности, которой к тому времени не существовало. Используя кириллицу им был составлен алфавит алеутско-лисьевского языка, на основе которого отец Иоанн стал обучать детей алеутов чтению и письму, "... тем самым способствуя развитию самосознания этого народа. В свободное время он перевел на алеутско-лисьевский язык Катехизис, сократив некоторые статьи и расширив другие. К 1830 году он уже был в состоянии проповедовать на местном языке без толмача, а затем перевел на алеутский язык Божественную Литургию (кроме тайных молитв), Евангелие от Матфея и некоторые другие молитвы".
Как подчеркивалось в статье о святителе в "Православной Богословской Энциклопедии, он "... скоро начал очень бойко говорить на шести наречиях тамошних племен, составил азбуку наиболее распространенных наречий, перевел Евангелие от Матфея, молитвы и песнопения, к которым так искусно сумел приучить народ, что вскоре были вытеснены шаманские песни. Особенно трудно было бороться с сильно развитым у туземцев пьянством и полигамией, - но миссионер скоро победил и эти трудности".
Накапливая свои наблюдения над речью алеутов, отец Иоанн составил грамматику алеутско-лисьевского языка, а также словарь из 1200 слов. Со смирением священник писал: "Я считаю написание алеутско-лисьевской грамматики почти что бесполезной задачей. Алеутом она не нужна. Они вполне в состоянии общаться между собой и без такой грамматики. Не нужна она и иностранцам. Однако, отметив рвение и неустанность многих ученых в собирании всевозможных сведений и то, как их любопытство возбуждается даже малейшими находками, я решил представить по крайней мере некоторые законы алеутского языка взамен полной грамматики, предполагая, что кто-нибудь сумеет использовать их в рассуждениях о происхождении этого языка или в исторических предположениях".
Но в действительности эта работа святителя в области языкознания получила высокую оценку у российских и зарубежных ученых. Не получив профессионального филологического образования, отец Иоанн справился с поставленной перед собой задачей лучше, чем его современники-лингвисты. Позднее, просвещая индейцев-колош миссионером также была написана лингвистическая работа "Некоторые замечания о колошском и кадьякских языках", в которой рассматривались, кроме означенных, множество других диалектов, бытовавших в русско-американских владениях.
Дар просветителя органически сочетался в личности святителя с несомненным научным талантом. Неутомимый и пытливый наблюдатель отец Иоанн Вениаминов сразу по прибытии на место своего миссионерского служения стал вести дневник, в который он заносил различные географические, этнографические, метеорологические описания. В полярные зимы, когда прекращалось сообщение между островами, он разбирал свои записи, объединял и систематизировал. Эти заметки были собраны в трехтомном труде, озаглавленном "Записки об островах Уналашкинского отдела". За свои научные изыскания священник Иоанн Вениаминов был избран членом-корреспондентом Российской Академии Наук.